Они молча переглянулись, затем разошлись в разные стороны, чтобы не мешать друг другу.
Люсинда сразу же включилась в работу: закрыла глаза, протянула руки к ленте и замерла. Ее лицо не выражало эмоций, но Макс знал, что она уже считывает энергетику этого места. Павел Валерьевич, не прекращая разговора, с подозрением покосился на нее. Макс отошел к дальнему углу площадки, прикрыл глаза и постарался отключить все шумы извне, чтобы поймать голоса тех, кого мог услышать только он.
Но в голову, как назло, полезли воспоминания.
…Вот он сидит на больничной койке, зажав руками уши, и в отчаянии кричит. В палату врываются перепуганные медсестры, но Макс не слышит ни топота их ног, ни вопросов, потому что его оглушает какофония других голосов: крики перемежаются со смехом, смех – с рыданиями, стонами, хрипами. И как заглушить этот сводящий с ума хор голосов, он не знает. А может, он уже сошел с ума, ведь голоса в голове – это признак пошатнувшегося рассудка? Медсестры обступают Макса, ему хочется отодвинуться от них, вжаться лопатками в стену, но он не может пошевелиться. И только когда к нему приближается Евгения Алексеевна, мягко, но решительно берет за запястья и разводит его руки в стороны, он поднимает лицо. Черты врача внезапно расплываются, и Макс летит в бездну – страшную, пугающую не столько темнотой, сколько усиливающимися чужими воплями.
А вот он уже в кабинете Евгении Алексеевны. Врач ставит перед ним чашку с черным чаем, в который щедро вбухала несколько ложек сахара. «Я схожу с ума?» – вопрошает Макс, мысленно моля Евгению Алексеевну возразить ему. Но она медлит, затем, тяжело вздохнув, опускается в рабочее кресло. «Травмы серьезные, ты находился в коме. Неудивительно, что возникли такие последствия. Я хотела бы, чтобы тебя осмотрел мой знакомый, которому я доверяю…» «Я схожу с ума?» – перебивает Макс, который в ответе Евгении Алексеевны слышит только пугающий его приговор. «Не думаю», – наконец отвечает она.
Вот он год спустя, сжимая в руке букет цветов, стучит в кабинет. «Кажется, я начинаю их контролировать», – прямо с порога заявляет Макс Евгении Алексеевне. «Вот и славно, мой мальчик», – отвечает она, и ее некрасивое лицо озаряет улыбка…
«Это был он… Он…» – услышал внезапно Макс. «Пойдем покажу…» Макс не поверил тому, кто горячим шепотом звал его за собой. Однажды он пошел на голос, еще тогда, в больнице… Его успели снять с подоконника в тот момент, когда поддалось старое окно и в лицо ударил порыв свежего ветра. Кажется, именно после того случая, опять едва не стоившего ему жизни, Макс согласился на то, чтобы его осмотрел знакомый Евгении Алексеевны. «Я не собирался прыгать! Зачем мне это делать?! Это было какое-то… помутнение! Я не хочу туда снова! Не хочу! Я не самоубийца!» Евгения Алексеевна, слушая его крики, кивала, но смотрела на него так строго и одновременно сочувственно, что Макс в отчаянии застонал. Если ему не поверит она, кто ж тогда поверит?
«Иди… Иди сюда. Я покажу, покажу!»
– Нет, – простонал Макс и помотал головой. Нет, он не пойдет снова на голос. Они не всегда приходят с добрыми намерениями, заманивают в ловушку, а потом…
«Смотри! Да смотри же!» – раздался полный отчаяния крик. Макс приоткрыл глаза и увидел перед собой белую дымку, в которой маячил темный силуэт какого-то парня, такого невысокого, что рослый Макс в первый момент принял его за ребенка.
«Семь! Ему нужны все семь!»
Тень колыхалась в белом тумане, то заламывая руки, то протягивая их к Максу.
«Ну иди же сюда, иди! Покажу, из-за чего все! Ты это ищешь! Это, да? Нас уже семь! Я седьмой! Он тоже ищет семь! И скоро найдет! Останови его, иначе… Да черт тебя побери, иди же сюда!»
– Куда?! Стой! – услышал Макс, но, нырнув в туман, двинулся к силуэту парня, в руках которого оказалось что-то, похожее на шкатулку.
– Да стой же ты! Ненормальный!
«Тут не все. Он хочет собрать все семь. Семь, как нас», – с этими словами шкатулка распахнулась, и Макс успел заметить на ее дне какие-то монетки.
– Макс, Макс! – кто-то с силой потянул его назад, и следом щеку обожгла сильная пощечина.
– Прости, – пробормотал кто-то знакомый и близкий. Туман рассеялся, и Макс, очнувшись, увидел, что пробрался за оградительную ленту.
– Макс, пойдем! – встревоженно бормотала Люсинда, таща его за руку.
– Я ж сказал не лезть туда! – орал Павел Валерьевич, в гневе размахивая телефоном. – Пошли отсюда! Оба! Немедленно! И чтобы я больше вас тут не видел!
– Извините. Я не нарочно, – пробормотал Макс и, увлекаемый Люсиндой, поднырнул под ленту.
– Не нарочно он! Придурочный! Реально придурочный! Пошли вон!
Они торопливо пересекли парковку и остановились, чтобы перевести дух, уже за воротами.
– Я бы тоже тебя в тот момент испугалась, – с серьезным видом сказала Люсинда, но при этом в ее зеленых глазах мелькнули смешинки. – Взгляд остекленевший, что-то себе под нос бормочешь и прешь вперед как танк, ничего не видя и не слыша. Думаю, этот Павел Валерьевич еще долго в себя приходить будет. Наверное, его не предупредили, что ты – медиум.
