— Я, чёрт возьми, так и знал! — ревёт Рейнджер, ударяя кулаком по столу, а затем наклоняется вперёд, чтобы схватить учителя за ворот его бледно-голубой рубашки. Он дёргает его вперёд с такой силой, что зубы мистера Мерфи стучат у него в черепе. Я кладу руку Рейнджеру на плечо, предостерегая его от грани насилия. Через несколько недель ему исполнится восемнадцать, и обвинения в физическом нападении чертовски серьёзны. Хотя… Я думаю, его мама, вероятно, заплатила бы копам так же, как семья Спенсера платит Джеку, а? — И ты ничего не сказал? Моя мама — глубоко религиозная женщина. Она верит, что её дочь попала в ад. И ты думал, что это нормально — держать всё это в секрете?
— Они убьют меня, если узнают, что я разговаривал с вами, — шепчет мистер Мерфи, дрожа. Он действительно слишком мил для этого мира. Ну, если только он не психопат. Чёрт! Похоже, что даже получение ответов на некоторые из моих вопросов оставляет больше места для сомнений. — И они убьют и вас тоже, если узнают, что вы знаете.
— Знаем, что?! — огрызается Рейнджер, отталкивая мистера Мерфи назад, а затем запуская пальцы в свои волосы. Он отходит от всех нас и прислоняется лбом к двери. Я решаю пока оставить его в покое и поворачиваюсь обратно к пугливому учителю английского, когда Черч выходит вперёд и кладёт ладони на парту. Он выглядит таким… аристократичным. И зная, что он типа какой-то крутой эксперт по боевым искусствам? Успокойся, моё бьющееся сердце.
— Вы писали записки Чаку? — он уточняет, и мистер Мерфи кивает. — Вы выпустили её из багажника в ту ночь, когда я её запер?
— Вы меня выпустили? — спрашиваю я, глядя на мистера Мерфи широко раскрытыми, недоверчивыми глазами.
— И вы погнались за ней с ножом, — уточняет Черч, и мистер Мерфи стонет, закрывая лицо руками. — Предположительно, чтобы напугать её?
— Я не собирался причинять вред Чаку, — стонет он. — Мне жаль, что я написал эти ужасные вещи. Я не знал, как ещё заставить её уйти из школы. — Он поднимает лицо, выражение осунувшееся и усталое.
— Откуда у вас ключи от машины моего отца? — спрашиваю я, моргая в замешательстве.
— Из комнаты отдыха, — смущённо признаётся мистер Мерфи, и мои брови поднимаются вверх. Конечно. Точно так же, как я планировала украсть его ключи. Почему, чёрт возьми, я не подумала об этом раньше?
— «Дорогой младший», — начинает Черч, зачитывая предсмертную записку — или, скорее, не предсмертельную записку — по памяти. — «Я думаю, они знают о нас. Я мало что ещё могу сделать. Если ты захочешь встретиться со мной, ты знаешь, где меня найти. Я буду ждать вместе с ангелами. Люблю, Джей». Объясните это, пожалуйста.
— Культ узнал, что Дженика знала о них, что она наблюдала за ними, — говорит мистер Мерфи, и стыд окрашивает его слова. — Мы не были уверены, знают ли они обо мне тоже. Она собиралась покинуть кампус, но ей нужно было, чтобы Джек подвёз её; она не хотела рисковать и вызывать машину. Она думала… Ну, не имеет значения, что она думала.
— Джек? — произносит Спенсер высоким и напряжённым голосом. Я оглядываюсь назад как раз вовремя, чтобы увидеть выражение удивления на его красивом лице. Близнецы обмениваются взглядами у него за спиной и выходят вперёд, как почётный караул, становясь по обе стороны от него. — Джек убил Дженику?
— Нет, но я думаю, он знает, кто это сделал, — отвечает мистер Мерфи, внезапно вставая и протягивая руку к шнуру на жалюзи. Когда он открывает их, я понимаю, что мы здесь закончили. Он сказал нам всё, что собирался. Он хороший человек, добрый, но в то же время трус. Это совершенно очевидно. — Постарайтесь не быть к нему слишком суровым. Если бы он заговорил, то тоже был бы мёртв. А теперь возвращайтесь в общежитие и оставайтесь вместе. Всё почти закончилось… — его голос затихает, и я обмениваюсь взглядом с Черчем.
Что, чёрт возьми, это должно означать?
И хорошо это или плохо?
Глава 9
Рейнджер с грохотом ставит набор керамических мисок на стойку, разбивая одну пополам. Он буквально кипит от злости — выпекается в вихре сахара, масла и муки. Его слова, сказанные прошлой ночью: «шлёпнуть тебя по заднице и оставить отпечаток руки в муке», — на мгновение всплывают у меня в голове.
— Ты в порядке, чувак? — спрашивает Тобиас, пытаясь легонько дотронуться до плеча друга. Рейнджер игнорирует его и продолжает взбивать все ингредиенты, необходимые для лимонного пирога с безе.
— Культ? — Рейнджер что-то бормочет, но больше похоже, что он разговаривает сам с собой, чем с кем-либо из нас. — Моя сестра была убита культом?
Черч достаёт страницы из конверта из плотной бумаги и изучает их, в то время как остальные из нас оглядываются по сторонам и пытаются сами что-нибудь разглядеть.
