Но вскоре смех превратился в слезы, когда этот злой голос в ее голове прошептал ей, что да, она хорошо его выдрессировала для кого-то другого.
Боль и горе скрутили ее с такой силой, что у нее подкосились ноги, и она рухнула на пушистый ковер в гостиной и плакала до тех пор, пока ей не показалось, что она что-то слышит.
Но нет. Это не было игрой ее воображения. Кто-то тихо стучал в дверь.
Ее рыдания прекратились, как приглушенный звук в самой драматичной теленовелле. Она представила, как, должно быть, выглядит – голодная, с разбитым сердцем, брошенная на полу. Жалкое зрелище. Она чуть не рассмеялась, но вовремя сдержалась. Она была на грани истерики.
Неужели соседи наконец-то собрались толпой, чтобы попросить ее съехать из их приличного и дорогого дома, потому что своими выходками она нарушала их покой?
– Нади, – раздался за дверью чей-то голос. – Я могла бы выбить дверь, но предпочла бы этого не делать. Ты там жива?
Это была Стиви.
Что она здесь делала? Она должна была продавать системы сигнализаций в Техасе.
– Конечно же, она жива, – возразила Мэди, ее голос был похож на музыку ветра, даже когда она возмущалась. – Надя, мы можем войти?
– Открой сию же минуту, – невозмутимо потребовала Изабелла, ее сестра, войдя в образ матери, пришедшей навести порядок.
– Возможно, ей нужно побыть одной, – предположила Мэди за дверью.
– Qué espacio ni ocho cuartos![20] Я не позволю тебе погрязнуть в жалости к себе, Надя Ноэми! Открывай сию же минуту или…
– Или что? – Надя распахнула дверь, оборвав свою сестру на полуслове.
При виде нее Изабелла и Стиви одновременно выпучили глаза, их синхронность была такой поразительной, что могла бы принести им олимпийские медали, если бы такое вообще существовало.
И почему ее мысли всегда возвращались к соревнованиям?
– Привет, – сказала она, вытирая нос рукавом. – Что ты тут делаешь?
Стиви управляла офисом из двадцати продавцов, в основном мужчин. Ее команда всегда занимала первое место на общекорпоративных соревнованиях в сентябре. Она никогда не пропускала ни одного рабочего дня.
– Я улетаю обратно в воскресенье вечером, – ответила Стиви, целуя ее в щеку. – Мэди пытается вернуться, но она не может покинуть студию, пока не найдет себе замену. – Она помахала телефоном в руке. На экране показалась божественно прекрасная Мэди, ее глаза были полны слез от беспокойства.
– Привет, милая, – произнесла она. – Сейчас я должна отключиться, теперь, когда я увидела тебя живой, мне нужно идти. Я приеду к тебе завтра, ладно? Затем мы найдем его и надерем ему задницу.
Эти слова, исходящие от милой, воительницы света Мэди, повергли Надю в безмолвный шок. Но она отошла в сторону, чтобы ее подруга и сестра могли войти в квартиру.
– Когда ты прислала сообщение, что возвращаешься домой, я была в Спэниш-Форке, – сказала Изабелла хриплым, словно наждачная бумага голосом. – На еще одном матче чемпионата по бейсболу. Ты и представить себе не можешь какой ад творится на автостраде из-за продолжающегося ремонта. И твоя бедная подруга совсем измучена. Прояви немного больше сердечности.
Надя вздохнула и увидела, как ее соседка напротив входит в свою квартиру. Белая женщина, которой явно было за пятьдесят, но она выглядела нестареющей, красивой и грациозной в своей белой шифоновой накидке и с длинными светлыми волосами. У нее был маленький йорк по кличке Принц, который выглядел точь-в-точь как Тинкербелл. Но Надя не знала имени своей соседки.
– Добрый день, – поздоровалась Надя.
Соседка кивнула в знак приветствия и повернулась, как будто собираясь войти в свою квартиру, Принц выглядывал из-за ее плеча, как маленький ребенок. Но прямо перед тем, как закрыть свою дверь, она обернулась, ее глаза воинственно сверкнули. Она улыбнулась Наде и сказала:
– Самое время было надрать ему задницу. Поначалу будет трудно, но вы справитесь. Браво.
Ее хриплый прокуренный голос отскочил от оштукатуренных стен и проник в самое сердце Нади.
Прежде чем Надя, Изабелла или Стиви успели отреагировать, женщина исчезла за дверью.
Все трое обменялись шокированными взглядами, и Надя зажала рот рукой, чтобы сдержать смех.
Но затем, тот же злой голос в ее голове сказал: «Видишь? Все, кроме тебя, знали. Жалкое существо».
Надя не знала, почему воображаемый голос обладал бóльшим влиянием на нее, чем слова реальных людей.
– Заходите внутрь, пока весь дом не подписал петицию с требованием выгнать меня, – велела она.
Она отошла в сторону, и Стиви с Изабеллой ворвались внутрь, как охотники за привидениями, готовые уничтожить особо злобную банду призраков.
– Ты уже выкинула все его пожитки? – спросила Стиви, ее сильный, решительный голос заметно контрастировал с усталостью, которая залегла темными кругами под ее большими карими глазами.