– Спасибо, что не вызвал экзорциста, – пробормотал Макс, и они расхохотались.
– За пощечину прости, – повинилась Люсинда, когда они, насмеявшись, направились к скверу. – Сильно я тебе залепила?
– Норм. Главное – в себя пришел. Я реально со стороны выгляжу как придурочный?
– У нас все агентство такое, – уклончиво ответила Люсинда. – Только Марина среди нас одна нормальная. И, похоже, этим гнетется.
– Ох, зря. Она не знает, что это такое, – сокрушенно вздохнул Макс. Люсинда покосилась на него, но ничего не сказала, только понимающе кивнула.
– Так что ты там такое услышал, что тебя понесло за ленту?
– Увидел, – с нажимом произнес Макс. – Снова увидел, хоть и не так четко, как вчера. Похоже, не вся побочка выветрилась, но нам это на руку. Кто-то ищет семь то ли монет, то ли медальонов. Не знаю, что это за кругляши. Призрак блогера связывает семь жертв с этими «монетами».
– Семь… Как в известном триллере. Но число символическое, так что вполне может быть, – задумчиво пробормотала Люсинда. – Я тоже почувствовала негатив, еще свежий, но иначе и быть не могло, раз тут произошло убийство.
– Убийство? – ухватился Макс. – Ты уверена? Мы даже не знаем, как погиб блогер.
– Вряд ли он своей смертью умер, – сказала Люсинда и вытащила из кармана зазвонивший телефон. – Гера? Звонит мне? Хм.
Она поднесла трубку к уху.
– Вы где?! – проорал коллега так, что услышал даже Макс.
– Неподалеку от метро, направляемся в сквер, – сдержанно ответила Люсинда.
– Люсиндон, это ты? Млин, я думал, Максу звоню!
– Какая разница кому. Мы с ним как два сапога пара, куда он, туда и я. Что случилось такого, Гера, что ты даже номер перепутал?
Люсинда приостановилась и включила громкую связь.
– Да ничего такого… Сижу один в офисе. Степаныч куда-то свалил, Лиды нет, ее телефон молчит. А мне выть хочется и по стенам бегать. Степаныч на меня всю бумажную работу скинул!
– А у тебя кровь кипит и адреналин зашкаливает, – вклинился в разговор Макс. – Давай к нам, кое-что обсудим, и захвати свою волшебную аппаратуру. Встретимся возле входа в сквер со стороны метро. Шефу я сам отзвонюсь.
– Спасибо, братан, – с чувством выдохнул Гера. – Я сейчас, через пять минут подгоню. Дождитесь меня там, ага?
– Ага, ага, Гера. Давай, отбой, – засмеялся Макс. – Ждем.
– Лида так и не объявилась, – подвела итог Люсинда. – И Гера не может сосредоточиться на работе. Говорила же я тебе, что из тебя получился бы отличный руководитель: быстро понял, что ему сейчас поможет.
– Шеф у нас уже есть, – сдержанно ответил Макс.
Гера прибыл раньше их. Его высокая крепкая фигура заметна была издалека. Парень и так привлекал к себе внимание крупным сложением и длинными волосами, но сейчас еще и поведением: нетерпеливо приплясывая и перекладывая из руки в руку тяжелую сумку, он слишком нервно озирался по сторонам.
– Ну? Как успехи? – бросился он навстречу Люсинде с Максом. – Что обнаружили?
– Давай сначала кое-что проверим, а потом уже сядем где-нибудь и все обсудим, – уклончиво ответил Макс.
Они дошли до лавочки, на которой накануне шеф нашел Марину.
– Измерь тут все, пожалуйста. Мы запишем показания. Все как обычно, в общем.
– Ага, понял, – обрадованно кивнул Гера, стащил с себя толстовку, оставшись в одной футболке, под которой перекатывались упругие мышцы, и раскрыл сумку.
Макс в очередной раз подивился тому, как меняется во время работы коллега. Ничего от привычного всем дурашливого и болтливого Геры не оставалось. Он умолкал, концентрировался на деле, тишину нарушал только короткими указаниями.
Гера поочередно замерил в разных местах температуру, влажность, электромагнитное поле и еще что-то, только ему понятное. При этом он хмурился, вскидывал брови, кивал сам себе и совершенно не обращал внимания на прохожих, которые, проходя мимо, заинтересованно косились на их компанию. Только когда Люсинда заметила, что они вызывают интерес, хмыкнул:
– Не больше, чем всякие пляшущие тик-токеры и фитнес-няшки, которые на камеру в скверах качают «орех».
Пятачок напротив лавочки отчего-то больше всего привлек его внимание, Гера трижды сделал там необходимые ему замеры.
– Готов поспорить, что на Маринку напали вот здесь: показатели отличаются от показателей вокруг, хоть и слабо. Тут будто дыра была, но затянулась.
– Жаль, на парковке нельзя проверить, – ровно ответил Макс, записывая цифры.
– А там что?
– А там тело блогера нашли. Шеф не успел тебе сообщить?
– Так он умчался следом за вами! Гм! Значит, у нас еще один трупешник? А я все новости в офисе просидел!
– Блогер погиб еще накануне. Мы сами только недавно узнали.
– Так давайте туда прогуляемся!
– Нас туда не пустят, – усмехнулся Макс и переглянулся с Люсиндой.
– А что так?
– Да Макса просто увидели в работе, вот и все. Ну и я тоже добавила поводов понервничать тому человеку, который нас провел на место.