иннадцатый контейнер с бомбами? Половина доводов носила философский характер. Но другая половина заинтересованных лиц посчитала, что береженого бог бережет. И начались поиски. Ничего найти не удалось. Ни дома, ни за океаном. Может быть, ученик ошибся? Но тогда ошибку допустил и старший рабочий. Они много раз возвращались к этому вопросу.
– До тех пор, пока?… – спросил Ричер.
– Комитет разделился во мнениях. Большинство считало, что двусмысленные производственные показатели следовало трактовать иначе, одиннадцатого контейнера попросту не существовало, и накладная была ошибочной. Или кто-то решил смошенничать.
– Звучит как угроза, с помощью которой хотели избавиться от проблемы.
– Возможно, так и было.
– А что считало меньшинство?
– Ливермор не стал бы заказывать лишний контейнер, если б у них не было для него бомб. Контейнеры делали на основе стандартной схемы. И только внутри их пришлось модифицировать, чтобы они надежно удерживали груз. Однако снаружи они ничем не отличались от обычных. Ошибка могла произойти при оформлении доставки. Например, контейнер покинул Беркли и отправился по неверному адресу. Или в нужное место, но в описание закралась ошибка. Инвентарные списки очень сложны. Замена даже одной цифры может оказаться фатальной.
– Здесь слишком много предположений, – сказал Ричер. – Перед нами водопад из трех разных ошибок. Неверные документы доставки, неверный код описи, так и не отправленная накладная.
– Каждый год мы тратили миллиарды долларов тысяча девятьсот пятидесятого года на миллионы тонн самого разного оборудования. Это было безумие. И нередко случались ошибки. Как долго ты служишь, майор?
– Двенадцать лет.
– Тебе известны случаи, когда что-то шло не так?
Ричер посмотрел на свои брюки. Форма морской пехоты, сшитая в шестьдесят втором году, отправленная в шестьдесят пятом по неправильному адресу и пролежавшая на складе тридцать лет.
– Однако речь идет о ядерном оружии, – сказал он.
– В нашей истории известны тридцать два случая ложных пусков, взрывов и потерь. Нам удалось закрыть досье в двадцати шести из них. Остальные шесть так и не удалось обнаружить. Они все еще числятся пропавшими. Нам эти цифры известны совершенно точно. Тут нет места для сомнений. Еще десять… совершенно невозможно. В особенности если учесть их природу. «Дэви Крокетты» были маленькими, мы наладили их массовое производство. К ним относились исключительно серьезно.
– Насколько тщательно их искали?
– Повсюду. Буквально по всему миру. И мы их не нашли. Так что взгляд большинства возобладал: бомб попросту не существовало. Накладная являлась сознательным обманом, но кто-то испугался и не довел дело до конца.
– А каково ваше мнение?
– Мы готовились к наземной войне с Красной армией в Европе. У нас были сотни складов снабжения по всей Германии. Самый крупный – больше некоторых немецких городов. Самый маленький превышал размерами футбольный стадион. Я полагаю, что большинство зажимало уши пальцами и пело ла-ла-ла.
– Арнольд Мейсон мог участвовать в поисках?
– Почти наверняка. Не забывайте, прошло всего несколько лет с тех пор, как бомбы отправились домой. Парни знали, что ищут.
– Значит, именно эти истории слышал Хорас Уайли. Исчезнувший контейнер. Десять бомб с мощностью «Малыша». Настоящий клад.
– Но почему он рассчитывал найти то, что не удалось отыскать остальным? – спросила Синклер.
– У разных людей разные таланты, – сказал Ричер. – Может быть, дядя Арнольд дал ему какую-то подсказку. Может быть, наткнулся на то, что не удалось заметить никому другому. Может быть, у него был именно такой талант.
– Все это выглядит совершенно невозможным.
– Я согласен.
– Мадам, возможно все, – сказал Хелмсворт. – Тогда была холодная война. Время безумия. Однажды умники вшили микрофон и передатчик в шею кошки, а тонкая антенна шла вдоль спины и хвоста. Они собирались обучить кошку пробираться в русское посольство, чтобы подслушивать случайные разговоры. Но в первый же день кошку задавила машина. Нет ничего невозможного, и рано или поздно что-то идет не по плану.
– Имеет ли это какое-то значение? – спросила Нигли. – Кто может знать армейские коды? Их вообще ввели? И потом, если они существовали, их разделили на две части, и они никому не были известны целиком. Это базовая мера предосторожности при обращении с ядерным оружием. Таким образом, на десять бомб – двадцать ветеранов. И кто они?
Хелмсворт промолчал.
– Генерал? – спросил Ричер.
– Ситуация становится все хуже, – сказал Хелмсворт.
– Неужели такое возможно?
– Вы видели фильмы про День Д. Зенитный огонь, ошибки при чтении карты, ветер и погода, болота и реки, завязавшееся сражение на земле… Шансы на то, что двое определенных десантников окажутся рядом, равнялись нулю. И тогда мы имели бы на руках сотню бесполезных кусков металла. Однако нам требовалось думать об эффективности. Вот почему разделение пусковых кодов признали серьезной помехой.
– Кто?
– Строевые командиры.
– Вроде вас?
