- Познакомься, Маечка, - выламываясь, сказал Гошка. - Мой закадычный кореш. Как тебя увидел, так покоя лишился. «Познакомь да познакомь». Ну, я что же… я человек добрый. Для кореша всё. Ты уж меня… это самое…
К своему удивлению, Виталий уловил какие-то заискивающие нотки в его голосе.
Девушка небрежно снизу вверх оглядела Виталия и пожала плечами.
- Ну, длинный. А ещё чего?
- Молодой и красивый, - со смешком добавил Гошка.
- Молодые сейчас на одну зарплату живут. Чего у них, может, и много, а вот тут ещё не хватает. - Она постучала согнутым пальчиком по лбу. - Тебя как зовут?
- Виталий. А тебя?
- Уже знаешь. И где ты трубишь?
- Далеко.
- Шустришь, вроде нашего Гошеньки?
- С первой встречи, Маечка, говорить о работе не принято, - усмехнулся Виталий. - Если подружимся, всё узнаешь.
- Ну и что? Попробуем подружиться. Запиши телефон. А здесь ко мне больше не подходи.
- Это почему?
- Глаз много. А я не люблю на людях. Так что звони. Утром лови, до девяти. Пока я в постельке. - Она коротко рассмеялась.
- Понятно, Маечка. Будь спокойна, поймаю.
- А я пока спокойна, не загорелась. Ты не думай.
- А как сегодня? - на всякий случай выразил нетерпение Виталий.
- Ты, мальчик, не торопи ночь. Сегодня я занята. Гоша, такси мне сейчас найдёшь, - повелительным тоном сказала Майя.
- Сей момент, - обрадованно и по-прежнему чуть заискивающе отозвался Гошка.
- Ну, так пошли, мальчики.
Втроём они направились к выходу из парка.
«Однако эта деловая Маечка быстро пошла на дружбу», - отметил про себя Виталий.
Гошка подогнал такси мгновенно, так что Виталий не успел сказать Майе и двух слов.
Когда девушка уехала, Гошка нетерпеливо спросил:
- А нам куда?
- А нам недалеко.
И они двинулись в сторону большой, залитой огнями площади.
У Виталия уже довольно давно появилось в городе два-три надёжных места, где он мог спокойно встретиться с кем угодно, где его знали и он мог быть уверен, что встречи его пройдут незаметно для окружающих и будут обставлены как надо. Одним из таких мест была скромная «Блинная» возле той самой площади.
Оглядев с презрением её скромный фасад, Гошка насмешливо присвистнул:
- Длинный, куда это ты меня приволок? Здесь одни мыши крупу жуют.
- Не суди, Гоша, по виду. За ним иной раз ой-ой чего прячется. Заходи.
Уже через полчаса, сидя в маленьком закутке возле общего зала и жадно уплетая тонкие, хрустящие блины с различной, вполне приемлемой закуской и проглотив уже третью рюмку водки, Гошка, отдуваясь, сказал:
- Ну, ты, Длинный, тоже даёшь. И место же выбрал, ёшь твою корень.
- А что?
- Знаем что, - хитро подмигнул Гошка. - Не пальцем учены.
- А тебе, Гоша, не приходила мысль поменять работу? - сочувственным тоном поинтересовался Виталий. - Не жарко тебе на ней стало, не припекает зад-то?
Вопрос этот Виталий задал, когда Гошка достиг того состояния, когда потребность излить душу становится уже невыносимой.
- Я тебе так, Длинный, скажу. Всё бы ничего, но братан в печёнку залез. Бросай да бросай. Ко мне на завод иди. А мне его завод во как нужен! - Гошка провёл ребром ладони по горлу. - Ну а вокруг, конечно, палёным запахло.
- Это как понять?
- А так. Первое, значит, это братан, ёшь твою корень, чего-то, видать, дознался. Тюрягой грозит. Второе, парень один пропал. Хрен его знает, где он.
- У Бороды спроси.
