Понятно, слегка заинтересовавшись, я стала за ними подглядывать. Помогая леди оправить ее накидку, мистер Пэрэбл, возможно невольно, притянул леди к себе. И в этот самый момент появился краснолицый джентльмен с короткой трубочкой в зубах и окликнул эту самую леди. Он сказал: «Добрый вечер!», приподняв шляпу, и добавил, что он, дескать, надеется на то, что она «приятно проводит время». Хочу заметить, что тон у него был явно насмешливый.
Что ни говори, а эта молодая леди повела себя прямо-таки безукоризненно. Ответив на приветствие холодным и сдержанным кивком, она встала и, повернувшись к мистеру Пэрэблу, заметила, что им, как ей кажется, пожалуй, пора уходить.
Тот джентльмен, вынув трубку изо рта, сказал, опять-таки насмешливым тоном, что и он так думает, и предложил леди свою руку.
«Полагаю, вам не стоит беспокоиться», — заметил мистер Пэрэбл, становясь между ними.
Я — женщина почтенная, и у меня не хватает слов, чтобы описать, что за этим последовало. Помню, как шляпа мистера Пэрэбла взлетела в воздух, а потом краснолицый джентльмен уже лежал затылком, разметав сигареты, у меня на прилавке. Я, конечно же, стала громко звать полицию, но ни один человек меня не поддержал; и полиция появилась только после того, как между ними завершился, выражаясь профессионально, «четвертый раунд».
Последнее, что я видела, это как мистер Пэрэбл трясет молодого констебля, с головы которого свалился шлем, а трое других полицейских стараются его оттащить. Обнаружив шляпу краснолицего джентльмена на полу своего киоска, я вернула ее ему; однако после тщетной попытки нахлобучить ее на голову, тот удалился, держа шляпу в руке. Леди куда-то скрылась.
Мисс Дженкс утверждает, что смогла бы узнать ту леди. На ней была шляпка, задрапированная черным шифоном, и по ней — маки, к тому же на носу и щеках леди она заметила веснушки.
Старший офицер полиции С. Уэйд, отвечая на вопросы нашего представителя, позволил себе произнести следующее:
— Да. Вечером в четверг, двадцать седьмого, я состоял на дежурстве в полицейском участке по Уайн-стрит.
— Нет. Не припомню, чтобы кто-нибудь в чем-нибудь обвинил джентльмена по имени Пэрэбл.
— Да. Примерно около десяти вечера привели джентльмена, обвиненного в учинении дебоша в выставочном центре Эрлс-Корт, а также в нападении на полицейского, находящегося при исполнении служебных обязанностей.
— Джентльмен назвался мистером Арчибальдом Куинси, Харкорт Биллингс, Темпл.
— Нет. Джентльмен не обращался с заявлением по поводу поручительства и выразил готовность провести ночь в тюрьме. Нам не возбраняется действовать по собственному усмотрению, и мы постарались устроить его поудобнее.
— Да. Одна леди.
— Нет. Насчет джентльмена, который ввязался в драку в Эрлс-Корт. Имени она не упоминала.
— Я показал ей обвинительный лист. Она поблагодарила и ушла.
— Этого я сказать не могу. Одно могу сказать, в девять пятнадцать утра в пятницу был внесен залог, и, как выяснилось, деньги были уплачены лично Джулиусом Эддисоном Таппом, владельцем прачечной «Солнечный ручей» в Туикенхэме.
— Это нас не касается.
Нарушитель порядка, выпив в половине восьмого под моим личным наблюдением чашку чая с небольшим тостом, покинул участок в сопровождении мистера Таппа вскоре после десяти утра.
Старший офицер полиции Уэбб признал, что ему известны случаи, когда во избежание всяких неприятностей нарушители порядка называют себя вымышленным именем, однако отказался пускаться в дальнейшее обсуждение этого вопроса.
Старший офицер полиции Уэйд, выразив сожаление по поводу того, что не имеет более времени общаться с нашим представителем, сказал, что, вполне вероятно, сможет узнать ту леди, если увидит ее еще раз.
Не претендуя на компетентность в подобных вопросах, старший офицер полиции Уэйд полагает, что ее вполне можно назвать в высшей степени смышленой и исключительно привлекательного вида молодой особой.
От мистера Джулиуса Таппа, владельца прачечной «Солнечный ручей», к которому наведывался наш представитель, мало чего удалось добиться, поскольку мистер Тапп на все обращенные к нему вопросы отвечал односложно: «Ответов не даю!»
По счастью, наш представитель, возвращаясь обратно через сушильню, смог взять короткое интервью у миссис Тапп.
Миссис Тапп вспоминает, что впускала одну молодую леди в дом утром в пятницу двадцать восьмого, как раз открыв дверь, чтобы взять оставленное молочницей молоко. Как отмечает миссис Тапп, голос у леди был осипший в результате того, как та сама разъяснила с милым смешком, что ей пришлось всю ночь пробродить по Хэм-Коммон, поскольку в тот вечер безмозглый носильщик на вокзале направил ее совсем не туда, а будить и тревожить соседей в два часа пополуночи леди не хотелось, что миссис Тапп сочла весьма благоразумным с ее стороны.
