Как прачка у речки,
Как весла над всеми лодками вечно,
Так я ежечасно,
И денно и нощно,
Склоняюсь над строчкой,
Над строчкой, над строчкой…
Поэты России
Я навек любовью ранен…
Моя поэзия должна быть, как родник…
Первопутки небесные, и большаки,
и тракты звездные нам знакомы.
Как мать младенца, в ладони берем
Тобой подаренное Слово.
Мы – стая Твоих своенравных птиц —
исчадья, иссчастья и подранки,
Себя осознавшие как родник,
стихами струящийся из Вещей ранки.
Сломались сутки пополам
Андрею Гордиенко
Сломались сутки пополам,
Повисли в пространстве,
Как шарф на плече.
У женщины столько счастливых прав.
Например, быть птицей в любимой руке.
Изящен и прост поворот судьбы:
Рывок вперед – как бросок назад
В то утро, когда не встретились мы.
Кто виноват? Вечный вопрос, мой друг!
Осенью птицы летят на юг.
Звезды вьют гнезда, но не вдруг.
Пролетит череда лет.
Я скажу тебе: «Привет!»
Ты ответишь: «Привет!» – тоже.
Судьба повернется к нам не рожей, а ликом.
Как всегда, начав сначала говорить о пошлом,
Мы очнемся в великом,
В то утро…
«Цветы умерли стоя…»
Цветы умерли стоя,
Не предав, не солгав,
Канув в Вечность Покоя,
В сень зеленых дубрав.
Словно Дафнис и Хлоя,
потерялись в полях.
И не знают печали
в благодатных краях.
Я люблю тебя, Нива
В ярких белых цветах.
Не кончается жниво
В голубых небесах.
Кораблик «Цой»
Пришло лето. Но мне не совсем тепло.
Сердце помнит о холодах, не раз стучавших
В мое окно.
Вдали: красивый паренек
на подмостках Питера и Москвы.
Вы!
Сейчас неоспоримые факты моего дома —
Книга и полоса света над Вашим томом.
Кораблик-книга плывет,
Разбивая в сердце лед.
Ваш голос слышу, и берут аккорды моей
Души, всегда готовой к взлету, клавикорды.
Булгаков и Маргарита
Влюбленная в Мастера Маргарита
Кладет Вам розу красную на грудь.
Отныне свыше воедино свиты
Наш первый и последний путь.
Вчера еще цвела, красуясь,
Как роза в мае, жизнь моя.
Что без тебя мне эти зори,
Пленительная суета,
Раздолье мыслей
И упругость воли,
И руки без креста!
Изящный,
Легкий и красивый,
Тебя забрал туман.
Как неотвязно я просила:
«Не уходи, мой капитан!»
В усмешке ласковой глаза
И губы мне не забыть.
О, слышу! Уж серебряные трубы
Готовятся трубить!
Священная река, Москва-река,
Всегда весенний Киев,
Поэтов друг Арбат – твой
Главный круг,
Хитрей, чем у Дидоны.
Никто не виноват,
Что розно бьются
Твое и мое сердца.
Ты – жизнь моя.
У голубой
Заветной дверцы
Я жду тебя!
Марине Цветаевой
Неоновая свеча.
Она, как и Вы, горяча.
Светла, как Екатерина.
По Вам свеча, Марина!
Не с посохом, но в платке.
Не в рубище, но налегке.
Сжимая ручонку сына —
Не Вашим путем, Марина!
Уймем прощальную грусть.
Я помню Вас наизусть,
Когда Вам было двадцать,
Марина!
В предчувствии перемен
Давно не было рифм.
Сердце билось не в ритм
С молодостью и страной.
И все тяжелей взлетать.
И стало трудно компоновать:
Стопку книг на столе,
Тень от нее на стене.
Весну в ноябре,
Безумный от счастья
Росчерк пера
И те слова,
Что не говорят.
И вдруг! Из скорлупы быта
Забьет золотой луч!
Увы!
Не ту мы искали дверь и не тот ключ.
Искусство бывает только святым.
И его жар снова родит в груди пожар.
