а все спускались и спускались, заходили в воду и плыли, задрав головы.
— Народу путнего, за неделю бы план сварганили... смотри, чего прут! — бригадир поднялся. — Пойдем, однако!
Мужики двинулись по тропе меж зарослей. Расселись по двое в лодки. Одна пошла к передовым оленям, отрезая их от мыса, вторая, где на веслах сидел Егор, забирала левее, окружала. Егор впервые участвовал в таком деле и, стараясь показать себя, со всей мочи навалился на весла, вода бурлила, Колян с носа задавал направление. В третьей лодке бригадир дергал холодный мотор. Матерился негромко и заковыристо.
Животные, плывущие спокойной серо-коричневой массой, увидев людей, заволновались. Несколько передних, большерогие и мощные, продолжали быстро двигаться вперед, остальные поплыли в стороны, стали разворачиваться, но сзади их давили. Рога колыхались, животные сбились в большую живую массу, какие-то снова поплыли вслед за передовыми. Егор греб и греб, озирался быстро, охотничье волнение нарастало, сердце колотилось ненормально. Бригадир завел мотор и третья лодка, набирая скорость, пошла к дальнему берегу, отрезая от него все стадо.
— Левее бери! — услышал Егор напарника.
Он обернулся, животные были уже перед лодкой. Егор гребанул всей спиной, лодка ударилась в мягкое, олень, бурля водой, бросился в живую кучу. Там мелькало множество испуганных глаз. Рога громко стучали друг о друга. Егор совсем перестал соображать, левое весло ударилось в чье-то тело, лодка едва не перевернулась...
— Ты куда, твою мать?! Не дави их!
Бригадирова лодка завернула стадо от берега, и теперь задние животные теснили передних прямо на забойщиков. Большой теленок, косясь на глыбу Коляна и вытянув голову по поверхности, плыл мимо их лодки. Бугай почти без замаха опустил дубинку меж бугорков будущих рогов. Теленок вздрогнул, запрокинул в судороге голову и перевернулся на бок, дергая длинными ногами. У Егора сжалось сердце, он не мог оторваться от неестественно вывернутой головы с открытыми глазами и кудрявой шерстью на лбу... Голова судорожно задиралась назад и опускалась под воду. Он услышал еще удар... Оленуха с короткими рогами тихо опустила голову под воду и тоже перевернулась на бок. Вокруг лодки уже плавало несколько безжизненных животных.
— Ты чо смотришь, блядь! — матерился Колян. — Эй! Твою мать! Куда гребешь?! Ты чо, сука?! — Колян попытался подрулить дубиной, но Егор потерялся и гребанул не в ту сторону. Лодка развернулась от животных.
— Дай я! — Колян лез к веслам. — Иди бей!
Егор с трясущимися руками послушно перебрался на нос. В соседней лодке орудовал Кеша, бил, добивал, весело покрикивал что-то своему весловому. Бригадир мотором умело закручивал уходящих животных, и у него, и у Грача в руках были дубинки, и в их стороне уже торчали белыми боками безжизненные оленьи туши.
— Бей, ты чего, твою мать?!! — Колян поставил лодку так, что под рукой Егора оказалось сразу несколько испуганных голов и спин.
— Я первый раз! — огрызнулся негромко Егор.
Он не решался ударить. Если б он знал, что так будет, не поехал бы ни за что. Егор стоял на коленях, сжимал в руках мокрую дубину и ругал себя последними словами, молча материл Коляна, не глядя в его сторону. А оттуда несся семиэтажный, в бога, в душу мат. У Коляна в руках откуда-то возникла палка с длинным ножом, примотанным к концу, он в азарте колол ею, как копьем, кровь лилась по бокам животных на поверхность реки.
— Бей, боцман, чего смотришь! — услышал Егор хрипловатый голос бригадира, их лодка оказалась неподалеку. — Не красна девка!
В этот момент самец с большими рогами больно зацепил Егора подмышку, доля секунды, и Егор вылетел бы, бык оказался под носом лодки, она заходила ходуном, Егор вцепился в борт.
— Бей, сука! — слышались крики со всех сторон.
Егору казалось, что кричат уже все — Колян, бригадир, Грач. Грач, торча усами, в азарте махал дубинкой. Множество убитых качалось на поверхности. Мимо Егора плыл большой однорогий самец. Егор размахнулся и, зажмурив глаза, со всей силы ударил сзади по затылку. Он ждал, что придется бить еще, но олень с тихим всхлипом уронил голову, вода вывернула его на поверхность, задние копыта ударили в борт лодки. Егор отшатнулся, никто уже не орал на него, трусливая радость мелькнула в душе — получилось!
— Бей еще! — приказывал напарник.
Под бортом рядом с Егором крутился теленок, Егор в азарте ударил по безрогой голове. Теленок задергался, вытягиваясь всем телом, Егор ударил еще раз, и все кончилось.
— Справа матуха с телком! Промеж рог ей! — Колян уже не колол, но веслами подводил Егора, щерился хищно от Егоровой работы, будто сам бил.
Егор ударил, плохо пришлось, только скользнуло по мокрой шерсти лба, он перехватил удобнее дубинку, оленуха отплыла, не достать было.
— Выблядка бей! — одабривал Колян.