Миссис Тапп описывает молодую леди как особу с весьма милыми манерами, однако по виду несколько утомленную, что и понятно. Леди спросила мистера Таппа, пояснив, что его приятель попал в беду, что ни в малой степени не удивило миссис Тапп, каковая лично ни с какими социалистами дела не имеет. Получив такое известие, мистер Тапп живо оделся и сбежал вниз, после чего ушел из дома вместе с молодой леди. На вопрос, что это за приятель такой, мистер Тапп крикнул на ходу, что миссис Тапп он незнаком, некто мистер Куинс, а может быть, Куинси.
Миссис Тапп убеждена, что мистер Пэрэбл также является социалистом, и поговорка «рыбак рыбака…» ей хорошо известна. Однако она уже многие годы обслуживает мистера Пэрэбла и всегда считала его вполне приличным клиентом. И поскольку в этот момент появился мистер Тапп, наш представитель поблагодарил миссис Тапп за предоставленные сведения и удалился.
Мистер Хорациус Кондор-младший, согласившийся отобедать в обществе нашего представителя в ресторане «Холборн», вначале воздерживался от ответов на задаваемые вопросы, но мало-помалу снабдил нашего представителя следующей информацией:
— Свое отношение к мистеру Арчибальду Куинси, Харкорт-Билдингс Темпл, я бы затруднился в точности определить.
Как он относится ко мне, мне не совсем ясно. Временами мы с ним бываем очень дружны, а временами он бывает со мной груб и высокомерен, будто я прямо какой-то жалкий секретаришка.
Утром в пятницу, двадцать восьмого, я не пошел в Харкорт-Билдингс к обычному времени, поскольку знал, что самого мистера Куинси там не будет, так как он договорился на десять утра взять интервью у мистера Пэрэбла для «Дейли Кроникл». Я позволил себе задержаться на полчаса, но он пришел только в четверть двенадцатого.
Меня он как бы не заметил. Минут десять, может и поменьше, он расхаживал взад-вперед по комнате, бранясь и чертыхаясь и пиная все, что встречалось ему на пути. Он поддал оказавшийся на его пути низенький ореховый столик так, что тот угодил мне по ногам, и я решил воспользоваться этой возможностью, чтобы пожелать ему доброго утра, и после этого он, можно сказать, как бы очнулся.
«Ну как прошло интервью? — спрашиваю. — Удалось выудить что-нибудь интересненькое?»
«Вот именно, — отвечает он, — интересненькое! Прямо-таки очень даже интересненькое!»
А сам как бы сдерживается, знаете ли, произносит слова медленно и с растяжкой.
«Представляете, где он был вчера вечером?» — задает он мне вопрос.
«Ну как же, — говорю, — верно, в Кэкстон-Холл? На митинге, где требовали освободить мисс Клебб?»
Тут мистер Куинси потянулся ко мне через стол и приблизил свое лицо прямо к самому моему носу.
«Не угадали! — говорит. — Еще разок!»
Только мне было не до угадываний. Он больно зашиб меня столиком, и я уже слегка начал горячиться.
«Да будет вам в игры играть, к тому же с самого утра!» — говорю я ему.
«Он был в Эрлс-Корт! — восклицает мистер Куинси. — Танцевал танго с леди, которую подцепил в Сент-Джеймском парке!»
«Ну а что тут такого? — возражаю я ему. — Ведь он вовсе не часто позволяет себе развлечения».
Я решил, что ничего во всем этом особенного нет.
Но мистер Куинси пропустил мое суждение мимо ушей и продолжал:
«Тут появляется какой-то претендент — судя по моим данным, полный идиот, и сразу же между ними возникает драка. Пэрэбла забирает полиция, после чего он проводит ночь в арестантской при полицейском участке на Вайн-стрит!»
Здесь, видно, я, сам того не желая, ухмыльнулся.
«Смешно, не правда ли?» — язвительно замечает мистер Куинси.
«Так ведь в этом деле есть и комичная сторона, разве не так? — говорю я. — И что теперь с ним будет?»
«Меня волнует не то, что будет с ним, — отвечает мистер Куинси, — меня волнует, что будет со мной!»
Я решил, что он не в своем уме.
«Вы-то здесь при чем?» — спрашиваю.
«Если старик Уотерспун окажется в благодушном настроении и с головой у констебля до пятницы полегчает, возможно, я отделаюсь штрафом в сорок шиллингов и общественным порицанием. С другой стороны, — продолжал он, постепенно обретая рассудительность прежнего мистера Куинси, — если с головой у констебля лучше не станет, а печенка у старого Уотерспуна разболится, надо готовиться к тюремному заключению на месяц без права замены штрафом. Это если я буду вести себя как круглый идиот…»
Войдя, он оставил двери открытыми, что в дневное время у нас принято, поскольку наше помещение находится на самом верхнем этаже. И тут в нашу комнату вплывает мисс Дортон, секретарша мистера Пэрэбла. Меня она как бы не замечает. Падает в кресло и разражается рыданиями.
«Он уехал! — всхлипывает она. — Взял с собой кухарку и уехал!»
«Как уехал! — восклицает шеф. — Куда?»
«В Финджест, — бормочет она сквозь рыдания, — в свой загородный дом! Едва вы ушли, как тут же появилась мисс Балстроуд. Он пожелал удалиться от всех и пару дней пожить в спокойной обстановке. А когда вернется, сказал, что сам готов это сделать!»
«Сделать что?» — спросил шеф, по-прежнему пребывая в раздражении.
«Отсидеть пятнадцать суток, — всхлипнула секретарша. — Это убьет его!»