Синклер довольно долго сидела молча.
– Я не стану обсуждать ничего из того, что вы сейчас сказали, – заявила она. – Но, если б то, о чем вы говорили, действительно произошло, мы, естественно, не могли бы это комментировать. Надеюсь, вы понимаете, что я ничего не признáю.
– Вы собираетесь им ответить? – спросил Ричер.
– Это будет сложный двойной блеф, верно?
– Вы можете пойти к Гризману. Пусть он блефует. Он будет вести себя исключительно вежливо, а когда вы повернетесь к нему спиной, засунет ваше дело в самый дальний ящик, чтобы выглядеть благонадежным гражданином перед своим правительством. Что будет весьма для него полезно. И он даже может отнестись к новым обстоятельствам как к услуге. А взамен, возможно, согласится понаблюдать за явочной квартирой.
– Для него проще попросить нас проверить тот отпечаток пальца.
– Нам все равно нужно это сделать. Убили женщину. Проверить отпечаток будет правильно.
– Взгляд с дешевых мест?
– Таким должен быть взгляд с любых мест.
Синклер промолчала.
– Мы можем провести проверку, не ставя его в известность. Если результат окажется нулевым, скажем. Если же нет, решим, что делать, по обстоятельствам.
– И каковы шансы?
– Солдаты ходят к шлюхам, но, как правило, не убивают. Кроме того, она была дорогой, судя по району, в котором жила. Что еще сильнее снижает вероятность.
– Нет, – сказала Синклер. – Это банка с пауками. Слишком высоки политические риски.
В этот момент новый курьер стояла пятой в очереди иммиграционного контроля в гамбургском аэропорту. Работало четыре окна – два для членов Евросоюза и два для всех остальных. Она прилетела с пакистанским паспортом и совсем не нервничала. Для этого не было никаких причин. Она оказалась тут впервые, никогда нигде не бывала, не значилась ни в каких базах данных. Ее никогда нигде не видели, не брали отпечатков пальцев и сфотографировали всего один раз – для паспорта, который она сейчас держала в руке, абсолютно надежного и настоящего, если не считать имени и национальности.
Четвертая в очереди. Она видела свое отражение в стеклянной стенке будки. Спутанные волосы, сонные глаза, уязвимая. Блузка все еще белая и чистая, тщательно обработанная от микробов. Две пуговички расстегнуты. «Никогда не расстегивай три, если только это не будет выглядеть как случайность, – так ее учили. – Держись строго с мужчинами, представителями властей».
И вот она уже третья в очереди.
Ричер и Нигли оставили Синклер в ее номере и прошли мимо комнаты Джека к Нигли, чтобы их разговор нельзя было услышать сквозь стену.
– Я не знаю, зачем она прилетела, – сказал Ричер. – Она категорически отказывается установить слежку за явочной квартирой.
– Она здесь, потому что крошечный шанс лучше, чем ничего.
– Если только не считать, что она изо всех сил отталкивает от себя все возможности.
– Правда?
– Ты о чем?
– Не важно, – сказала Нигли. – Отдохните. Восточное побережье еще целый час будет спать. А когда они проснутся, мы встретимся. Уверена, что конференция по телефону поднимет нам настроение.
Ричер вышел прогуляться и обнаружил, что оказался на улице со множеством магазинов мужской одежды. А еще там продавали ремни, перчатки, часы и бумажники. Одежда и аксессуары. Похоже на неофициальный уличный универмаг. Он зашел в лавочку, торговавшую традиционной одеждой, и купил новое нижнее белье и футболку, черную, из отличного хлопка. Стоила она в четыре раза дороже того, что он привык платить, но отлично ему подошла. В среднем немцы были высокими – не такими, как голландцы, которые считались мировыми чемпионами по росту, но выше американцев в целом.
Ричер переоделся в примерочной и выбросил старую одежду в урну. Нигли была права: ему не хватало миллиона мелких вещей. Например, майки тусклого оливкового цвета. Когда-то прежде их выдавали, но потом перестали, без объяснения, и в конце концов вычеркнули из списка, который теперь стал печально неполным.
Ричер пошел дальше и вскоре увидел парикмахерскую, которая расположилась так, что являлась своего рода центром неофициального уличного универмага. Она выглядела, как американское заведение из прежних времен: два виниловых стула с таким количеством хрома, что «Кадиллаку» и не снилось, большой радиоприемник на полке. Не ради привлечения клиентов, а в качестве дани победителям. Американских военных поблизости было не так чтобы очень много. К тому же армейский парикмахер всегда стоил дешевле.
На опытный взгляд Ричера, заведение было скорее кафешкой, чем парикмахерской, но он оценил старания хозяина, продумавшего мелкие детали. Например, тот прикрепил к зеркалу наглядный плакат, напечатанный в Америке; Ричер видел сотни таких в Штатах. Черно-белые карандашные рисунки двадцати четырех голов с разными прическами, чтобы клиент мог просто показать вместо того, чтобы объяснять. Сверху слева находилась стандартная уставная короткая стрижка, дальше – полубокс, ежик и так далее. Постепенно, по мере приближения к правой нижней картинке, волосы становились длиннее, а прически – более необычными. Ирокез там тоже имелся, а также несколько других, на фоне которых он выглядел образцом для подражания.
