́ло, как с буксирного камбуза, с запахами жареной рыбы и картошки.
У Белова настроение только поднималось, здоровался со знакомыми, думал, как сходят с Зиной в загс, потом можно в ресторане посидеть, пообедать. И денег, как обещал, буду подбрасывать, с лета ничего ей не давал, а она не просила. Все-таки она неплохая... просто бывают лучше, и все. Так он шел, вспоминал Николь, улыбался чистым мыслям, солнцу и даже громко скрипящему под ногами снегу.
— Здорово, Белов!
Сан Саныч поднял улыбающееся лицо. Перед ним стоял Квасов. С папиросой во рту. Мимо спешили тепло одетые люди. Лейтенант как будто ждал его на этом углу. Смотрел спокойно:
— Зайди сегодня ко мне. В пять! — выражение его лица не менялось.
— Хорошо! — ответил Белов.
Он двинулся дальше, чувствуя, как разом все погасло. Он опять испугался и, ничего не спросив, торопливо ответил «хорошо». Уверенный, наглый прищур Квасова не шел из головы.
Зина была дома. В комнате, как всегда, чисто, на окнах новенькие шторы. Цветы поливала.
— Муженек явился! — констатировала снисходительно и порыхлила землю в горшке с геранью.
— Здравствуй, Зин... — Сан Саныч слышал неуверенность в собственном голосе. — Как тут?
— Да ничего, не бедствуем... Ты никак алименты принес? — она долила воду в цветок.
Сан Саныч помялся, соображая, полез за кошельком:
— Я подумал, рублей по четыреста в месяц могу...
Его оклад был полторы тысячи, летом выходило и две с половиной или больше. Зина все это знала, смотрела на него внимательно и непонятно. Сан Саныч нахмурился, он предлагал ей зарплату его матроса, слишком много давать тоже не хотелось, он не любил бездельников. Зина села напротив, ногу на ногу закинула. Смотрела весело и нагло:
— Значит так, Сан Саныч, будешь отдавать мне пятьсот рублей каждый месяц. Это раз. Сучку свою бросишь, — она посмотрела пристально, выясняя, не бросил ли уже, — это два. Сюда можешь приходить, когда хочешь... — она погладила себя по бедрам, — ночевать, питаться! Это — три!
Сан Саныч вскинул голову, внутри все перевернулось. Но Зина не дала сказать:
— Не советую дергаться! Я читала твое «Дело», ты у них вот на таком крючке! И мамзелька твоя тоже! Меня благодари, Костя тебя из Ермаково в наручниках привез бы... Пришлось попотеть за родственничка! — она улыбалась, ничего не стесняясь.
Сан Саныч опустил голову и стиснул зубы. Он ждал чего-то такого, где-то глубоко внутри себя, в сердце ждал, поэтому и встречи с Квасовым испугался. Но и готов был к этому. Он встал, достал кошелек, у него было только четыреста рублей. Положил их на край стола.
— Сто рублей занесу. Завтра пойду напишу заявление о разводе. Ты не пойдешь?
— Нет, — лениво покачала головой, — и ты не пойдешь! На что спорим?
Сан Саныч сходил в столовую, еда в рот не лезла. Зинка могла и обмануть, нервы были на взводе, страшно хотелось выпить, но он терпел, ждал встречи с Квасовым. Не знал, куда деться, никого не хотелось видеть. В конце концов он оказался в караванке, его колотило, он прилег, укрылся одеялом и уснул.
Проснулся около пяти, в караванке было пусто, за окном темно, он быстро оделся и заспешил в Управление госбезопасности. Северное сияние, фиолетовое, тревожное, неприятно высокими сполохами резало небо сверху вниз и обратно.
Он опоздал, но и Квасов был занят, сел возле кабинета в крохотной комнатке. Печка топилась. Сан Саныч чувствовал себя больным, потрогал лоб, он был ледяным.
У старшего лейтенанта Квасова был начальник Игарского госрыбтреста Николай Антонович Самсонов. Речь шла о снабжении лагерей рыбой. Собственно, Квасов многого от него и не хотел, он с этого и начал — обставить его особняк «меблишечкой поприличнее». Но Самсонов неожиданно заупрямился, стал ходить кругами, дурака включал и все подхихикивал толстым лицом. Намекал, что все вопросы с милицией и госбезопасностью у него уже решены. В Красноярске. И что он вообще человек небольшой и состоит в подчинении... Николай Антонович при этом потел и вытирался серым носовым платком. Квасов не ожидал отказа, поэтому и не готовился особенно, но теперь разозлился и достал несколько бумажек:
— Тут у меня немного, Николай Антонович, давайте посмотрим, а не хватит, попрошу ребят еще поковыряться в вашей бухгалтерии.
— У меня недавно ревизия была, Константин Васильевич, все в ажуре! Мы законы знаем, нам нарушать ни к чему! — Самсонов нервно помаргивал злыми и трусливыми глазками.
Квасов внимательно читал.
— Вот интересно, «солонина мокрого засола, поставленная в летнее время, в подавляющей части оказалась некачественной и требовала постоянной доработки»... Это еще не преступление, конечно, зэки и такое сожрут... — Квасов внимательно смотрел на Самсонова, непонятно было, серьезно он или шутит. — А что это вы солониной вдруг занялись?
— Из Красноярска, Константин Васильевич, что поставили, то и отдал. Централизованные закупки были, по линии ГУВС[121], с подсобных хозяйств и совхозов вашего ведомства. Те же зэки и солили свининку, что с них возьмешь? А не брать ее, сами понимаете, кто же посмеет?! — Самсонов опять отер пот и тяжело вздохнул.
