Американские десантники готовились к бою, сознавая, что враг намного сильнее и многочисленнее. Батарея, развернутая прямо на летном поле, могла накрыть огнем подступающее пространство, а за счет беспилотных разведчиков, готовых к взлету в любую секунду, ни один снаряд не будет израсходован напрасно, точно поразив выбранную цель. Легкие гаубицы М119 сейчас были самым мощным оружием дивизии, основой ее обороны, и орудийная обслуга нервно бегала вокруг своих гаубиц, в любой миг ожидая появления противника. А рядом десантники торопливо устанавливали на треножные станины раструбы пусковых установок противотанковых ракет "Тоу", передавали из рук в руки более компактные ракетные комплексы "Джейвелин" и реактивные гранатометы, лязгали затворами пулеметов и штурмовых винтовок. Всюду звучали команды, и тяжелые ботинки бросавшихся исполнять их бойцов с грохотом барабанили по бетону.
– Если ваши солдаты сунутся сюда, их встретит стена огня, – произнес майор Брукс, обернувшись к сидевшему позади него, на пассажирском сидении, Самойлову. – Самое лучшее, что могут сделать ваши командиры – запретить даже думать об атаке, иначе потери будут чудовищны. Ваши танки встретит град ракет, перед которыми не устоит никакая броня. Вы сможете победить нас, только завалив собственными телами, утопив в море собственной крови – десантники никогда не сдаются и дорого продадут свои жизни!
– Мы, русские, когда это нужно, перестаем беречь собственные жизни, ну а жизни врага для нас никогда не имела цены!
Американский майор ничего не ответил, делая вид, что полностью поглощен происходящим снаружи. А там царила все та же суета, на первый взгляд беспорядочная, но в действительности подчиненная суровым законам войны, в которой следовало не только победить, но и выжить после этого.
С гулом над "Хаммером" величаво проплыл заходивший на посадку транспортный самолет. Казавшийся с земли попросту огромным, С-130Н "Геркулес" плавно развернулся, теряя высоту, и катки шасси со скрежетом коснулись покрытия посадочной полосы. Сбрасывая скорость, пузатый транспортник, по инерции проехав несколько сотен метров, нехотя остановился.
"Хаммер" резко затормозил в нескольких метрах от громады транспортного "Локхида", и майор Брукс, сидевший рядом с водителем, первым выбрался наружу, распахивая дверцу для Самойлова:
– Это за вами, господин министр! Прошу подняться на борт!
В брюхе "Геркулеса", внешне почти ничем – тем более для сугубо гражданского человека – не отличавшегося от сотен таких же транспортников, связывавших континенты, страны и театры военных действий, распахнулся люк. Подали легкий складной трап, и высунувшийся из самолета летчик приглашающе протянул руку неуклюже карабкавшемуся наверх Аркадию Самойлову.
– Добро пожаловать, господин министр! – Американец сверкнул белоснежной улыбкой, но взгляд его иглами колол медленно шагнувшего навстречу русского. – Я полковник Майлз, руководитель операции, Сто девяносто третья эскадрилья специального назначения ВВС США.
Аркадий Самойлов, оказавшись на борту "Геркулеса", недоуменно замер, с удивлением озираясь по сторонам. Вместо гулкого трюма, способного принять несколько десятков солдат, автомобили или любой другой груз, вплоть до бронемашин, глава правительства увидел множество мониторов и приборных панелей, над которыми склонились, негромко переговариваясь между собой, сосредоточенные люди в летной форме. На контрольных панелях перемигивались огоньки, к голосам операторов, погруженных в свою работу, добавлялся гул блоков питания и многочисленных вентиляторов, обдувавших микропроцессоры вычислительных комплексов потоком холодного воздуха.
В кабине "Геркулеса", загромоздившего собой взлетную полосу, первый пилот взглянул на своего напарника, с усмешкой произнеся:
– Можем взлетать! "Груз" на борту!
– Роджер, командир, – сухо кивнул второй пилот, касаясь переключателей на приборной панели. – К взлету готовы! Начинаю разбег!
Турбины "Геркулеса", совершившего посадку только для того, чтобы забрать единственного пассажира, взвыли, и громада транспортного самолета двинулась с места, выруливая на взлетную полосу.
– Пристегнитесь, господин министр, – встретивший Самойлова офицер указал на ближайшее свободное кресло. – Это не пассажирский "Боинг", при взлете может ощутимо тряхнуть, а вы нам нужны целым и невредимым.
Аркадий Самойлов, привыкший к частым перелетам, ощутил всю разницу между военным "бортом" и пассажирским лайнером, когда "Геркулес" резко оторвался от земли, уходя в набор высоты. Перегрузка вдавила премьер-министра в жесткую спинку, а офицеры ВВС, кажется, даже ничего не заметили, продолжая колдовать над консолями, бросая быстрые взгляды на мерцавшие мониторы.
– Вы находитесь на борту уникального авиационного комплекса, – с гордостью произнес полковник Майлз, когда "Геркулес" выровнялся, набрав нужную высоту. – Это самолет психологической войны ЕС-130Е(RR) "Коммандо Соло", наше самое мощное оружие, позволяющее одержать бескровную победу, ведь лишние жертвы не нужны ни вам, ни нам, господин министр. И если вы хотите добра для своего народа, вы поможете нам в этом сейчас.