И юности два белых крыла
Вернут нас на острова,
Где мы отбывали плен
В предчувствии перемен.
А зябкая дрожь дождя за окном
Попросит о нежности
К покинувшим дом.
И не избежит тоски
Сердце, втиснутое в тиски
Былых драм, по тем,
Кто вне схем, графиков и орбит
И по ночам не спит.
1989 год
Ю. Б.
Зря держал меня и юродствовал.
И сейчас не держи.
У нас не было заспанной ржи.
И не зная другого господства,
Превратясь, как просил,
В Коломбину,
Берегущую розовый сад,
Гордо выгнув кошачью спину,
Я уже не вернусь назад.
Проснулась рано утром
в праздник Покрова
И поняла, что не права,
Что нечего лукавить.
Над Питером кленовый листопад,
И все пути ведут назад.
Я в памяти твоей заноза —
Смесь лирики и жесточайшей прозы.
Когда уходишь,
Оставляешь в сердце
Черную дыру.
В ней дожди и ветры хлещут
Заодно со сквозняками.
Все же знаю,
Что и на этот раз я не умру,
Если на ниве жизни смогу
Взойти стихами.
Ты мне отравил март
Ю. Б.
Ты мне отравил март.
Весна тасует колоду карт.
Осень? Или апрель?
В дом мой скребется зверь.
Зверя поколочу.
В дом его не пущу.
А за окном сверкнули
И пронеслись фары.
Поздно же мы родились
В век наш старый.
В свете колючих глаз – тревога.
Встретились и разбрелись.
И ради Бога!
Банальный сон
Ты мне снился. Я тебя обнимала за плечи.
Я рыдала и билась у тебя на груди.
Ты уходишь, уходишь.
Нет надежды на встречу.
Как мне жить без тебя?
Ну, скажи! Помоги!
Мне приснилось: над пропастью шла я
За коркою хлеба.
Шла во тьме, без дорог,
Надеясь: вот-вот повезет!
Корка хлеба в руке.
Птица в небе.
А бывает, бывает ли
Наоборот?
Мой малахит
Л. Н. Трушкиной
Этот камень гениален.
Виртуозно окольцован.
Приколдован к коже нежной.
Он – восторг отдохновенья
И мгновенье вдохновенья
Упоительной природы,
Сделавшей меня крылатой.
Я гляжу в него, как в Космос,
Или в океан зеленый,
Где планета зарождалась.
Помнят это все прожилки,
Что расходятся кругами
От начала в бесконечность.
Таинство телеэкрана,
Сотворенного природой,
Тайна яблок,
Плоти тайна!
Учителю Альберту Петровичу Авраменко
Учитель! Вы ангел в очках.
Мы парим над Москвой.
И девятый этаж,
Как ковер-самолет,
Нас над миром несет.
День был полон забот.
Светлый вечер. Полет.
Синей птицы крыло
Озарило окно.
Памяти друга – Михаила Дьякова
Друга унесла не злая вьюга —
Влажная, жестокая жара.
Сдали тормоза, и не хватило духа
Злое зелье сбросить со стола.
Все не верится, что он не в этом мире.
В высях и ущельях его дух.
Тихо в однокомнатной квартире.
За дареной занавеской свет потух.
Вместо света лампы свет звезды родится:
Столько дивных сказов он сложил!
Пусть ему за то простится,
Что всего сильнее дорожил
Морем, полем, добрым словом, сказкой,
Дружбой и весельем за столом.
Был не горд, а был всегда согласный
Преклонить колени пред Христом.
«На серьгах моих осенние пейзажи…»
М. Х.
На серьгах моих осенние пейзажи.
Дождь всю ночь за окнами шумел.
Осень начинает распродажу
Желтых листьев и унылых тем.
Я уйду, и пусть меня заменят
Тысячи других – красивей и умнее.
А казалось, ляжет в строку судеб счастье,
Как ребенок на горячие колени.
«Тревожный запах хризантем…»
Брату О. А. Митарчуку
Тревожный запах хризантем…
А раньше ликовали розы.
Лазурный свод дрожит в дубовой бочке.