– Мне все равно. Но в любом случае, спасибо за встречу. Нам нужно обсудить задаток и то, что я все еще вам должна. Я надеялась, что украшения можно было бы заменить на что-то менее свадебное и более… нейтральное, понимаешь? Кензи сказала, что в ваших запасах можно найти что-нибудь подходящее.
– Тогда идем, – предложил он и повел ее к коттеджу, который выглядел заброшенным и вызвал у нее мурашки.
Глава 10
Он протянул руку, и она приняла ее. Эта уязвимость и доверие обезоружили его. Потому что, если бы она действительно знала Маркоса, который никогда не связывал себя никакими обязательствами, то в ужасе побежала в противоположную сторону.
Закат окрашивал небо в потрясающие цвета, от которых захватывало дух. Пожары, которые бушевали в Калифорнии, Айдахо, Колорадо, и прямо здесь, вдоль хребта Уосатч хотя и оставляли за собой шлейф разрушений и громадного горя, вносили свою лепту в этот закат. Маркос знал, что здесь кроется метафора, но он не мог по-настоящему думать, когда Нани находилась рядом с ним, в леггинсах для бега, как в тот раз, когда они отправились на пробежку и оказались в ее кровати в общежитии.
– Какой красивый закат, – восхитилась Надя, проследив за его взглядом. Затем она продолжила идти вперед, осторожно ступая по мощеной дорожке. В конце стоял маленький коттедж, который построил первый мужчина династии Хокинсов для своей молодой жены. Они вырастили там пятерых детей, но никто не жил в этом доме на протяжении нескольких поколений. Семья использовала его как складское помещение.
В старших классах Маркос иногда прятался здесь, когда его охватывали приступы беспокойства настолько сильные, что он не мог находиться в чьем-либо обществе. Его родители, конечно же, знали, что он там ночевал, потому что они знали все, хотя он никогда особо с ними не делился. Они всегда были рядом с ним. Но его не было рядом, когда они нуждались в нем.
Может быть, если бы он не сбежал в прошлый раз, то болезнь и одиночество не нанесли бы такого катастрофического ущерба его отцу?
Но ничего хорошего из сомнений «Что, если» или «Надо было бы» все равно не вышло бы.
Лебеди плавали в пруду, и в знак уважения Маркос кивнул им.
– Как их зовут? – спросила Надя. – С ними связана какая-то история? – Ее голос теперь был тихим после колких замечаний о Кензи, но в нем слышалась хрипотца, от которой у него защемило сердце. Он не знал, почему она так на него действовала.
– Их зовут Елена и Парис, – сказал он и, заметив ухмылку на ее лице, улыбнулся.
– Моя мама увлекалась греческой мифологией, – объяснил он. – Она мало читала, когда жила в Уругвае, но ей понравился фильм «Троя», а затем она начала интересоваться всем, что было связано с мифологией. Она была одержима историей Париса и Елены и всегда сокрушалась, что у них не было счастливого конца. Некоторые изложения того, что с ними случилось, ужасны.
Он почувствовал, как она дрожит, и ему захотелось обнять ее за плечи, но это было бы непрофессионально. Поэтому он сдержался.
– Когда мама серьезно занялась свадебным бизнесом, она забрала двух лебедей, которые находились на реабилитации в Солт-Лейк-Сити. Один из них был ранен во время охоты или что-то в этом роде.
– Охота? Охота на лебедей? Кто этим занимается? Мы что, в шестнадцатом веке?
Он кивнул, чувствуя, как его губы растягиваются в улыбке.
– Мама сказала то же самое. Ей было так грустно, поэтому она привезла их на ферму. Мне было пятнадцать или около того. Она ухаживала за раненым, белым, которого зовут Парис, пока он не поправился. Елена, черная лебедушка, не отходила от него ни на шаг. Со временем мама привезла еще лебедей, чтобы заполнить пруд. И у них начали рождаться дети. Я уверен, что здесь имело место какое-то кровосмешение, но неважно. Эта пара – всеобщие любимчики.
На Наде были резиновые сандалии, и она случайно поскользнулась на одной из каменных плит. Не раздумывая, Маркос схватил ее за локоть. Она не отпрянула от него, и, скользнув пальцами вниз по ее руке, он сжал ее ладонь. Маркос сказал себе, что это для ее безопасности, на случай, если она снова поскользнется. Но правда заключалась в том, что их руки идеально подходили друг другу.
– Я увидела фотографию лебедей, коттеджа и большого амбара в журнале «Юта Вэлли». Затем пролистала социальные сети. Я прокручивала ленту новостей и представляла свой праздник здесь, – сказала Надя. Ее взгляд затуманился, пока она рассказывала об этом, но затем она быстро опустила глаза вниз, и Маркос не успел понять, причина крылась в увиденном или потому что воспоминания причиняли слишком сильную боль.
– Я все время это слышу, – сказал он. – Сарафанное радио, репутация моей мамы как свадебной феи-крестной и прекрасные лебеди играют главную роль в привлечение новых клиентов. Сара и Кензи проделали замечательную работу в плане маркетинга.
Они подошли к заброшенному коттеджу, и он отпустил ее руку, чтобы отпереть дверь.