Квасов и раньше догадывался, что за Самсоновым стоят какие-то чином немаленькие люди, но Игарка была его территорией. Хренов коммерсант не должен был так себя вести...
— «Ассортимент рыбы по поставкам рыбзаводов Игарского госрыбтреста состоял из дорогостоящих сортов сиговых и лососевых пород...» Очень хорошо! — улыбнулся Квасов. — С этим поработаем. Лососей, значит, да сигов нежных поставляли нашим работягам за колючую проволоку? Или думаете, время прошло, ревизия закрыта, и все? Селедку тухлую за лосося выдали! Неплохо! Разница в цене на сотни тысяч потянет...
Квасов закурил и, открыв форточку, взял с полки пухлое дело. Полистал и начал читать:
— «...до пятидесяти процентов валенок, поставленных в лагеря Северного управления, оказались от 24 до 27 размера, приходилось организовывать пункты по их растяжке до нужных размеров, отчего они теряли устойчивость в но́ске. На базах скопилось до шести тысяч таких пар...»
— Мы к валенкам отношения не имеем... — сердито мотнул головой Самсонов.
— Это не вы, — Квасов взвесил в руках папку, — этот негодяй уже получил пятнадцать лет! Статья 58 пункт 7! Подрыв государственной промышленности, транспорта, торговли, совершенный в контрреволюционных целях, — то есть промышленный саботаж! При особо отягчающих обстоятельствах вплоть до расстрела с конфискацией. Понимаете?! Такие масштабы... всю селедку в лосося превратить, товарищ Самсонов! Или гражданин? Вам как больше нравится?
— Константин Васильевич...
— Идите, — перебил Квасов, — и хорошо подумайте! У меня сегодня прием, человек ждет!
Самсонов злой и красный вывалился в комнатку, где сидел Белов, пыхтел, не с первого раза снял с вешалки пальто с каракулевым воротником и папахой и, не одеваясь, вышел. Дверную ручку не сразу поймал. Квасов докурил и, выбросив папиросу в форточку, сел за стол. Он продолжал думать, воображая краевые, а может и московские связи торгаша. Мебелью дурак Самсонов уже не отделается — в положении начальника районной госбезопасности были свои немалые козыри.
Белов открыл дверь в кабинет.
— Здравия желаю, гражданин Белов! — Квасов продолжал напряженно думать о Самсонове, потом поднял взгляд на Сан Саныча. — Вы, я надеюсь, поняли, что я оставил вас на свободе?
Сан Саныч молчал, не понимая, кивнул чуть заметно. Квасов все смотрел пристально, думал о чем-то:
— Так, капитан Белов, а почему вам не помочь Родине?! Среди наших граждан разные еще встречаются, — он кивнул головой на ушедшего Самсонова, — так ведь? Садитесь! — Лейтенант ощерился благодушно, и Сан Санычу неприятно стало от его широкой тонкогубой улыбки.
— Хотите помочь государственной безопасности! В пароходстве вы на хорошем счету... Что вы смотрите, я не шучу, выпить и поговорить с вами никто не откажется. А нам иногда нужно знать мнение отдельных руководителей. Вы понимаете? Енисейское пароходство работает по всему Красноярскому краю! Миллионы тонн грузов! Вы газеты читаете, товарищ Белов? Заговоры, диверсии... все это есть! — Квасов закурил неторопливо.
Белов сидел все так же напряженно, шапку в руках сжимал, следил за горящей спичкой лейтенанта, но вдруг очнулся:
— А почему вы сказали, что оставили меня на свободе? — Сан Саныч смотрел прямо в расслабленно улыбающиеся глаза старшего лейтенанта.
Квасов замер на секунду и достал из ящика «Дело» с надписью «Совершенно секретно». Его читала Зина, мелькнуло у Белова, он не имел права ей давать! Сказать ему, что я знаю?
— Дела ваши так себе, капитан. Я, предположим, не очень во все это верю, но бумаги есть. И довольно серьезные. Вот материальчик, можете посмотреть. — Старший лейтенант загнул листок так, чтобы не было видно подписи.
Это был почерк Грача. Сан Саныч сразу узнал, ровный и каллиграфически красивый, но с дрожанием руки. Узнал и не поверил.
«Рапорт, — стояло отдельно, как заголовок... — Довожу до вашего сведения... Могу так же сообщить, что ссыльные получили лопат — 12, ломов — 4, кирки — 2... рейс буксира “Полярный” к ссыльным не был отражен в документах... пять туш оленей, мука, картошка... Также доношу... — глаза бежали за рукой главного механика, перескакивали, пытаясь ухватить, нет ли чего-то... — имеет жалость к ссыльным поселенцам и заключенным...»
Квасов забрал листок.
— Ну и ваша Николь, конечно... — старший лейтенант наблюдал, как меняется лицо Белова. — Слушайте, Сан Саныч, так же вас зовут? — Квасов заговорил вдруг по-товарищески просто и доверительно, будто разделял горе Белова. — Давайте дернем по сто пятьдесят, что-то у меня день сегодня тяжелый! А?!
И, не дожидаясь ответа, пошел через маленькую комнатку в дверь напротив. Открыл картонный ящик, который оставил Самсонов. Ветчина в банках, колбаса, сало, несколько лимонов, шоколад и три коньяка 10-летней выдержки. Вернулся с бутылкой.