Он был иронично-холоден и уверен в себе, этот лощеный холеный полковник, отличник Вест-Пойнта, уже чувствовавший себя победителем, и сейчас обращавшийся к главе враждебной державы, почти поставленной на колени, с явным снисхождением, как может позволить себе сильный в беседе со слабым.
– Самолет "Коммандо Соло" представляет собой мощную вещательную станцию. Шесть передатчиков обеспечивают телевещание в цветном формате в широком диапазоне посредством девяти антенн, установленных на фюзеляже. Кроме того, в распоряжении моих людей – восемь мощных радиостанций, способных не только осуществлять передачи, но и ставить помехи чужим передатчикам, и тогда самолет превращается в классическое средство радиоэлектронной борьбы. Весь этот комплекс обслуживают пять операторов и специалист-инженер. Наша цель – сердца и умы врага, но мы не беззащитны и в настоящем бою. Самолет несет станцию предупреждения об облучении, генераторы инфракрасных помех для защиты от ракет с тепловым наведением, и устройства сброса ложны целей. Нас не так просто взять!
Аркадий Самойлов с безучастным видом слушал эту хвастливую речь – иного главе русского правительства просто не оставалось. Он уже совершил то, что любой здравомыслящий человек назвал бы не иначе, как предательством, действуя из благих побуждений, и сейчас, несмотря ни на что, не мог признаться хотя бы самому себе, что ошибся. Но это было так, и чтобы цена ошибки не оказалась слишком высока, премьер-министр был готов на большее, нежели стать единственным слушателем вдохновленного собственной мощью американца. А тот, не замечая отсутствующего выражения на лице своего пассажира, говорил и говорил со все большим вдохновением, пока монолог не был прерван появлением одного из пилотов, покинувшего на время свою кабину.
– Полковник, сэр, мы на высоте тридцать пять тысяч футов, – сообщил летчик. – Ждем ваших указаний, сэр!
– Оставайтесь в этом квадрате вплоть до особого приказа, – распорядился Майлз, и, взглянув на Самойлова, произнес: – Наступает ваше время, господин министр!
Взобравшись на заданную высоту, оставив далеко внизу рваные, словно изрубленный лопастями воздушных винтов, клочья облаков, "Геркулес" перешел в горизонтальный полет. Теперь самолет двигался по кругу, центром которого оказалась российская столица.
– Отсюда мы можем вещать на всю европейскую часть России, – произнес полковник, став в стороне от Аркадия Самойлова. – Большая часть ваших телевизионных и радиостанций уничтожена, так что эфир сейчас практически пуст. Ваше обращение услышат очень многие, так что вам стоит быть как можно более убедительным, господин министр, пока вашим приказам еще кто-то подчиняется, и вы еще способны остановить бессмысленное кровопролитие. На ближайшие несколько минут вы – хозяин всего, что видите вокруг, в том числе и нас самих, но это только на несколько минут, не забывайте об этом, прошу, – усмехнулся Майлз.
Один из операторов указал Самойлову на кресло, усевшись в которое глава правительства оказался точно под бесстрастным "взглядом" объектива телекамеры. Аркадий еще успел заметить задник, раскрашенный в цвета российского флага, тот фон, на котором миллионы его сограждан увидят лидера страны, слушая его обращение.
– Вы можете говорить, господин министр, – сухо промолвил остававшийся безымянным американский офицер. – Все бортовые теле- и радиосистемы работают на передачу, вы в эфире.
Самым сложным оказалось выдавить из себя первое слово. Звуки застряли где-то в глотке, и пришлось приложить огромное усилие, чтобы просто вытолкнуть их из себя.
– Россияне! Сограждане! К вам обращаюсь я, Аркадий Ефимович Самойлов, глава правительства России. к сожалению, законно избранный президент Алексей Швецов трагически погиб, и теперь я говорю с вами на правах главы государства, принявшего на себя бремя власти в эти непростые дни. Наша страна оказалась в трудном положении, и только вы, те, кто сейчас слышит и видит меня, кто считает себя настоящими патриотами, преданными Родине, можете его облегчить!
Аркадий Самойлов не готовился к этому выступлению, ему не писали речь несколько дней, редактируя ее, вымарывая лишнее, шлифуя каждое слово, каждую фразу. Но с каждым произнесенным словом говорить становилось все легче, словно кто-то нашептывал на ухо нужные фразы, те, которые услышат на земле, к которым прислушаются, различив в них не страх за собственную шкуру, а заботу о тех людях, которые, как умели, продолжали служить своей родине.
– Я призываю всех, кто меня слышит, сложить оружие, прекратить сопротивление вошедшим на территорию страны американским войскам. Американцы явились не как враги, а как друзья, готовые оказать нам помощь не только словом, но и делом. Они здесь, чтобы сохранить порядок в стране, чего хотим и все мы, но они действуют своими методами, и лучшее, что вы, верные России солдаты, можете сделать – не мешать им.