– Ты давно сюда не заходил? – спросила она, когда дверь не поддалась.
– На самом деле я был здесь на прошлой неделе, пытаясь найти синюю и серебряную фольгу. Но дверь сломана. Я ее сломал, тайком проникая сюда, когда был еще подростком. Я провел тут бесчисленное количество ночей. По сути нам следовало бы его полностью перестроить, но…. В коттедже есть свой шарм.
И воспоминания.
– Вы по-прежнему тут живете?
– Не-а, – ответил он, пожимая плечами. – Мне стоило бы. Я имею в виду, можно было бы сэкономить на ненужных расходах, но… – Его взгляд скользнул в сторону от ее проницательных глаз. Небо быстро становилось темно-фиолетовым, и вдали от городских огней первые звезды сверкали, как кристаллы. Как только солнце скрылось за горами, температура быстро упала. – Для моего отца лучше быть поближе к городу. – Он ухватился за ручку и толкал плечом, пока дверь не поддалась.
Аромат духов его мамы все еще витал в воздухе спустя столько лет и обрушился на Маркоса, как объятие. Он старался не давать волю эмоциям, потому что не знал, что могло бы произойти.
Надя вошла первой.
Коттедж был полон вещей, словно музей хороших воспоминаний, и прежде чем она успела обо что-нибудь споткнуться, Маркос последовал за ней на середину комнаты. Он потянул за шнурок от потолочного вентилятора, и загорелся свет. Маркос поднял старый ящик для молочной тары, который его сестра оставила под вентилятором, и поставил его у двери.
Надя моргнула, пока ее глаза привыкали к резкому свету. Он огляделся вокруг, и его сердце болезненно заколотилось при виде семейных фотографий. Все вокруг причиняло ему боль. Картины его мамы. Она нарисовала «Зачарованные сады» со всех ракурсов, стараясь идеально передать, как на них падает свет в разное время суток. Но больше всего она любила рисовать людей, особенно пары и семьи. Ее вышивка изречений и переплетенных инициалов. На фермерском столе лежали даже фрагменты «Музыки ветра», которую она так и не закончила собирать.
Надя стояла перед последним семейным портретом Хокинсов, висевшим на камине. Снимок был сделан прямо перед отъездом Маркоса в колледж. В тот день он устроил своим родителям настоящий ад. Он не хотел фотографироваться, но мама, у которой не осталось никого из родственников в Уругвае, убедила его сделать один снимок. Только один. Он согласился при условии, что сделает это на свой собственный старомодный фотоаппарат. Его родители, к удивлению, согласились.
Женщина-фотограф, которой заплатили за эту фотосессию, любезно стояла в стороне, пока молодой Маркос устанавливал свою ручную однообъективную зеркальную фотокамеру на штатив, который ему пришлось прислонить к деревянному забору, чтобы он не опрокинулся. К тому времени, как он разобрался с таймером, они все смеялись. Он все еще помнил тепло солнечных лучей на своей коже и то, как разросшаяся трава покалывала его голые лодыжки, когда он шел к своей семье, чтобы сделать снимок.
– Это отличный портрет, – сказала она.
Слова слетели с его губ прежде, чем он смог их остановить.
– Я его сделал. – Он гордился этим снимком и был благодарен родителям за терпение.
Последовало короткое молчание, а затем Надя спросила:
– Значит, ты фотограф?
– Время от времени, – ответил он, желая еще раз услышать голос своей мамы.
В его телефоне хранилось не прослушанное голосовое сообщение от нее, но он отбросил эту мысль.
– А другие фотографии тоже ты сделал? – спросила Надя, снова повернувшись к портрету и скрестив руки на груди, хотя в коттедже все еще было тепло.
Маркос засмеялся.
– Нет, моя мама.
– Я бы с удовольствием с ней познакомилась.
Маркос знал, что его мама тоже была бы рада познакомиться с Нани и что она с огромным удовольствием помогла бы ей организовать двойную кинсеаньеру. Они ведь для этого сюда пришли? Они собирались найти украшения, а не знакомиться с его прошлым.
– Стоит ли нам… пойти поискать какое-нибудь сокровище? – спросил он, махнув головой в сторону лестницы.
Надя кивнула. На ее лице появилось выражение любопытства, и он не знал, как к этому относиться. Он не хотел с этим связываться. Маркос был слегка напуган ее вопросами и проницательностью, которая, казалось, соединяла по точкам картину его жизни.
Чтобы прогнать эти страхи, как он обычно разгонял воображаемых монстров, когда был ребенком, Маркос включил свет, и они поднялись на второй этаж. Они добрались до своего рода чердака, где ряды за рядами стояли полки с корзинами, аккуратно помеченными красивым каллиграфическим почерком.
– Это лучше, чем магазин для новобрачных, – прошептала она с благоговением в голосе.
Она прошлась вдоль полок, слегка касаясь корзин, как будто надеялась, что они раскроют ей секреты. Во всем ее теле чувствовалось какое-то напряжение, и у Маркоса возникло абсурдное желание положить руку ей на плечо, чтобы снять часть этого напряжения, сковавшего ее. Вместо этого он выглянул в круглое окно из крашеного стекла.