Франсуа Вийон
Рондо
Жанен л’Авеню,
Я тебя в баню гоню
Пойди-ка, милок,
Пади на полок,
Жанен л’Авеню,
Намыль свое ню.
Жанен л’Авеню,
Я тебя в баню гоню
Баллада состязания в Блуа
От жажды гибну я у родника,
Дрожа в ознобе, на костре сгораю;
Мне, как чужбина, родина горька,
Я обретаю все, я все теряю;
Всем верю, никому не доверяю;
Я, червь нагой, корону надеваю,
Я всемогущ, ничем мне не помочь,
Смеюсь сквозь слезы, в старых снах плутаю.
Все принимают, каждый гонит прочь.
Нет в мире постоянней перемены,
Меня неясность истиной влечет,
Я сомневаюсь в том, что несомненно,
В расчете точном вижу я просчет;
Ничто ни с чем сочту наперечет;
В отчаянье опору обретаю,
А утром говорю: «Настала ночь!»
Все помню, ничего не понимаю.
Все принимают, каждый гонит прочь.
Я беззаботен, все меня тревожит.
Люблю владеть, но не люблю хранить,
Лишь похвала число обид умножит,
И невиновных легче обвинить;
Лишь тот мне друг, кто станет говорить,
Что белый лебедь — это ворон черный,
Похожа правда на вранье точь-в-точь;
Не предавать, а помогать зазорно,
Все принимают, каждый гонит прочь.
О принц, я сообщаю вам с поклоном:
Живу я только по своим законам,
Но получить награду я не прочь.
Я слеп и глух. Так будьте благосклонны!
Все принимают, каждый гонит прочь.
Эпитафия Вийона в форме баллады повешенных
Потомки, на земле сменяющие нас,
Смягчитесь, не судите строго, братья,
Нас, бедных, пожалеете хоть раз —
Бог сжалится и примет вас в объятья.
Висим — на шестерых из тлена платье,
Мы слишком тело тешили свое,
Теперь собою тешим воронье,
А кости прахом станут понемногу.
Увидев наше жалкое шкурье,
Об отпущении грехов молите Бога!
Кто избежит сумы или тюрьмы?
Извилисты пути судьбы и Рока.
Из воздуха, из тьмы взываем мы.
Заблудшие игралища порока.
Молитесь, братья, не судя жестоко,
Нас на земле уж осудили раз,
Пусть отведет Заступница от нас
Геенну, хоть туда нам и дорога.
Мы немы и мертвы, души огонь погас,
Об отпущении грехов молите Бога!
Дождь смыл с нас плоть, навел на кости лак,
И солнце иссушило нам десницы,
Вороны и сороки каждый зрак
Опустошили, вырвали ресницы,
Как решето, нас исклевали птицы.
Нам ни присесть, ни лечь в такой гробнице,
Туда-сюда, как ветер разрешит,
Что, нас качая, медлит и спешит…
Не преступайте этого порога,
Об отпущении грехов молите Бога!
Иисусе Боже, слезы нам утри,
Чтоб ад не взял нас, Ты уж присмотри,
Мы неплательщики в его краю убогом!
Вас, люди, я прошу: с зари и до зари
Об отпущении грехов молите Бога!
Баллада VIII (Стокгольм II)
Когда подымет свора из берлоги,
Протри шнифты, как будто и не спал,
И когти рви, салага, делай ноги,
Казенный светит дом, момент настал,
А то ведь заметут — и ты пропал.
Давить клопа тюремного не ново,
По нас тюряги плачут, будто вдовы,
Ни лежбище не вечно, ни нора,
На воле бдят и схавать всех готовы
Начальнички, сексоты, мусора.
Отдельные старатели и шайки,
Бродяги, гопники и шулера,
Мошенники, ханыги, попрошайки,
Любители потырить на ура,
Заныкайте хоть капельку добра.
По фене ботайте, в законе воры,
Карманники, жульманы, сутенеры,
Пока угомониться не пора,
Пока не затравили до упора
Начальнички, сексоты, мусора.
Забудется, как сладко вы звонили,
Хор глотников из глоток и из глосс,
Вас выследили в след и подловили,
Ослышки и прослушки подновили,
И все ваши вопросы не вопрос.
