что взлетевший самолёт.
- Эх, я бы куда-нибудь полетел сейчас! - завистливо сказал Саша Руднев, следя глазами за исчезающей в голубом мареве беленькой точкой. - Люблю путешествия и открытия. Не ту я, наверное, профессию выбрал.
- Ты в Интерпол запишись, - добродушно пошутил кто-то. - По всему свету мотаться будешь.
- Набора пока нет. Вот когда наши жулики начнут за границу шастать, тогда уж и мы за ними кинемся. Нет уж, лучше не надо.
- Ну, тогда во всесоюзный розыск просись, всё-таки другие города.
- Не дорос. Если только товарищ Откаленко продвинет.
- Сразу, - ухмыльнулся Игорь. - Как эту группу найдёшь, так сразу.
- И квартиру дадите? А то я больше с тёщей жить не могу. Эти стрессы уже на работе сказываются. Вот если дадите, то я подумаю.
- Орден дам.
- Нет, сначала квартиру, - упрямо затряс головой Руднев. - Тем более что мне её уже четвёртый год обещают.
- Пожалуйста, - продолжая усмехаться, ответил Игорь. - Иди к нам. У нас в МУРе каждому дают, кто попросит.
- Знаю я, как даёте, - безнадёжно махнул рукой Руднев. - Одни только разговоры. А квартиру я скорее в районе получу.
- Ну ладно. Всё! - объявил Игорь. - Перекур закончен. А то совсем меня разжалобите. - И напоследок ещё раз предупредил: - Только внимательнее, ребята.
И вот Руднев, словно и в самом деле решил заработать квартиру, не прошло и пятнадцати минут как уже подозвал Откаленко к себе.
- Смотрите, - неуверенно произнёс он. - Вот трое подряд. На обороте всех трёх корешков данные паспортов выписаны одной рукой, видимо, вот этого, Горчина С.М. Почерк совсем не отработан. А паспорта выданы в Сочи, и возвращаются они в Сочи. И не командировочные они, ручаюсь. У командировочных знаете как почерк отработан! И потом, чтобы один за всех писал… Сравним почерк на всякий случай, а?
- Когда вылетели?
- В среду. Рейс десять сорок семь. Вылет в два двадцать. Это первый рейс в среду.
- Так-так… - Игорь привычно потёр подбородок и с ударением произнёс: - Значит, при условии, что это те самые, кого мы ищем… Кстати, как их фамилии?
- Один, я уже сказал, Горчин С.М. Второй - Варнавский Г.Р., а третий - Гоцеридзе Ш.Г.
- Ага. Так вот, если это те самые… и им нужно было место… А связей в Москве особых нет, иначе была бы машина… Стой, стой… Чего-то у меня крутится… Место… А регистрация в полвторого ночи… и билеты купили сразу, как прилетели… Здесь купили, в аэропорту… Интересно… Ну-ка проверим.
Игорь снял трубку стоявшего на столе телефона и, посмотрев в печатный список внутренних телефонов аэропорта, лежавший под стеклом, набрал номер.
- Это администратор? Добрый день. Говорит старший инспектор уголовного розыска капитан Откаленко. Мы сейчас работаем у вас в аэропорту… Слышали? Ну-ну. Впрочем, сейчас это на пользу. Посмотрите, пожалуйста, в книге регистраций. У вас не проживали, случайно, дня три-четыре и в среду ночью не улетели три пассажира? Возьмите, я подожду. Взяли? Так вот, их фамилии Горчин, Варнавский, Гоцеридзе… Что, что? А, прекрасно. Сейчас я зайду к вам. - Положив трубку, Игорь сдержанно сообщил Рудневу: - Проживали. Все трое. - Про себя, однако, он был очень доволен своей догадкой.
Игорь огляделся и сказал, невольно подражая при этом Цветкову:
- Самое опасное сейчас, милые мои, это уже поверить и расслабиться. Самое опасное. Поэтому я пойду, а вы продолжайте работать, как будто ничего не случилось. Нам бы ещё парочку хотя бы таких групп выудить.
Через несколько минут Игорь уже сидел в комнате дежурного администратора гостиницы при аэропорте. Взволнованная молодая женщина, дежурная по этажу, изящно одетая и в меру накрашенная, и ещё одна женщина, пожилая, в халате, горничная с того же этажа, наперебой рассказывали о трёх постояльцах, проживших у них четыре дня, начиная с субботы, и в среду ночью улетевших. После них из номера выгребли гору пустых бутылок, окурков, объедков, каких-то коробок, обёрточной бумаги, верёвок. Пластмассовая крышка от какой-то коробки и сейчас ещё лежала в ящике стола у дежурной по этажу. Молодая женщина побежала к себе на этаж за этой крышкой. А тем временем горничная сообщила, что постояльцы приехали каждый с чемоданчиком, а увезли столько чемоданов, что ужас прямо. Она как раз на дежурстве была, когда они уезжали.
- А пришли в тот вечер они втроём? - спросил Игорь. - Гостей не было?
- Гостей-то? Стой, стой! Был гость. Провожал.
- Помните его?
- Нет, - сокрушённо призналась горничная. - Ни к чему мне было его запоминать. Да и со спины только видела. Длинный такой, в плаще. В бежевом.
В это время вернулась дежурная по этажу. В руке она держала чёрную пластмассовую крышку с отколовшимся углом. Внизу крышки был вытиснен какой-то текст, а над ним разместился роскошный красный петух в цилиндре. Петух был сердит, взъерошен, глаза его сверкали, а клюв хищно приоткрылся. Он был готов к бою. На могучих, мохнатых лапах воинственно торчали длинные боевые шпоры. От этого петуха невозможно было оторвать глаз.
