Пироги у тебя вкусные получаются, - прохрипел Платонов.
Но она совсем не слышала его.
Я училась на третьем курсе, когда мы начали репетировать спектакль для экзамена - Шекспир «Антоний и Клеопатра». Как-то раз вечером после репетиции меня вызвался проводить парень моей лучшей подруги. Назовем их Саша и Маша. Это, конечно, не их имена, но сейчас они очень известные и знаменитые, поэтому не будем наводить тень на плетень. Я не удивилась предложению, потому что у нас с Сашей были добрые отношения, тем более что он сразу сказал, что хочет поговорить о моей подруге. По дороге мы зашли в небольшое кафе, где он мне жаловался на свои проблемы: что Маша его не понимает, просил поговорить с ней. Мы выпили кофе, потом он довел меня до дверей, я поцеловала его в щеку, и мы распрощались. А ночью мне стало плохо, меня рвало и мутило так, как никогда в жизни. Это сегодня я большая и умная, а тогда утром я позвонила Машке, она тут же примчалась, привезла еду и лекарства. А мне становилось еще хуже. Спасло меня то, что мастер наш не стал дожидаться, пока я выздоровею, снял меня с роли и отдал ее Машке. А болезнь моя через пару дней прошла - вся интрига и была затеяна только для того, чтобы получить мою роль. И ведь понятно было бы, если бы я должна была играть Клеопатру, а то - Хармиону. Она-то, правда, вообще на роль служанки была распределена.
Владимир Павлович молча смотрел на свое «блаженство и безнадежность». Ему не хотелось говорить, да он и не знал, что сказать.
Что вы на меня так смотрите? - завелась опять Анастасия. - Считаете, что я - сумасшедшая? А если я только на сцене и на съемочной площадке ощущаю всю полноту жизни, что мне тогда делать?
Она повернулась к Платонову и схватила его за рукав.
Да вы мне очень симпатичны, очень, - она опять перешла на «вы», - таких сейчас уже не делают, а вы - как та скульптура из цельного камня, про которую Микеланджело писал. И у нас с вами все могло быть. И сейчас может, что я несу? Но я - актриса, и это для меня - главное. Если вы меня поймете и простите, тогда еще не все потеряно, а если не поймете, - она порывисто обняла его, прижав к груди его голову, - убирайтесь ко всем чертям.
Владимир Павлович вытащил руку, которую она прижала своим телом, тоже обнял ее за плечо. Так они просидели в молчании несколько минут. Первым заговорил он:
Расскажи мне, что ты должна была делать, что ты сделала с этими ключами, расскажи мне все.
И что изменится? - горько спросила она.
Надеюсь, тебе легче станет. Когда гадость выливают из посуды, а потом ее помоют, то можно в ней и чего-то дельного сварить. Кто это все придумал?
Костя.
Твой бывший муж? - изумился Платонов. - Он-то здесь при чем?
Он везде при чем там, где можно с помощью какой-нибудь аферы деньги заработать. Я же говорила вам.
А на кого он работает? Или все это для него лично?
Он работает на того, кто платит. Он не хозяин, понимаете, он - менеджер, даже не менеджер, он. Знаете, как в Голливуде пишут сценарий? Это у нас сценарист все делает сам, а там по-другому. В титрах читаешь: идея - Джона, сценарий - Стивена, диалоги - Сьюзен. Вот Костя - это Джон, он - автор идей.
Понятно, - Владимир Павлович осторожно, чтобы случайно не скинуть Настину руку, почесал подбородок.
Наверное, со стороны они представляли забавное в своей нелепости зрелище: в новогоднюю ночь сидят на полу, на куче женского нижнего белья два взрослых человека и плачут, тщательно скрывая это друг от друга.
А должна я была сделать и сделала вот что: зашла к тебе, когда мне позвонили, и по подсказке открыла твой ларец, забрала оттуда этот медальон и бумаги и положила туда другие документы. - Она потерлась о его плечо носом, потом попыталась оттереть образовавшееся на свитере пятно. - Я - сука, да?
Ты - несчастная, - он взял ее руку, которой она это проделывала, и удержал ее в своей, - глупая, совершенно заблудившаяся девочка.
Глава 47
Он так и не заснул в ту ночь. Сначала сидел с Настей, утешал ее и пытался успокоить. В голове, правда, вертелась мысль о том, что вот все получилось, как всегда бывает с дамами: она тебя предала, а ты ее утешаешь. Но он просто не мог иначе, плачущая женщина задевала в его душе какие-то неясные ему самому струны, и он становился совершенно беспомощным перед ними. Наташа когда-то довольно ловко этим пользовалась, но не часто, и потом обычно признавалась в содеянном.
Когда Анастасия заснула, Владимир Павлович вернулся домой, собрал по квартире все, что касалось шкатулки и ее содержимого, уселся в свое любимое кресло и, как говорили наши предки, «предался размышлениям». Сегодня в свете того, что рассказала ему соседка, многое выглядело по-другому. Периодически он вставал, разминая затекшие ноги и спину, и вышагивал по квартире на своих длинных ногах.
