— Вы свои покажите! Люди воспитанные сначала представляются!
— Я сейчас схожу за конвоем, он тут рядом, и мы посмотрим, кто из нас воспитанный.
— Идите! — скомандовала Фрося и поставила котелок на огонь.
— Послушайте, мы действительно медработники, в рюкзаках у нас медикаменты и препараты для бактериологических исследований. Далеко еще до лагеря?
— Километра два... Я — геолог этого карьера. Что у вас за исследования? — Мужчина присел на конец бревна, положил ружье на колени и стал закуривать.
— Вы мне отдадите командировку? — спросил Горчаков. Он, в отличие от рассерженной Фроси, смотрел очень спокойно.
— В лагере отдам, — ответил строго геолог, но, неожиданно помягчев, добавил: — Сейчас кого только не встретишь в тайге.
— Но у нас же документы! Вот мой паспорт! — Фрося не без гордости достала паспорт из нагрудного кармана. — Я — вольная!
— Ну ладно-ладно, — мужик явно успокаивался. — Тут такие правила, я обязан проверить документы. Так вы с берега идете?
— С берега, — кивнул Горчаков, — хотим за день обернуться...
— Я прошу прощения, — неожиданно заискивающе попросил геолог и потрогал себя за усы, — не угостите хорошей папироской, три месяца не курил, вот, дрянью травимся.
Горчаков достал из пачки пару папирос и протянул.
— Спасибо, — обрадовался геолог, подсел ближе и тут же подкурил от уголька из костра, — у нас зэки на плечах все носят, дороги-то нет. Вы как прошли? Ничего? После дождей по тем болотам не пролезть!
Каша была готова, Горчаков с Фросей скребли ложками по стенкам котелка.
— Спирт несете?
— Нет, спирта нет! — ответил Горчаков.
— Это хорошо, тут у нас... — он то ли изучающе, то ли слегка испуганно смотрел. — Начальник лагеря — алкаш форменный, и опер такой же. Карьер без единого механизма разрабатывают, топор да лопата! А они пьют себе!
— Где же они берут? — спросила Фрося.
— И бражку гонят, и привозят. При старом начальнике порядок был, при нем все и построили. И зэки смирные были, а сейчас... — он затянулся папиросой. — Зэкам сапоги резиновые положены были, так они их прямо на Турухане продали и все пропили. — Геолог говорил с осужденьем, но в словах была и странная зависть.
— А вы почему же не доложите об этом, вы же руководитель? — спросила Фрося.
— Не-е, я уж как-нибудь до окончания сезона досижу и домой. Тут всем урка-нарядчик заправляет, вы с ним поаккуратнее. Гусев фамилия, с усами такой... по дружбе вас предупреждаю. Он начальника лагеря и спаивает. — Папироса кончилась, он бросил ее в костер. — Я раньше на трассе работал, еле убрался оттуда.
Геолог пересел еще ближе. Видно было, что человеку хочется поговорить со свежими людьми, особенно с женщиной.
— А на трассе чем же плохо? — Фрося укладывала пустой котелок в рюкзак.
— На полотне работать — обязательно попадешься. Кто наряды подписывает? Руководитель! Прошлой зимой подсунули мне, что они тачками за двести метров песок подвозили, ну я подписал, куда деваться, а тут комиссия из Ермаково! Хлоп наряды — у нас ни одной тачки нет на участке! А они там такой объем пририсовали — я уже сухари сушить думал!
Он посмотрел на Фросю со значением и продолжил:
— Хорошо, нарядчик старый зычара был. Нашел, как подмазать. Да сколько таких случаев! Мы с товарищем один техникум заканчивали, вместе сюда приехали, завербовались на три года, так он год уже сидит. В Игарке на Сухарихе тоже карьером гравийным командовал. Сам Баранов приехал с проверкой — замерили, а объемы добычи в одиннадцать раз завышены! А ведь оттуда гравий баржами сюда на трассу возили! Представляете, сколько работ приписали! И перевозку, и отсыпку! На товарища сразу наручники надели! Даже и не знаю, сколько ему дали...
— Так что же, построят дорогу или нет? — заинтересовалась Фрося.
— Мне все равно, уеду весной, женюсь, деньжат подзаработал... А вы где живете? В Ермаково? Меня, кстати, Вадим зовут, а вас? — он будто совсем забыл о Горчакове и говорил только с Фросей. Нервно приглаживал усы ладонью и сучил ногой.
— Я из Норильска. Зовут Фрося.
— А-а-а, — чуть разочарованно протянул геолог Вадим, — а к нам надолго?
— Сегодня обратно... — Фрося посмотрела на Горчакова. — Пора нам, Георгий Николаевич?
Они надели рюкзаки и двинулись по просеке. Вадим пытался идти рядом с Фросей, но тропа местами была сильно расхожена, ноги проваливались в рыжую торфяную жижу по колено. Вадим при всяком удобном случае пытался взять Фросю за локоть. Та отпихивалась и смотрела строго.
— Могу проводить на обратном пути. Вы без оружия?
— Мы без, а зачем провожать?
— Э-э-э, — сладострастно захихикал геолог, — тут у нас такие звери есть — пострашней медведя! Женщин по нескольку лет не видели... этот Гусев, он с двумя мальчишками, как с женами, живет! А остальные — кто как может! Так что вы тут осторожней!
— Какая у вас геологическая специальность? — спросил Горчаков.
