Я почти уверена, что гендер — это просто нелепая социальная конструкция, но всё же… мир иногда придерживается социальных конструкций, и я стою по колено в них.
Внезапно мне становится трудно дышать.
Я останавливаюсь на дорожке, парни останавливаются вокруг меня, великолепная смесь блейзеров цвета шампанского и тёмно-синих галстуков, и я на минуту закрываю глаза, слушая ветер в кронах деревьев, уханье этих глупых короткоухих сов.
«Просто дыши, мы пройдём через это», — говорю я себе, снова открывая глаза и обнаруживая пять пар обеспокоенных глаз, смотрящих на меня в ответ.
— Ещё не поздно передумать, — говорит Черч, скрещивая одну руку на груди и подпирая подбородок ладонью другой руки. — Если ты захочешь вернуться и переодеться, никто здесь не станет думать о тебе хуже.
— Нет, я сделаю это, — заявляю я, вздёргивая подбородок и стараясь не обращать внимания на дрожь в руках. Сделав ещё один глубокий вдох, продолжаю спускаться по тропинке, проходя мимо нескольких случайных студентов тут и там, которые в шоке поднимают глаза. Почти уверена, что некоторые из них снимают меня на телефоны, делают фотографии и видео, но мне всё равно.
Вместо этого я направляюсь прямо к двойным дверям главного здания и распахиваю их с ненужной силой и драматизмом. Близнецы ловят их и широко раскрывают, оставляя мой силуэт на фоне серого света снаружи, моя юбка развевается на ветру, подбородок высоко поднят.
«Держу пари, я выгляжу как полная задира, да? Я могла бы быть Реджиной Джордж из «Дрянных девчонок» или кем-то похожим, управлять всей школой и выглядеть при этом потрясающе».
— Что за чертовщина? — спрашивает Марк, моргая, когда я вхожу в холл и останавливаюсь: добрых три дюжины парней стоят в фойе и пялятся на меня. Я осматриваю комнату, встречаясь взглядом со столькими парами глаз, с какими только могу.
Не говоря ни слова, я с важным видом выхожу вперёд и направляюсь прямо к своему шкафчику, присутствие Студенческого совета исключает любые комментарии или вопросы. По крайней мере, сейчас. Нам удаётся пережить неловкий завтрак в кафетерии, когда все пялятся на меня, прежде чем наконец появляется мой отец, его лицо такого забавного пурпурно-красного цвета, глаз дёргается.
— Шарлотта Карсон, — предупреждает он, когда я отодвигаю поднос с завтраком вперёд и встаю, вызывающе вздёргивая подбородок. Не говоря ни слова, я покидаю парней из Студенческого совета и выхожу из кафетерия, чтобы встать в коридоре рядом с Арчи. — Ты не хочешь объяснить мне, в чём смысл этого маленького трюка?
— Трюка? — спрашиваю я, невольно переходя на язвительный тон, сама того не желая. На данный момент — это просто сила привычки при разговоре с отцом. Ну, и я чувствую, что он всегда переходит со мной в наступление, из-за чего мне до смешного легко перейти к агрессивной обороне. Почему он не мог просто положить руку мне на плечо, мягко улыбнуться и сказать: «Есть причина, по которой ты решила изменить план игры, не сказав мне, милая?» Ха. Как будто это когда-нибудь могло случиться. — Это не трюк. Это то, чего ты и школьный совет хотели с самого начала, не так ли? Я беру под контроль свою собственную судьбу в этой академии.
— Это что, призыв к вниманию? — спрашивает папа, протягивая руку, чтобы поправить свои круглые очки. — Тебе нужно от меня что-то ещё? — в его голосе звучит почти отчаяние, когда он наклоняется ко мне, стиснув зубы. — Потому что я всегда делал только то, что считал правильным по отношению к тебе.
— Правда? Например, не сказал мне, что Спенсер жив. Ты отказался поверить мне, когда я сказала тебе, что видела Джейсона Ламберта мёртвым в лесу. Что я видела группу людей в лисьих масках.
Папина рука вырывается, и он хватает меня за предплечье, таща по коридору, пока я вырываюсь из его хватки. Секунду спустя дверь кафетерия открывается, и появляются парни во главе с Рейнджером. Кажется, он вот-вот оторвёт руку моего отца с моей руки, но я отмахиваюсь от него и выхожу вслед за Арчи на улицу.
Папа не останавливается, пока мы не оказываемся на опушке леса, тени окружают нас, как занавес уединения. На этот раз, когда папа смотрит мне прямо в лицо, я вижу в его взгляде намёк на отца и гораздо меньше на директора.
— Шарлотта, если ты захотела посещать школу как девочка, это прекрасно. Для меня это не имеет никакого значения, но в этой школе есть вещи, которых ты не понимаешь.
Я сужаю глаза и поджимаю накрашенные губы, вырывая руку из его хватки и отвечая на его испуганный взгляд своим собственным свирепым взглядом.
— Верно, как Дженика, как Юджин, как Джейсон.
— Именно, — шепчет папа, широко раскрыв глаза от страха. — И маленькие публичные заявления, подобные этому, не помогают.
— Кто-то хочет меня убить, — выпаливаю я ему в ответ, и он съёживается. Съеживается. Мой отец, Арчибальд Чарли Карсон. Этого достаточно, чтобы заставить меня сделать шаг назад.
— Да, Шарлотта, кто-то хочет.