Мужчина, находившийся внутри, поманил Ричера, предлагая ему войти.
– Сколько? – одними губами произнес Джек.
Мужчина поднял руку, расставив пальцы.
– Пять чего? – спросил Ричер.
Парикмахер подошел к двери, открыл ее и сказал:
– Американских долларов.
– Мой парикмахер берет меньше.
– Зато я лучше. Вы же шьете свою форму на заказ, верно?
– Я похож на человека, который носит форму?
– Я вас умоляю.
– Пять баксов? – сказал Ричер. – Я помню времена, когда за пять баксов можно было купить два гамбургера и билет на задний ряд в кино. И даже хватило бы на такси для нее, если вы поссорились в процессе. Стрижка и бритье стоили два доллара.
– Это знак уважения?
– Что?
– Вы специально так сказали?
– Иногда я случайно произношу некоторые вещи, но обычно всего один слог за раз.
– Значит, специально. В знак уважения. Вы собираете энергию.
– Что я делаю?
– Вам нравится мое заведение.
– Ну, наверное.
– В таком случае поддержите его, заплатив пять баксов.
– Мне не нужна стрижка.
– Знаете, в чем разница между вами и мной?
– В чем? – спросил Ричер.
– Я вижу ваши волосы.
– И что?
– Вам необходима стрижка.
– За пять баксов?
– Я еще побрею вас, бесплатно.
Опыт получился просто восхитительным. Вода теплая, пена мягкая, сталь, тихонько шипевшая на молекулярном уровне, безупречная. Зеркало было тонированным, поэтому окончательный результат напоминал загар в тех местах, где кожа, скорее всего, стала розовой. Но все равно вышло замечательно. «Скажем, за бритье бакс, – подумал Ричер, – тогда стрижка стоит четыре. Возмутительно».
Парикмахер поменял бритву на ножницы и занялся волосами Джека, который, не обращая на него внимания, разглядывал плакат с разными прическами. Двадцать четыре варианта. Он изучал один за другим, по очереди, так, что двигались только глаза, как будто он запоминал мельчайшие детали, начиная с самой простой стрижки наверху и заканчивая фантастически сложной в самом низу.
Снова посмотрел на ирокез.
– Ну, как вам? – спросил парикмахер.
– В смысле? – поинтересовался Ричер.
– Ваша новая прическа.
Джек взглянул в зеркало.
– А вы меня уже подстригли? – спросил он.
– Вы сомневаетесь?
– Не похоже, чтобы вы меня вообще стригли.
– Вот именно, – заявил парикмахер. – Лучшая стрижка выглядит так, будто ее сделали неделю назад.
– Значит, я должен заплатить пять баксов за стрижку, которая уже отросла?
– Здесь салон, а я – художник.
Ричер промолчал.
Еще раз посмотрел на ирокез.
Затем достал из кармана пять баксов и протянул мастеру.
– У вас есть телефон? – спросил он.
Парикмахер показал на стену, на которой висел старый телефон-автомат фирмы «Белл», полностью из металла, больше подходящий для заправки, а не парикмахерской, но Ричер оценил старания хозяина.
– А он работает? – спросил он.
– Естественно, – ответил парикмахер. – Мы в Германии. Его усовершенствовали, и теперь это вполне себе нормальный телефон.
Ричер набрал номер, написанный на визитке Гризмана, которую достал из конверта с отпечатком пальца, и услышал гудки. Телефон действительно работал. Германия. Усовершенствования.
Гризман взял трубку.
– Мы с вами всего лишь простые детективы, вы и я, и надеемся получить друг у друга одолжение.
– Вы проверите отпечаток пальца? – спросил Гризман.
– Если вы кое-что для меня сделаете.
– Что именно?
– На самом деле мне нужны от вас две вещи. Посадите ваших людей в машины с рациями, чтобы они понаблюдали за баром, куда ходит Клопп. Возможно, туда придет парень с фоторобота. Но только пусть постараются держаться незаметно.
– И?…
– То же самое около дома через пять улиц. Машины, рации, незаметно. Рано или поздно там появится саудовец. Он пробудет внутри некоторое время, потом выйдет и направится на встречу. Я хочу знать, куда он пойдет, в режиме реального времени.
– Для этого потребуется много машин и людей.
– Мы же с вами в Европе. Зачем еще они вам нужны?
– Когда?
– Прямо сейчас.
– Это невозможно: нужно время, чтобы все организовать.
– Вы хотите, чтобы я прогнал ваш отпечаток через наши базы?
Гризман секунду молчал, потом сказал «да», причем с гораздо большим энтузиазмом, чем Ричер ожидал. Немец невероятно гордился своим отделом и хотел как можно быстрее закрыть дело.
– Постарайтесь выполнить мою просьбу, и я постараюсь выполнить вашу.
– Ладно, – сказал Гризман.
Затем Ричер позвонил в отель и попросил соединить его с Нигли, которая оказалась у себя в номере.