Здесь снова есть тот символ, тот самый, что на камне, рядом с уникальным почерком Дженики. Неудивительно, что Черч утверждал, что записку могла написать только она; её почерк похож на подпись.
«Это символ, который я видела на камне над кроватью Либби. Она выхватила его обратно, когда я спросила об этом, и издевательства стали ещё хуже. Намного хуже. Я об этом не думала, пока не нашла этот ключ. Пока я не увидела их в лесу, одетых в их мантии и маски.
Адамсон и Эверли, две разные школы, но с одной историей.
Мне не нравится, как это выглядит — ни мне, ни кому-либо другому, кто вляпается в эту неразбериху.
Опасность здесь очень, очень реальна».
Черч переворачивает страницу, не дожидаясь, чтобы посмотреть, увлечены ли остальные чтением вместе с ним.
— Где, чёрт возьми, мои лимоны?! — Рейнджер рычит, опрокидывая вазу с фруктами. Яблоко перекатывается через кухонную стойку и подпрыгивает на полу. Мгновение я пытаюсь решить, стоит ли мне подойти к парню или ему нужно побыть одному, останавливаясь на последнем, когда он смахивает деревянную миску со стойки предплечьем.
Кроме того, я чувствую, что нам всем нужно быть начеку, чтобы понять, из-за чего он здесь на самом деле бушует.
На следующей странице показан тёмный рисунок, выполненный углём, который ужасно похож на дверь, ведущую в туннель, как, скажем, та, на которую мы наткнулись в прошлом году во время весенних каникул.
«Лайонел — единственный, кто ещё дарит мне радость, единственный человек, который забирает мою боль. Когда он рядом, мне не нужны таблетки Джека или чрезмерная самоуверенность Рика; мне нужен только он. Он держит меня за руку так, как мальчик всегда должен держать за руку девочку — как будто он скорее умрёт, чем отпустит её, но также как будто он помог бы поднять её в небо и попрощаться, если бы она этого захотела.
Мне не следовало вести его по этим ступенькам или тащить в лес.
Это моя вина.
И я хочу убедиться, что я единственная, кто заплатит за свою ошибку».
— Становится мрачнее, и быстрее, — произносит Спенсер, когда я отрываю взгляд от страниц дневника, чтобы посмотреть ему в лицо. Он немного вспотел, как будто потерялся в этом моменте, как будто только что осознал, что то, что случилось с Дженикой, может очень легко случиться и с нами.
Я облизываю губы, когда Черч снова перелистывает страницы, беру Тобиаса за руку, когда он наклоняется, чтобы схватить мою. Мы обмениваемся взглядами, прежде чем повернуться обратно и оказаться лицом к лицу со страницей, заполненной этой W-образной руной, нарисованной красным, снова, снова и снова.
«Они знают, что мы знаем.
Братство Священнослужителей.
Они услышали, как мы крались, и они знают.
Я думала, что если отправлюсь домой на каникулы, то там буду в безопасности. Но судя по тому, как мой отец смотрит на меня, я не думаю, что это правда. Больше нет».
— Рейнджер, — говорит Черч, поднимая голову от страницы, чтобы посмотреть, как его друг вкладывает каждую унцию гнева и разочарования, которые он испытывает, в пирог с лимонным безе. Он взбивает сахар, муку, кукурузный крахмал и соль в кастрюльке с таким видом, словно они должны ему денег. Затем ему нужно будет перемешать лимонный сок и цедру, молоко и сливочное масло, затем осторожно добавить горячую смесь к нескольким яичным желткам, не доводя их до готовности. Это чертовски сложно: поверьте мне, я испекла слишком много лимонных меренг, чтобы сосчитать. О, и ещё меня ударили по лицу несколькими моими пикантными неудачами. — Ты в порядке?
— Нет. — Рейнджер оборачивается, его челюсть дёргается от гнева, сапфировые глаза становятся угольно-чёрными от ярости. — Нет, я не в порядке. — Его внимание переключается на меня, и я сглатываю. Он думал, что напугал меня раньше? Не-а. Хотя, может быть, немного сейчас. «Да, и ты вроде как в восторге от этого. Ненасытная сука». — Мне нужно раздеться.
Сейчас он дрожит, и всё же всё, о чём я могу думать, это: «как сильно ты можешь любить парня, который раздевается догола, надевает фартуки с оборками и выплёскивает свой гнев наружу?» Ответ таков: «всей силой, что у тебя есть». Я прикусываю губу.
— Ничего, если я разденусь? — спрашивает он, и отвечает Черч, элегантно указывая в направлении друга.
— Раздевайся, пожалуйста, — говорит он и снова переворачивает страницу.
Мне трудно снова взглянуть на вырванные страницы дневника. Во-первых, потому что читать это немного душераздирающе. Во-вторых, потому что я, может быть, немного напугана этой культовой идеей. И в-третьих, потому что Рейнджер отбрасывает фартук в сторону и раздевается прямо там, посреди кухни.
Мика подкрадывается и дважды проверяет, заперта ли дверь, прежде чем присоединиться к нам.
У нас осталось три страницы, три страницы, которые Рейнджер уже видел и которые выводят его из себя до чёртиков. Я должна продолжать читать.
«В этом году у них только два новобранца. Иногда их бывает больше. Иногда их вообще нет. Но посвящение есть всегда.
Всегда есть немного крови.
Папа знает. Он один из них. И я знаю, что он сделал.