На мгновение единственными звуками были ее шаги, приглушенные потертым бежевым ковром. Маркос любил и одновременно ненавидел это время суток: время, когда день превращался в ночь. Бри называла эти моменты «его закатной тоской», те несколько минут, когда он боролся с чувством, что его засасывает в водоворот, как неудержимого воздушного змея.
– Что ты думаешь об этом для моей вечеринки? – спросила Надя.
Ее звонкий голос вернул его в настоящее. Он повернулся к ней, все еще чувствуя оцепенение от воспоминаний и сожалений.
Она нашла где-то цилиндр с перьями и надела его себе на голову.
Он рассмеялся, не в силах представить, кто бы надел это на свадьбу, но потом подумал, что это, должно быть, осталось от танца котильон.
– Выглядит элегантно, – сказал Маркос. – Тебе придется надеть смокинг в комплект к нему.
Она поджала губы и прищурилась, словно оценивая предложение.
– Возможно, если смокинг будет ярко-розовым?
– Ярко-розовый? – переспросил он, прекрасно осознавая кокетливый тон своего голоса. Может, он делал это по привычке? Какова бы ни была причина такой перемены настроения, он ухватился за возможность обеими руками, как утопающий за соломинку. – Я считал, что ты предпочитаешь черные и нейтральные тона.
– Черный и нейтральный – это для работы, Хокинс, – сказала она, снимая шляпу и направилась вглубь чердака, чтобы убрать ее.
Он не хотел, чтобы улыбка исчезла с ее лица. Поэтому продолжил:
– Ты ищешь розовый? Тебе следовало сказать об этом раньше.
Он подошел к ней, взял за руку и подвел к полке через пару рядов, где висела деревянная табличка с витиеватой надписью: «Все розовое», сделанной почерком его мамы.
– Вот это я понимаю! – воскликнула она.
Маркос чувствовал себя так, словно сорвал джекпот. Наконец-то. Это была та улыбка, которую он не видел уже десять лет, и от которой у него до сих пор перехватывало дыхание. Девушка, которую она так старалась скрыть, когда была рядом с ним, его Нани.
Его Нани бесцеремонно пыталась схватить тяжелую корзину, до которой не могла дотянуться.
– Позволь мне достать ее, – предложил он.
Она отошла в сторону, а он поднял большую коробку, которая на самом деле была не такой уж тяжелой, и поставил ее на маленький столик у стены без окон. Он представил, как его мама раз за разом проделывала то же самое с невестами на протяжении многих лет. Но, к удивлению, на этот раз горе не душило и не разрывало ему сердце. Оно было похоже на сладостно-горькую тоску, затаившуюся в душе, с проблесками надежды.
– Готова? – спросил он, надеясь, что она найдет внутри то, что искала.
Она открыла коробку и ахнула. Взрыв розовых, светло-золотых лент и радужных блесток вырвался наружу.
– Ты только посмотри! – воскликнул он.
Она прикусила губу, и когда посмотрела на него, ее глаза сияли от радости.
– Идеально, – произнесла она, доставая одну из чаш с ниткой жемчуга и кружев. Все в этой коробке было так непохоже на ту Надю, которую все видели. Но так похоже на Нани, которую он любил.
– Перья, жемчуг, кружева… ты родилась не в том веке! – пошутил он. – К счастью для тебя, бурные двадцатые снова в моде.
– Спасибо, – сказала она, и затем облако сомнения омрачило ее лицо. – Ты уверен, что это честный обмен на мои украшения? Мне придется доплачивать?
Украшения, которые она хотела обменять, были красивыми, но какими-то типичными. Аккуратно переплетенный шпагат и сухие цветы вокруг изящных стеклянных шаров с фотографиями Нади и Брэндона, которые вроде как выглядели счастливой парой. Кто бы мог подумать, что за этими улыбками скрывается столько боли и предательства?
Маркос был уверен, что у Кензи не возникнет проблем с использованием их в другом месте.
Он помахал рукой перед собой, как будто отгонял муху.
– Даже не думай об этом. Все это розовое барахло пролежало здесь кто знает, как долго?
– Я понимаю… – сказала она с сомнением в голосе. – Оно выглядит довольно старым, но я знаю, что с помощью Изабеллы и моей мамы мы сможем навести красоту.
– Значит, они все это одобряют? – поинтересовался Маркос.
Она пожала плечами.
– По большому счету, мама пока ничего не сказала о вечеринке. Она все еще зациклена на нашем расставании. Ее сердце разбито. Она любит Брэндона. – Надя сделала паузу, а затем добавила: – Иногда мне кажется, что она любит его больше, чем я когда-либо любила. Совсем не в том смысле, о боже, не смотри так! – Она попыталась рассмеяться, но неправильно истолковала выражение его лица. Ее голос звучал так грустно, как будто она имела в виду, что ее мама любила его больше, чем Надю. – Она всегда хотела двух сыновей. Знаешь? Она любит спорт, а в Аргентине у нее вообще не было возможности участвовать в спортивных играх. У нее были только мы с Изабеллой. Теперь у нее есть Ной, мой племянник, и мой зять Джейсон. Она будет скучать по Брэндону, вот и все.
– А твой отец? – спросил Маркос, его сердце готово было выскочить из груди от желания отправиться к семье Нади и спросить их, что с ними не так.