- Да пошёл он на хрен, Борода. Я его, жабу, ещё и не так подставлю. Вот он у меня где. - Гошка сжал кулак. - Захочу, так он знаешь куда запылит?
- А Борода-то знает, где он у тебя? - насмешливо осведомился Виталий.
- Раньше времени ему знать про то незачем. Что сделали у него, это так, начало только, - мстительно ухмыльнулся Гошка. - Я его всего закопаю. Погоди.
- Ты зря не свисти, - махнул рукой Виталий. - Про Бороду надо знать только одно, чтобы его закопать: как он «станок» крутит. А это тебе знать не положено.
- Кое-что знаем, - обещающе кивнул Гошка, уплетая блины.
- А сам ты, Гоша, что думаешь делать? Всю жизнь шестёркой не пробегаешь.
- А чего мне думать? За меня вон братан думает. У него думалка знаешь какая!
- Чужим умом жить - всё равно что чужими ногами ходить. Хуже нет.
- Плевать. Мне сейчас во как хорошо, понял?
- А братану за тебя плохо не будет?
- Иди ты на хрен! - обозлился наконец Гошка.
Виталий покачал головой.
- Эх, Гоша! Я тебе одно предложение хотел сделать. Но тут надо своей головой работать. А у тебя, видать, чурка вместо головы.
- Но, ты! Больно длинный. Я тебя покороче сделаю, - Гошка продолжал пьяно злиться. - Ишь! Один с одной стороны, другой с другой. А я не желаю, понял?!
- Значит, работкой доволен? - усмехнулся Виталий. - И дальше шестерить у Бороды будешь? Ну, валяй, валяй, Горшок. Каждому, конечно, своё.
- Да что ты ко мне прицепился?
- Я-то? Да показалось мне, что ты стоишь чего-то.
- Я, брат ты мой, ого сколько стою, не купишь.
- Это пусть тебя Борода покупает или Горох, а то и сам Вадим Саныч. Сколько они за тебя дадут, как думаешь?
- Сколько запрошу. Свобода им, так и так, дороже.
- Ох, куда занёсся! Здоров ты, Гошка, брехать, я смотрю. А, между прочим, с ними пойдёшь, если что. Разве только поменьше спрос будет. Но я тебе так скажу. И пятнадцать суток, допустим, под замком - и то хреново, сам знаешь. А тут суд светит. Тебе отломится двадцать пять по пятнадцать - зачешешься. Да нет. Ещё больше. Столько ты никогда не сидел. А ведь сам говоришь, дымится вокруг. Тогда чего ты ждёшь, скажи, а?
- Слышь, - помедлив, сказал Гошка, и голубые глаза его стали задумчивыми, он даже есть перестал: - Ты чего предлагаешь?
- Беги, Гоша. Без оглядки беги.
- А куда?
- Не ко мне, так к братану.
- А к тебе куда?
- Ко мне далеко, сам не добежишь.
- Эх, был бы Витька! - мечтательно произнёс Гошка.
- Это который пропал?
- Ага.
- Ну и что было бы?
- Вдвоём мы куда хошь закатились бы. Во парень!
- Сидит же твой Витька, сам знаешь.
Гошка насторожённо посмотрел на Виталия, и как будто даже меньше хмеля стало в его пустых глазах.
- А ты почём знаешь?
- Ха! Каждая собака в парке про то брешет. Что-то не к добру тебя к Витьке потянуло.
Закусив, Гошка вздохнул:
- Убегу. Ей-богу, убегу. Увидишь. И где-нибудь башку разобью.
- Это ещё зачем?
- А затем, что не пристану я уже ни к какой другой жизни.
- Не зарекайся. Не такие приставали. Битые-перебитые - и то… А ты ещё свеженький, молодой, необстрелянный, тебе просто.
- Не пристану, точно говорю. - Гошка печально покачал головой. - Ты, ёшь твою корень, парень, видать, стоящий. Вот я почему-то верю тебе, понял? И не потому, что выпил. Я ведро выпью, а никому не поверю. А тебе вот верю. Потому и говорю: убегу. Пусть они тут сами всё своё дерьмо расхлёбывают.