– Да, – добавила Изабелла, в буквальном смысле закатывая рукава. – Мы сотрем его из твоей жизни.
– Должно быть, он забрал все, кроме этого, – сказала Надя, указывая на кольцо, лежащее на кухонной столешнице.
Их воинственность улетучилась со вздохом.
– Ох, – произнесла Изабелла, направившись к кольцу. – Можно?
Ей всегда нравилось это кольцо. То, что она носила на левой руке, было крошечным. Джейсон, ее муж, предложил обменять его на камень побольше, на настоящий, теперь он мог себе это позволить. Но Изабелла упрямо отказывалась, ссылаясь на то, что крошечная дешевая вещица была свидетельством их юной истинной любви и что она не могла расстаться с ней ради чего-то большего сейчас, когда настали лучшие дни. Врунишка.
– Не трогай! – воскликнула Надя как раз в тот момент, когда Изабелла медленно потянулась к кольцу, чтобы бережно укачать эту «прелесть». Лицо Изабеллы так быстро повернулось в ее сторону, что Голлум гордился бы и позавидовал ее рефлексам.
– Я выкинула его в унитаз. Брэн… он… должно быть, достал его перед своим уходом… Я не знаю, чего он хотел добиться, когда решил вытащить его из унитаза, но я не знаю, продезинфицировал ли он его или обсыпал ядом. Так что не прикасайся к нему.
– Ядом? – Изабелла фыркнула. – Он не настолько умен или находчив.
– Но он ведь подложил под него бумажное полотенце, – заметила Стиви своим практичным, деловым голосом.
– Он действительно сделал это. Ты хорошо его выдрессировала, – заметила Изабелла.
Надя пожала плечами.
– Жаль, что моим единственным достижением стало то, что он научился класть бумажное полотенце на столешницу. Жаль, что он так и не научился не изменять и любить меня. Не научился всем тем вещам, которые в некотором роде важны, когда ты собираешься жениться.
Ее глаза наполнились слезами, и она опустила голову, чтобы ее сестра и лучшая подруга не заметили их и не пришли к тому же выводу, который продолжал звучать у нее в голове: жалкое существо.
– О боже, – воскликнула Стиви, подходя к ней с широко раскрытыми объятиями. – Иди сюда, mi amor.
Надя нуждалась в объятиях со вчерашнего вечера. Именно поэтому она побежала домой к своим родителям. Как они не могли понять, что ей просто нужны любящие объятия?
Она уютно устроилась в руках Стиви. Ее подруга, должно быть, только что вымыла свои длинные каштановые волосы, потому что они все еще были влажными и пахли лавандой и легким запахом дезинфицирующего средства. Может, это были химикаты для борьбы с вредителями, которые она продавала с апреля. Отец Стиви был родом из Кореи, а мама – латиноамериканкой, родившейся и выросшей в Юте. У нее были перуанские корни, но она не очень хорошо говорила по-испански. Стиви выросла, говоря, как по-корейски, так и по-английски, но подружившись в седьмом классе с Надей и Мэди, она пугающе быстро выучила испанский. Она умела пользоваться нежностями и ругательствами, самыми важными словами на любом языке.
Изабелла с тоской наблюдала за ними, но не присоединилась к медвежьим объятиям. Несмотря на все представления латиноамериканских семей о том, что они экспрессивные и любящие, ее семья иногда была ужасно холодной и эмоционально недоступной.
– Расскажи нам все, – велела Стиви, взяв ее за руку и подведя к дивану.
Но Надя покачала головой и сказала:
– Я знаю, что от меня воняет, как от козла. От нервов я сильно потею со вчерашнего вечера, и никакой дезодорант больше не помогает. Дай мне несколько минут, я вернусь и все тебе расскажу. Почему бы нам не заказать еды?
По привычке она обратилась к своей сестре с этой просьбой.
– Заказ уже в пути, – ответила Изабелла, и, хотя она скрестила руки на груди, ее голос оставался нежным. – Я не успела сама ничего приготовить, но сделала заказ перед тем, как сесть в машину. Он должен прибыть раньше, чем ты успеешь оглянуться.
Кормить людей, особенно свою семью, было сверхспособностью Изабеллы.
Семье Паласио нелегко было проявлять сентиментальность, но они показывали свою любовь другими способами.
Надя направилась в душ, слегка побаиваясь того, что может там найти. Вырванную страницу блокнота с нацарапанной запиской? Надпись губной помадой на ее зеркале со следами губ Брэндона? Дорожку из лепестков роз, ведущую к их кровати, и его, обнаженного под одеялом?
Он все это проделывал в прошлом, после ссор, во время которых она клялась никогда не принимать его обратно. Она всегда нарушала свою клятву.
Но на этот раз столешница в ванной была пустой. В шкафчике за зеркалом ничего не было. И кровать была тщательно застелена, как будто он хотел доказать, что на этот раз не будет ждать под одеялом. Она испытала некоторое облегчение, но, помимо всего прочего, разочарование в себе, потому что, несмотря на все произошедшее, она все еще надеялась.
Не было никакой надежды найти выход из этого разрыва. На этот раз пропасть между ними была реальной. Непоправимой. Непреодолимой.
По крайней мере квартира и все, что в ней находилось, принадлежало ей. Она все это купила сама.