Но тут она сказала:
– Моему отцу он никогда не нравился. Но это совершенно не значит, что он на сто процентов согласен с организацией праздника.
– Они изменят свое мнение, как ты думаешь? – спросил он, прислоняясь к стене.
– Им придется. По крайней мере, сделать вид. – Теперь на ее лице промелькнуло озорное выражение.
– Почему?
– Завтра приезжают мои бабушка с дедушкой, а после них – все остальные родственники.
Он почувствовал укол ревности. Его бабушка и дедушка в Уругвае давно умерли. После смерти его матери общение с остальной ее семьей сошло на нет. Даже с его двоюродным братом Александром.
– Вы все очень близки?
– По крайней мере, для виду, – ответила она. – Что меня вполне устраивает. Я знаю, что после вечеринки смогу увидеть гораздо больше своих друзей, тетушек и двоюродных братьев, и сестер. На самом деле я в полном восторге. Так бы я уехала в медовый месяц, а теперь могу остаться и провести время с семьей.
– То есть, ты предпочла бы остаться со всеми ними, а не отправиться на роскошный курорт с новым мужем, чтобы проводить все свое время вместе, развлекаясь по-взрослому, о чем ты мечтала всю свою жизнь?
Это был намек на их прошлое.
И по ее опущенному взгляду он понял, что ему не следовало поднимать этот вопрос.
Однажды ночью, после особенно нежного момента, который вызывал у Маркоса улыбку каждый раз, когда он вспоминал о нем (а за эти годы он много раз возвращался к тому счастливому и критическому моменту), он сказал, что его родители занимались планированием, организацией и проведением свадеб, и одно привело к другому, после чего он спросил ее о медовом месяце ее мечты. По тому, как расширились ее глаза, он понял, что вопрос заронил в ее сознание мысли о возможном будущем, о котором он даже не помышлял. Она, должно быть, подумала, что он спрашивает для дальнейших планов, а ему просто было любопытно. В двадцать один год мысли о свадьбе были так же далеки, как путешествие на Марс.
Но для нее все было по-другому.
Она хотела быть похожей на большинство своих подруг и выйти замуж молодой. И она сказала ему, что во время медового месяца она хотела бы поехать в особое место, где никто из них не был, и создать новые воспоминания, которые сохранятся до конца жизни.
После той ночи между ними возникло какое-то странное напряжение, в результате которого в их отношениях образовалась брешь, увеличившаяся до громадных размеров, и он не был готов или способен перепрыгнуть, или преодолеть ее, и в конце концов побежал в противоположном направлении.
– Куда вы собирались поехать? – спросил он, как всегда, отмахиваясь от чувств, с которыми он не был готов столкнуться ни сейчас, ни когда-либо еще.
Она пожала плечами.
– В Диснейленд. Представляешь?
– Диснейленд? – усмехнулся он. – Разве его семья не владеет туристическим агентством, а его отец не был пилотом? Ты могла бы отправиться в любую точку мира!
Она снова пожала плечами.
– Он сказал, что мы никогда не были там вместе, так что это подходило. К тому времени, как мы договорились, я так устала от ссор.
– А куда бы ты поехала?
Ее глаза снова засверкали, словно своим вопросом он возродил часть ее души из пепла.
– Ты будешь смеяться…
Он положил руку на сердце.
– Никогда. Я обещаю.
Надя прикусила губу, внимательно следя за выражением его лица, как будто ожидала, что в любой момент он нарушит обещание, данное с такой легкостью.
– Я всегда мечтала поехать в… – Он не расслышал, что она пробубнила.
– Куда?
Она сделала глубокий вдох и посмотрела ему прямо в глаза. Он приготовился к ее признанию.
– В Аргентину, – призналась она. – Я всегда хотела туда съездить.
Он прищурился.
– Но ты же там родилась. Разве ты не переехала сюда, когда тебе было лет десять?
– Вообще-то, одиннадцать, – поправила она, отвернувшись от него и хлестанув его по лицу своими собранными в конский хвост волосами, словно хлыстом. – Кроме Росарио, я нигде больше не была. Я хочу посетить водопады Игуасу, съездить в Патагонию, в Анды… Не знаю, – продолжила она, немного запыхавшись, как будто сама мысль о том, чтобы узнать свою родину, заставляла ее желать большего. Затем она повернулась к нему, и ее нежный взгляд пробудил в нем чувство, которого он никогда раньше не испытывал.
Он почувствовал себя так… будто она заглянула ему в душу.
Он тоже хотел поехать в Уругвай, чтобы узнать, сможет ли найти частички себя и своей семьи, которых, по его мнению, не хватало.
Этот никчемный Брэндон.
Будь Маркос на его месте, он отвез бы ее на край галактики, если бы таково было ее желание.
– Но знал ли он, куда ты хотела поехать? – спросил он.
Она поджала губы и быстро кивнула.
– Знаешь, я думала, он удивит меня поездкой на Санторини, в Грецию. Я могла бы отправиться туда с Мэди и Стиви, своими подругами, но мне было бы очень приятно, если бы он хотя бы задумался об этом. Я даже была готова оплатить половину стоимости. Когда он впервые сказал, что забронировал номер в Диснейленде, я подумала, что это шутка. Я даже полагала, что он все-таки отвезет нас в Аргентину. Я проследила, чтобы мой паспорт был готов к поездке. А затем… ну да ладно.