Злость опять переполнила его.
- Захлебнутся, - усмехнулся Виталий.
- Точно, ёшь их корень. Но у них, зараз, всё повыковыривать надо, голенькими чтоб побегали. У Бороды вот уже поковыряли, - злорадно сказал Гошка. - Но много чего ещё осталось. Не хошь ковырнуть? Я и тебе адресок дам. У него всё сверху выставлено, как в музее. А вот у Вадим Саныча нет, у него всё у матери, в Воронеже. А у Гороха - Нинка казначей. Во где ничего не найдёшь, у змеи этой.
- А Горох чем у них ведает?
- Горох людей ищет. Или убирает, если что.
- А как это он убирает?
- Так и убирает. Присылают нам иной раз кого, вкалывать. А не каждый подходит-то. Другой поглядит-поглядит кругом - и жить с нами отказывается. - Гошка пьяно ухмыльнулся. - Хорошо, если сам уйдёт. А то ведь иной нас норовить вытурить. Ну, тут уж извини-подвинься. Горох ему хлебало заткнёт.
- И крови не боится? - недоверчиво спросил Виталий.
- Как дело пойдёт, а то и на нож поставит.
- Ладно тебе брехать-то.
- Брешут псы. А я точно тебе говорю.
- И кого, к примеру, он хоть раз на нож поставил? - насмешливо спросил Виталий, делая вид, что не верит ни одному Гошкиному слову.
- Кого? - азартно переспросил оскорблённый Гошка. - Да хоть этого… Как его?.. Он, говорят, уже бумагу накатал. Но передать не успел. У Гороха нюх собачий. Учуял.
- Ну-ну, не заливай. Имя-то придумай сначала.
- Чего придумывать. Прислали его к нам билетёром… этого… Николай, вот!
- А дальше?
- Дальше у Гороха спроси.
- И что было?
- А то. Был Николай - и нет Николая. Такой фокус! - залился пьяным смехом Гошка.
Очень захотелось в этот момент Виталию как следует смазать по этой подлой херувимистой роже. Просто руки зачесались. Но сдержался. Он уже давно привык сдерживаться. Только чуть осипшим от волнения голосом спросил:
- Выходит, на мокрое дело Горох пошёл, не побоялся?
- Он одну Нинку боится, - осклабился Гошка.
- И давно дело это было?
Всё-таки в тоне Виталия что-то насторожило Гошку. Он подозрительно взглянул на него, потом сосредоточенно затянулся и, разминая в тарелке недокуренную сигарету, покачал головой.
- И кто ты, Длинный, есть, не пойму, - задумчиво произнёс он.
- А кто ты сам есть, ты понял?
- Я-то? Блатняга, и всё.
- Нет, не всё, Гоша. Совсем не всё. Ты, я вижу, себя ещё не знаешь. Ты много чего можешь. Ты и вышку схлопотать можешь, и орден. Смотря куда тебя понесёт. К Гороху, допустим, или, тоже допустим, к братану.
- А я говорю, убегу, - со злым упрямством произнёс Гошка, пристально глядя в маленькое окошко, выходившее в какой-то захламлённый угол двора. - Решено и подписано.
- Когда же это ты подписать успел? - насмешливо спросил Виталий.
- А вот как раз тогда, когда Горох… Нет моего согласия на такие дела, понял? Да я скорей себя порешу, чем другого кого, - с надрывом произнёс Гошка, стукнув кулаком в грудь. - А теперь убегу. Я его рожу сейчас видеть не могу, Гороха. Только ты, Длинный… - Гошка помедлил. - Ты гляди… Я тебе одному. Никто больше не знает. И знать не должен. Все думают, Гошка - трепло, Гошка - гад, Гошка - шестёрка. А у Гошки тоже душа есть, понял? Гошка тоже человек и дышать хочет.