А город, что сулил златые горы,
На ваш атас наслал свои дозоры,
Налетчики, ни пуха ни пера,
Наденут вам браслеты, взявши в шоры,
Начальнички, сексоты, мусора.
Принц, есть и киллеры, и кокийяры,
Громилы, щипачи и санитары,
Фальшивых шуршиков большие мастера,
На каждого ужо найдутся нары,
Начальнички, сексоты, мусора.
Джордж Гордон Байрон
Стансы на музыку
Нет радости милее той, что Рок придет отнять,
Когда настанет час уму и чувствам отпылать;
Зачахнут розы нежных щек и сердца первоцвет,
И увяданье нас уймет почти во цвете лет.
А те, кто схоронил в волнах обломки светлых дней,
Плывут на отмели греха и в океан страстей,
Им тщетно компаса игла указывает путь
К фата-моргане берегов, которых не вернуть.
Когда кладбищенский покой нам душу омертвит
И станет глух к чужим скорбям, кто по своим скорбит,
Когда ручьи живые слез прихватят холода,
В сухих глазах блеснут лучи нетающего льда.
Еще живут в устах слова, надежды ток — в груди,
Но прежних безмятежных снов ты заполночь не жди.
Обвил руины буйный плющ, все утопил в листах,
Снаружи трепет, зелень, жизнь, внутри развал и прах.
Где чувства, равные былым, тот, кем я был тогда,
Где слезы прежние мои, летучих дней чреда?
Когда б вернулась, как весна, вся прелесть бытия,
В пустыне нынешней моей, оттаяв, плакал я.
Джон Китс
В декабрьский мрак полночный
В декабрьский мрак полночный
деревьям снег, что свет,
в их памяти непрочной
зеленых листьев нет.
Не вечно зимним узам
гнуть ветви снежным грузом.
Нет веснам, словно музам,
в урочный час преград.
В декабрьский мрак полночный
мчит, лепеча, ручей,
в забвенья беспорочном
без солнечных лучей.
Во льдах холодных этих
он словно и не в нетях,
готов и сам согреть их.
Да он и стуже рад.
Вот так и вы живите,
как зимний сад живет!
Печалью не гневите
туманный небосвод.
Но где найдутся силы
найти любви мерило
вне хлада и вне пыла, —
стихи не говорят.
Артур Рембо
Вывод
Все жаждут: голуби степные,
скот подъяремный, мотылек,
поденки, твари водяные,
затравленный ночной зверек.
Растаять в облачном фаворе.
— О свежесть! — кануть, как роса,
в фиалках влажных — ими зори
изволят заряжать леса.
Антон Ашкерц
Голос моря
Старый Томаж вышел на лов
вечером в море.
Скрылись из глаз берег и кров,
гавань предгорий.
Солнце садится, тьмы пелена
не за горами.
Бросил старик сеть из челна,
встав над волнами.
Знатный улов радует глаз.
Снасти на месте.
То-то рыбак рыбы продаст
завтра в Триесте!
Прячет улыбку старый в усы,
сеть бросив снова.
Вот так удача!.. Мчатся часы
лова ночного.
«К дому, старик, лодку направь!
Буре быть, грому! —
слышит он зов. — Ловлю оставь
К берегу, к дому!»
«Кто там зовет? Чьи голоса
в темном просторе?..»
Глянул окрест — лишь небеса,
воздух и море…
«К дому спеши, к дому спеши!» —
оклик чудесный.
«Боже, кто там?..» — и ни души,
мрак бестелесный.
В руки рыбак весла берет
с третьего зова
и до седьмого пота гребет
с чудного лова.
Лодка летит, парус трещит
в вихре зловещем…
Вот и грозы голос звучит,
молния блещет!
В сполохах туч мчится рыбак,
в окриках грома…
Вот и видна гавань сквозь мрак,
вот он и дома.
Горе тому, кто встретил шквал
в грозной стихии!
Кто его звал? Кто окликал?
Духи морские?
Снегопад
Снег, белый снег
струится, ниспадая…
В окне чуть свет
соседка молодая.
Бледна, нежна
соседка в раме сонной,
поглощена
стремниной заоконной.
Снег, белый снег
меж нами, как преграда…
И я на дне
девического взгляда!