– Я сказал своему квартирмейстеру, чтобы он поручил нашему механику написать код на каждой бомбе желтым мелом. В таком случае, если парень, несущий бомбу, будет убит, кто-то другой сможет завершить миссию. Не забывайте про холодную войну. Теперь, оглядываясь назад, мы знаем, что этого не могло случиться. Но тогда у нас были совсем другие представления о мире.
– Одиннадцатый контейнер так и не добрался до полевых испытаний.
– В таком случае все его коды находятся в засекреченном досье, которое помещалось в специальное хранилище в задней внутренней стенке контейнера. Именно это и делал ученик. Одиннадцать раз.
Все надолго замолчали.
Наконец заговорила Синклер.
– Ладно, через минуту я должна позвонить президенту и рассказать ему, что мы утратили контроль над десятью атомными бомбами вместе с кодами подрыва и каждая имеет такую же мощность, как бомба, сброшенная на Хиросиму, из чего следует, что десять городов в мире могут быть полностью уничтожены. Может ли кто-то из вас назвать причину, по которой я могу не делать такой звонок?
Никто ей не ответил.
Шеф детективов Гризман на лифте поднялся в кабинет герра Дреммлера. Лифт двигался очень медленно. Старое оборудование, вне всякого сомнения, оставшееся после капитального ремонта. Однако в конце концов Гризман прибыл на нужный этаж. Через минуту он уже сидел на неудобном стуле для посетителей перед письменным столом Дреммлера, который сразу попросил секретаршу, по виду южноамериканку, принести кофе и только после этого спросил, чем может быть полезен.
– Речь о Вольфганге Шлуппе, – сказал Гризман.
– Вы знаете, я говорил с ним в тот день. Совершенно случайно.
– Именно по этой причине я здесь.
– Он не сказал ничего интересного. Во всяком случае, ничего, что пролило бы свет на то, что случилось с ним позднее.
– О чем вы говорили?
– Обычный обмен шутками. Однажды я встречался с ним во время делового обеда. Случайное знакомство, ничего больше. Я просто поздоровался с ним. Профессиональная этика. Я его практически не знал.
– Вы пытались продать ему обувь?
– Нет, нет, вовсе нет. Обычная вежливость. Позволяет улучшить отношения.
– Вы часто посещаете тот бар?
– Не слишком.
– А почему вы оказались там именно в этот день?
– Чтобы на свет посмотреть и себя показать. У меня много подобных мест. Я посещаю их по очереди. Таков наш бизнес.
– Наш?
– Предприниматели, гражданские лидеры, финансовые воротилы.
– Вы не обратили внимания на то, кто находился у вас за спиной? – спросил Гризман.
Дреммлер немного помолчал. Вспомнил, как ему пришлось толкаться локтями, чтобы присесть рядом со Шлуппом, спиной к залу. Кто был у него за спиной? Дреммлер не мог вспомнить.
– Мужчина, у которого возникли проблемы с налоговиками. Он слышал ваш разговор и хорошо запомнил подробности, – подсказал Гризман.
Дреммлер снова не стал отвечать сразу. У него была хорошая память, и он всегда отличался рассудительностью. И еще ловкостью и изобретательностью. Человеку в его положении необходимы такие качества. Он мысленно отмотал назад пленку, прослушал вчерашний разговор – он спросил у Шлуппа, как тот поживает, Шлупп поинтересовался, что нужно Дреммлеру. Дреммлер выделил моменты в разговоре, связанные с общим делом, новой Германией, водительскими правами, вопросе об имени американца и снова о деле, о взятке, о важности момента…
Провал.
– У меня есть люди в таких местах, что вы сильно удивитесь. Городу будет трудно существовать без них. И никто из них не нарушал закон. В том числе и я.
– Пока.
– Иными словами, никто из них не нарушал никаких законов.
– Мы будем готовы, когда это произойдет.
– Если вы станете подвергать нас гонениям, то лишь увеличите наше число.
– Уголовные обвинения не являются преследованием.
– Подумайте сами, герр Гризман. Вы имеете дело с могущественной силой. Очень скоро мы станем еще сильнее, и тогда наступит момент, когда вам будет лучше перестать подчиняться своим нынешним хозяевам. Вы должны примкнуть к нам. Наши интересы полностью совпадают. Вам нечего бояться. Вы сохраните свою должность. Даже в новой Германии останутся мелкие преступники.
– Шлупп звонил вам перед смертью и сообщил новое имя американца?
– Нет, – сказал Дреммлер.
Гризман ему поверил. Ничего другого он и не ждал.
Синклер позвонила в Белый дом из кабинета. Хелмсворт ушел. Появился Бишоп. Уотермен повторил свои мрачные предсказания – сейчас уже слишком поздно, немцам потребуется полдня, чтобы как-то отреагировать, и еще целый день на принятие решения. Возможно, больше, потому что они начинают с нуля. Потом немцы узнают, что сделана ссылка на условие договора с НАТО, и это только все усложнит. Синклер не сомневалась, что задержка получится значительной. Ричер позвонил Гризману, и ему сказали, что он сейчас находится в машине. Секретарша обещала сообщить ему о звонке Джека, как только у нее появится возможность. Она показалась ему очень славной женщиной.