Следует долгая пауза, во время которой мы смотрим друг на друга, мой глаз дёргается точно так же, как и у него. Природа или воспитание — я унаследовала это от него.
— Подожди, прости, что ты только что сказал? — спрашиваю я, теребя маленькую бриллиантовую сережку в ухе, подарок Моники на пятнадцатилетие. — Почти уверена, что только что услышала, как ты со мной согласился.
— Шарлотта, — начинает отец со вздохом, когда раздаётся первый звонок, я оглядываюсь и вижу парней, ожидающих меня у главного входа в школу. Мы все уже опаздываем, но что с того? Это важнее, чем просто урок (хотя в этом году я действительно стараюсь, так как, знаете, Тобиас дразнил меня Университетом Борнстед и всем прочим). Я бы с удовольствием поступила в университет со своими парнями.
Мои щёки ярко вспыхивают, когда я осознаю, что только что сказала.
Мои парни.
Мои.
Ох.
Говорила же вам, что влюблюсь в каждого парня. Я падка на романтику.
— Я и так уже сказал слишком много. Иди в класс, и мы обсудим это позже. — Папа выпрямляется, оглядывая школу и группу членов Студенческого совета, сжав губы в тонкую линию. — Это что, какой-то бунт? — спрашивает он меня, и через мгновение я понимаю, что мы сменили тему с убийства на мальчиков. Судя по выражению лица моего отца, я предполагаю, что они имеют примерно одинаковый вес в его сознании. — Притворяться, что встречаешься с ними со всеми вот так.
— Э-э, веришь или нет, мои отношения с ними не имеют к тебе никакого отношения, — огрызаюсь я, сильно хмурясь. — И не думай, что я просто уйду и оставлю всё как есть. Ты знаешь, что кто-то пытается убить меня, и ты ничего не собираешься с этим делать?
Папа оглядывается на меня, и по выражению его лица я могу сказать, что он боится за меня, по-настоящему напуган.
— Я бы отдал свою жизнь, чтобы защитить тебя, Шарлотта, — говорит он, а затем уходит в направлении административных кабинетов, оставляя меня ошеломлённо стоять позади него.
— Ты в порядке? — спрашивает Черч, когда парни присоединяются ко мне возле леса, и я поворачиваю обеспокоенное лицо в их сторону.
— Почти уверена, что мой отец только что признался, что кто-то пытается меня убить, — уклоняюсь я, и мы все на мгновение замолкаем. Одно дело что-то подозревать, и совсем другое — получить подтверждение. Фантастика. Выпускной класс, в юбке, пять парней, три убийцы у меня на хвосте.
Это должно быть весело.
Я едва успеваю закончить два урока, как Марк пробирается ко мне со своими приятелями-футболистами на буксире, загоняя меня в угол прямо перед математикой, единственным уроком в течение дня, где поблизости нет никого из парней.
Он тормозит меня посреди коридора, но меня это не волнует. Я не боялась его, пока была в брюках, и я не боюсь его в юбке.
— Ну, ну, кто же знал, что Чак Карсон на самом деле такой привлекательный под этими уродливыми очками? — он протягивает руку, чтобы коснуться моих волос, но я отталкиваю его руку, заставляя смеяться его и всех его глупых друзей. — В чём дело, Чак? Я думал, ты любишь члены. Ты уже трахаешься с пятью разными парнями, так что тебе с ещё одного?
— Приятно осознать, что ты гомофоб и сексистская свинья, — огрызаюсь я в ответ, прищуривая глаза. У меня просто пальцы чешутся вытащить перцовый баллончик и пустить его в ход. — А теперь убирайся к чёрту с дороги.
Марк снова лишь насмехается надо мной, эта жестокость в его поведении становится только хуже с каждым днём. В прошлом году он был невыносим. В этом году он просто кошмарный. Больше всего на свете мне хотелось бы пнуть его по яйцам — если, конечно, они у него есть.
— Что, если я не хочу убираться с твоего пути? — спрашивает Марк, подходя ближе ко мне, пытаясь запугать меня своим размером. Слишком плохо. Я его не боюсь. Даже не задумываясь, я протягиваю обе ладони и толкаю его так сильно, как только могу, отбрасывая на несколько шагов назад, прямо на его приятелей по футболу.
— Девушка ты или нет, я надеру тебе задницу, — рычит он, отталкивая своих друзей и направляясь ко мне.
Ему не удаётся уйти зайти очень далеко.
Мистер Мерфи встаёт между нами, заставляя Марка отшатнуться в сторону, чтобы избежать того, что он планировал сделать со мной, с нашим учителем.
— Насколько я помню, вас только что наказали и назначили дежурить в саду до конца семестра, мистер Грэндэм. Это выпускной класс; мне бы не хотелось снова писать на вас жалобу. — Вместо обычной мягкой, милой улыбки мистер Мерфи выглядит смирившимся, как будто на самом деле написание на кого-то жалобы может вызвать приступ тревоги или что-то в этом роде. По крайней мере, он выглядит так, будто действительно сделал бы это — кстати, это был бы его первый раз, когда он отчитывает студента.
Нахмурившись, Марк убегает по коридору как раз в тот момент, когда мои парни выходят из-за угла. Глаза Спенсера расширяются при виде нашего друга «Адама», стоящего передо мной, и он обменивается взглядом с близнецами. Черч, кажется, не особенно удивлён, но Рейнджер взбешён.