В одну из таких «прогулок» он полез на книжные полки, открыл толстый том какого- то словаря и достал оттуда свое завещание. Перечитал его, потом порвал на мелкие кусочки. В порванном только что документе он просил, чтобы все его имущество, включая квартиру, было продано, а деньги положены в российское отделение швейцарского банка.
Они должны были пойти как грант тому, кто предложит реальный способ справиться с болезнью, от которой умерла Наташа. Определять, насколько этот способ действенный, должна была комиссия из трех врачей разных стран, экспертов в данной области. Все эти хлопоты за десять процентов от общей суммы плюс расходы Платонов поручал крупной адвокатской конторе, которая располагалась в Нью-Йорке, а свои филиалы имела во многих странах. К завещанию был приложен реестр имущества Владимира Павловича с подробной оценкой и приблизительным списком возможных клиентов. Сумма в конце листка приближалась к двум миллионам долларов.
Сегодня завещание, составленное сразу после смерти Наташи, в значительной степени устарело. И даже не из-за списка имущества и клиентов, его Владимир Павлович проверял и обновлял раз в месяц. Просто он совсем перестал верить как врачам, так и адвокатам, а за последние сутки появились сомнения в том, что можно верить человечеству вообще.
Он взял листочек со списком дел и внизу добавил: «Написать новое завещание». Затем порылся по карманам и нашел бумажку с телефоном «сына», который все еще что-то делал в Москве. Времени на часах было почти восемь, уже рассветало, и он набрал номер.
Доброе утро. Ты когда уезжаешь?
Я тебя, бать, не узнал сразу, богатым будешь, - каким-то неприятным, почти подобострастным тоном сказал Сергей. - Послезавтра.
Я принял решение по поводу Маши, - Платонов не ответил на неудачную шутку, - пусть приезжает, но есть одно непременное условие.
Какое? - испуганно спросил «сын».
Мне нужна ваша сводка происшествий по городу за. - Владимир Павлович назвал
дату.
Сводка? - испугался Сергей. - Это невозможно.
Мне она не нужна насовсем, «сынок», - насмешливо прервал его Платонов, - мне надо только взглянуть на нее.
Тебя интересует что-то конкретное?
Да, но это не имеет значения. Покажи мне бумажку, ее даже выносить не надо, я могу подъехать, куда скажешь.
Я подумаю.
И долго ты будешь занят этими размышлениями?
Долго не умею, - честно признался Сергей. - Жаль, что у тебя мобильного нет. Ты дома еще долго будешь?
А сколько надо?
Полчаса, час от силы.
Дождусь, - Платонов собрался положить трубку.
Слушай, а может, Машеньке сейчас приехать, посмотреть, познакомиться? Каникулы у них, правда, уже закончились, но ее отпустят, я уверен.
Теперь я подумаю.
Следующий звонок был к Николаю Николаевичу. «Депутат и председатель, заместитель и директор, главный эксперт и. прочая» к телефону подошел не сразу, сначала трубку взял незнакомый помощник. Пришлось дать ему пару пинков, чтобы он понял и позвал.
Ты чего бушуешь? - Николай Николаевич был в благодушном настроении, видимо, хорошо позавтракал и рюмочку не забыл.
А зачем ты рядом с собой ослов держишь? Нам встретиться надо.
Зачем? - насторожился депутат.
Пару вопросов хотел с тобой обсудить. - Платонов попробовал сразу успокоить приятеля. - Ничего криминального, твой покой останется в неприкосновенности.
Когда?
К вечеру. Когда сам можешь?
Олег, - донеслось из трубки, - что у меня сегодня? - Затем опять в микрофон. - Есть полчаса сразу после двух, но только завтра.
Завтра? А может, оно и к лучшему? А ты где будешь?
У себя в офисе. Подъезжай.
Все в истории шкатулки в общем складывалось в единую картину, но кое-что еще висело в воздухе, и Владимир Павлович никак не мог придумать, где искать ответ. Если бы приятель-историк был жив.
Позвонил «сын», который конечно же сделал все как нужно, и Платонов поехал на встречу. В сводке, которую в скверике напротив «конторы» показал ему Сергей, все было ровно так, как он и ожидал. Он отмахнулся от расспросов «сына» что и зачем, и они договорились о скором приезде Маши. Затем Владимир Павлович побрел куда глаза глядят, раздумывая, где же ему получить такую нужную сейчас информацию.
Эй, дед, - услышал он знакомый голос, - нашел ты тогда Руслана?
Он обернулся, перед ним стоял сосед Скосырева по комнате - Арбуз. Памятуя, как тот бросил его одного в клубе, Платонов хотел, не отвечая, пойти дальше, но тот не отставал:
Если бы ты тогда сказал, что денег заплатишь, чтобы его найти, мы бы его в миг тебе доставили.
Владимир Павлович повернулся и пошел своей дорогой. Но Арбуз опять догнал его.
Может, у вас какая-нибудь работа есть? - почти заканючил он. - Очень деньги нужны.
А что ты умеешь делать? - спросил Платонов.
Он уже не знал, как от него отвязаться.
Английский немного знаю, компьютер, машину могу водить.
А на каком ты факультете? - у Владимира Павловича мелькнула неожиданная мысль. - Мне нужно кое-какую информацию получить.
Так зачем вам мой факультет? - удивился Арбуз. - Информацию нужно в сети искать.