- Из-за него я эту крышку и сохранила, - улыбаясь, сказала дежурная.
Откаленко был сдержанным человеком, этого требовала и его профессия. При взгляде на разъярённого петуха он промолчал и даже не чертыхнулся, хотя сразу понял, что вся такая, казалось бы, прекрасная версия с этой троицей рухнула, на ней можно было ставить крест.
Игорь лишь попросил разрешение закурить и, разгоняя рукой дым, сказал, имея в виду улетевших постояльцев:
- Скорей всего спекулянты. Это эмблема какой-то французской фирмы, не помню какой.
- Ого! - откликнулся седой, розовощёкий администратор с галстуком-бабочкой под складчатым, бритым подбородком. - У нас тут, случается, и не такие деятели останавливаются. На них только посмотреть. Лицо уже - это дневник обмана и порока, как сказал один писатель.
- И что толкают сейчас? - поинтересовался Игорь. - То есть я хотел сказать…
- Понятно, понятно. Да что угодно. Вот, например, вчера. Тоже компания. И тоже, кстати, трое. Но эти хоть,- он кивнул на крышку с петухом,- все-таки солидные люди.
- Ничего себе солидные! - презрительно фыркнула дежурная по этажу.- Пристали ко мне на глазах у проживающих. Звали к себе в номер. День рождения придумали.
- За вами трудно не ухаживать, Вера Феодосьевна,-галантно заметил седой администратор.
- Ах, перестаньте! Есть же ведь и порядочные люди,-
- Ну еще бы! Большинство! Подавляющее большинство! - спохватился администратор.- Вот недавно остановился у нас ансамбль из Минска. На три дня, пролетом. Какие чудесные молодые люди! Вы помните, Вера Феодосьевна? - Он обернулся к разрумянившейся от приятных воспоминаний дежурной.- Они даже в честь вас…
- Ах, как это было прелестно! - всплеснула руками Вера Феодосьевна.- И такой букет потом!
- Вы что-то начали говорить,- напомнил Игорь администратору.- Тоже трое…
- Трое… Что же я хотел сказать? Ах да! Очень неприятные типы. Один, правда, уже в годах, а двое других такие, знаете, шкодливые мальчишки. Да-да! Я, конечно, сразу насторожился. Я ведь эту публику мгновенно определяю - кто что. У меня па людей глаз как рентген, даю слово. Что вы хотите? Ведь двадцать пять лет я за этим столом. И в лучших гостиницах, и в худших.- Он похлопал ладонью по столу.- Но к чему это я про них вспомнил? - Он потер лоб и засмеялся.-
Знаете, говорят: хорошая болезнь склероз, ничего не болит и каждый день чего-нибудь новенькое.
Все засмеялись. Потом Игорь напомнил:
- Вы хотели рассказать, чем эта троица спекулировала.
- Ой, я их вспомнила! - объявила Вера Феодосьбв-на.- Ничего себе мальчишки, лет по двадцать пять, и один с усами.
- Меньше, меньше,- замахал обеими руками администратор.-Ну, двадцать два от силы, а один еще моложе. Сейчас такие и бороды носят.
- Ну и что же? - спросил Игорь.
- А то. Один из этих мальчишек, например, предложил мне купить ни более ни менее как золотые часы «Павел Буре».
В то время, когда Лосев допрашивал Витьку Короткова, капитан Филипенко успел допросить обоих участников драки - Володьку-Дачника и Гошку по кличке Горшок. Много времени у Филипенко эти допросы не потребовали. Происшествие было самым заурядным - драка, или, как пишут в протоколах, «взаимная драка». Оба были известные драчуны, пьяницы и вообще подонки и дрались, можно сказать, как дышали, то есть непрерывно и по любому поводу. Поэтому арестовывать их сейчас, допустим, на пятнадцать суток было абсолютно бесполезно, ибо всё равно их следовало заставить эти пятнадцать суток подметать и убирать дворы, помойки, расчищать стройплощадки. Так пусть лучше убирают «свой собственный» парк, ведь воспитательная сторона наказания в данном случае всё равно никакой роли не играла, ибо тут ни о каком испуге перед подобным наказанием, ни о каком стыде или раскаянии и речи идти не могло. А между тем характер самого преступления ничего другого и не предусматривал, кроме этих суток, равно как и «светлые» личности самих преступников, не отягощённые, однако, до сих пор ни одной судимостью.
Словом, Филипенко, громовым голосом отчитав каждого, при этом ничем, конечно, не сумев их испугать или пристыдить, выгнал обоих на волю, предварительно выяснив, правда, всякие официальные сведения о каждом, что, пожалуй, несколько озадачило обоих пропойц, потому что местная милиция давно уже этим бесполезным делом не занималась.
Впрочем, надо сказать, что между этими парнями было очевидное, и довольно существенное к тому же, различие.
Володька-Дачник был человек совершенно пропащий, и не только все вокруг, но и сам он давно махнул на себя рукой. Куда бы его ни принимали на работу, он честно предупреждал: «Я, граждане, человек пьющий, потому через три месяца вы меня выгонять будете. А теперь глядите, как знаете. Только лечить меня не надо, лечить - я возражаю». И в самом деле, больше трёх месяцев он нигде не задерживался. Был он, между прочим, человеком чрезвычайно честным. В жизни ничего чужого не брал, и можно было его поставить хоть золото охранять. Не углядит - это да. Ну а взять - ничего не во