Егор ударил теленка, но опять неудачно, тот замычал и забился под борт, вернулась матуха, по ее лбу текла кровь, он убил ее одним ударом, потом добил теленка. Это так надо, стискивал зубы Егор. Такая работа! «Дан-н! Шлюп!» — с брызгами опускалась дубина. Все хотят есть мясо! «Дун-н!» — он опять промахнулся, попал в рог, дубинка самортизировала и вылетела в воду.
— Заманался?! — Колян мощно подворачивал лодку под удар Егору.
— Нет, я могу, могу! — Егор выловил дубинку.
Егор с благодарностью глянул на громадного зверообразного Коляна, который не забрал у него дубинку, признавая боцмана за своего. Егору хотелось быть таким же сильным и безжалостным, как Колян. Ради трудного мужского дела, где жалости не было места. Колян, умело орудуя веслами, подставил очередного оленя.
— Хрясь! — боцману показалось, что он проломил лоб.
— Молодца! — Колян толкал лодку вперед.
Егор чувствовал, что гордится этой похвалой, он с жадностью ждал следующего. Он научился убивать одним ударом!
Живых животных сильно убавилось, они ошарашенно и уже не так бодро плавали среди убитых. На лодке к ним не протиснуться было. Мертвые спасали живых.
— Харэ! — раздался громкий голос бригадира. — Плоты вяжем!
— Давай перекурим, бугор?! — попросил Колян.
— Айда! — разрешил бригадир.
Сплылись. Бригадир Саня угощал махоркой, Грач своим самосадом. Егор рассматривал руки и телогрейку — все было в крови, лицо тоже. Скосился осторожно на Коляна, тот курил, глядя себе под ноги, самокрутка в кровавых пальцах.
— Я штук двадцать замочил! — хвастался Грач. — Видал, Саня, один прямо на меня попер!
— Бывает и скинет, сила в них страшная! — бригадир аккуратно заматывал пачечку махорки в тряпицу. — Вчера лодку перевернули, Кеша с Аббаской купались...
— Опасно, если кинется? — спросил Егор, ему хотелось, чтобы было опасно.
— Не кинется, — бригадир был серьезен. — У нас с ними договор — только мы их бьем!
— А если бы кинулся? — не отставал боцман.
— Ну... если бы да кабы... так уж устроено. Одни бьют, другие согласны! — Он неторопливо выдохнул дым. — Оно и у людей так ё!
— Вы что же, лагерные будете? — полюбопытствовал Грач.
— А какие же? Не сами приехали... Да ты не бзди, дед!
— А я чего? Не я вас сюда определял, будь моя воля, я бы всех поотпускал... — угодливо отшутился Грач.
Все молчали, покуривая.
— А политические?! — неожиданно громко встрял Колян. — Я бы их, сук, всех передушил! Умников, блядь! — он сплюнул презрительно. — Поехали, что ль, ханки[116] дернем!
Стали вязать «плоты» из оленьих тел. Живые, притаившиеся среди убитых, заметались, Грач схватился за дубинку.
— Шабаш, этих не трогаем! — строго остановил его бригадир, накидывая веревку на мертвые рога. — Пусть плывут!
Забитых оказалось шестьдесят три. Плотами по несколько штук стянули всех ниже по течению. Здесь были врыты столбы, между ними перекладины с крюками, на них подвешивали оленя, обдирали шкуру, вспарывали. Внутренности, головы, голяшки с копытами отвозили в речку. Руки и даже лица были красные, по фартукам текло, работали быстро, от крови никто не берегся. Выпивали разведенный, с резиновым вкусом рыжеватый спирт, закусывали вареным мясом, которое тут же кипело на костре. Националы макали подмороженную вчерашнюю убоину в живую кровь или раскалывали кости ног и доставали мозг. Часа через два половина забитых животных уже лежали полутушами, проветривались на морозце.
Егор крепко захмелел от выпитого, работал, поглядывая на других. В голове пьяно мешались те первые, утренние чувства, когда все это казалось нечестным и гадким и ему ни за что не хотелось бить оленей, и новые чувства — его восхищало изобилие и сила жизни. Вокруг были горы мяса, добытые тяжелым и жестоким трудом. Это мясо съедят люди. Он гордился, что переборол в себе слюнтяя и делал дело. Иногда оставшийся в памяти испуганный взгляд больших черных глаз колол сердце, но юный боцман только хмурился пьяно и начинал активнее работать ножом. Время от времени просил бригадира плеснуть ему спиртяжки, как ласково называл спирт Колян.
За мысом, в каких-нибудь трехстах метрах, не видя охотников, другие олени переплывали реку. Их было нескончаемо много. Егор сходил на них посмотреть, и это тоже его радовало.
— Отвези-ка, боцман, бошки! — кивнул бригадир на переполненную лодку.
Егор воткнул нож в лавку и, пошатываясь, направился к воде. Ему нравилось, что он часть этой компании, такой же уверенный и сильный, как бригадир, как Колян и Кеша, в несколько рывков снимающие шкуру с теплой еще туши. Он сел, отпихнул из-под ног голову олененка с кучерявым лбом и погреб к середине реки.
— Олень — дрянь! Тресь в лоб, он и готов! — Грач нализался и сидел у костра, временами выдавая умозаключения. — Человек против оленя намного слабже! — наливал себе в кружку. — От одной мысли, что его сейчас подколят, с копыт валится! Другой и обосрется еще!
— Человек знает про смерть, а олень нет! Тут все и есть! — философски поддержал бригадир.
— Никто про нее не знает... — не согласился Грач.