— Да никакой! — Вадим остановился. — Незаконченное образование, хотели отчислить со второго курса техникума, да я успел завербоваться, теперь отсрочка мне. Тут специалистов не хватает... зэки сами все делают. Я дальше не пойду, вы одни идите. Не говорите, что со мной разговаривали... — он помялся, разглядывая Фросю. — Гусев — он с виду вежливый, да вы с ним осторожно!
Он сошел с тропы и исчез в тайге. Вскоре впереди обозначилась большая поляна с озером и лагерем, обнесенным высокой колючкой и вышками.
— Все на себе таскали... — Фрося шла мрачная, — и эту колючую проволоку тоже. Вам не приходилось ее носить?
— Приходилось, — подумав, кивнул Горчаков.
— Тяжелая, сволочь...
Они подошли. Лагерь выглядел неожиданно прилично. На берегу небольшого озера стоял свежесрубленный дом с просторным крыльцом и резными перилами, еще несколько бараков, тоже с крылечками, были внутри зоны. Вахта аккуратная. Заключенных в лагере не было, и только возле открытой летней кухни наблюдалось какое-то движение. Под навесом сидели несколько человек. Вскоре один из них направился к вахте.
Как и предупреждал геолог, нарядчик Гусев оказался вежливым, с внимательным, не сильно добрым, но и не злым взглядом. Боксерский нос был сплющен и свернут чуть набок. Он был во всем гражданском — хорошие сапоги, брюки, пиджак. Гусев пригласил пообедать, но Фрося сразу приступила к делу — потребовала документы на продукты, сами продукты, баланду, которую готовили для зэков. Санчасти в лагере не было, больных тоже. Горчаков спросил про начальника лагеря. По словам Гусева, тот был на карьере и должен был прийти к вечеру.
Баланда представляла собой мутную воду, в которой плавало немного пшенной крупы и разварившиеся остатки карасей из озера. Хлеб серый, непропеченный. Кладовка была почти пустая, Фрося прямо там напустилась на завскладом, тот только морщился, чесал небритую щеку и посматривал на дверь. Вскоре в ней показался Гусев.
— Пойдемте пообедаем сначала! Пойдемте! — пригласил настойчиво.
На столе под навесом было накрыто. Хороший хлеб, лапша с мясом, на третье — компот из брусники с клюквой. Фрося злая стояла над всем этим богатством.
— Садитесь, — еще раз пригласил нарядчик.
Горчаков уже ел, кивнул Фросе, чтобы тоже садилась.
— Я не буду! — тихо и недобро ответила Фрося. — Я сейчас составлю акт о чудовищном состоянии кухни! О полном отсутствии витаминов! Покажите...
— Вы не волнуйтесь, — все так же спокойно согласился нарядчик, — пойдемте со мной, я покажу вам все документы. Пойдемте!
Они пошли в сторону вахты, потом к дому на берегу, Горчаков доел, закурил и чуть тревожно посматривал в ту сторону. Повар, убрав посуду, куда-то исчез. Из ближайшего барака вышел старик с чайником и направился к кухне. Он был босой, одет в драное и очень худой, ноги в чирьях. Увидев курящего Горчакова, старик остановился в немом почтении:
— Не оставите покурить, гражданин начальник?
Горчаков достал папиросу, взял со стола недоеденный хлеб и протянул. Тот явно не ждал ничего такого, растерялся, стал озираться по сторонам, хлеб немедленно исчез в лохмотьях за пазухой. Папиросу зажал в кулаке. Георгий Николаевич хорошо знал, что сейчас делается в его полуживых мозгах. Целая папироса была огромным богатством, на нее можно было обменять хлеба, или угостить кого-то из придурков, чтобы потом с чем-то обратиться, но и самому страшно хотелось покурить. Горчаков протянул ему свою недокуренную папиросу. Тут мозги старика включились, и он жадно присосался к папиросе шелушащимися губами.
— У тебя в бараке инфекционные есть? Ты дневальный? — спросил Горчаков.
Тот смотрел, не особенно понимая.
— Я — фельдшер! Мы здесь с комиссией...
— Увели всех через ту вахту, — доходяга кивнул головой куда-то за лагерь. — У нас теперь лазарет будет?
Горчаков покачал головой.
— До карьера далеко?
— Два километра, сегодня в ночную смену всех оставят... никого не увидите. — Табак хорошо подействовал, мужик, он был еще совсем не старый, заговорил разумно, только с опаской следил за домом на берегу озера, куда ушла Фрося. Наливал в чайник кипяток из бака.
— Начальник лагеря в карьере?
— Он там не бывает... — мужик кивнул на дом на берегу и, забрав чайник, ушел в барак.
В это время Гусев завел Фросю в просторную комнату с самодельной, но хорошей мебелью. Предложил присесть.
— Давайте документы... — отказалась Фрося.
— Оставайся фельдшером! — нарядчик щупал ее глазами. — Ставка есть, лазарет отстроим за неделю... Царицей здесь будешь! Ничего не будешь делать! Через пару месяцев зимник встанет, можно будет в Ермаково выезжать. Деньги есть. Я расконвоированный, у меня в Ермаках своя хата. Ты тоже сидела, я вижу, оставайся, женой будешь! Хотя бы до весны! Денег поднимешь! — Он подошел к ней совсем близко.
— Покажите подписанные раскладки! — Фрося за свой срок не раз и не два слышала такие предложения. — Это в ваших интересах! Я все равно составлю акт!
— Ты меня не поняла, я тут могу все! — Гусев попытался взять Фросю за руки.