Ой, блин! А может, не надо было рассказывать? Не понимаю, что на меня нашло? Взяла и вывалила на него, беднягу, все дерьмо, которое накопилось за четыре года. Я даже не думала о последствиях, когда стала его грузить своими проблемами. Просто больше не могла держать это в себе. Мне ведь некому поплакаться в жилетку, а так иногда хочется, ужас!
Конечно, я не такая дура, чтобы говорить всю правду Нику. Я навешала ему три кило лапши на уши, будто Марк меня с самого начала шантажировал, пугал, что перешлет кассеты маме, папе, в школу.
Хотя, если честно, это и не совсем лапша.
Какое было у Ника лицо! Я еще подумала, если он найдет Марка, он его убьет, придушит собственными руками. А что, кстати, неплохой вариант!
Шучу, дневничок, разумеется, шучу. Точно знаю, Ник никого не убьет. Желе. В итоге я просто попросила у него бабок. Мне сейчас позарез нужны бабки, чтобы не висеть на шее у V. Папочка перестанет меня подкармливать, когда узнает, за кого я выхожу замуж. Во всяком случае, первое время он будет дуться и денег не даст. А у мамы их просто нет. Она никогда не умела зарабатывать.
Интересно, Ник теперь позвонит мне? Я сама не решусь. Фиг с ними, с оставшимися бабками. Он и так мне много давал. Я могла сочетать эти отношения со своей прежней жизнью. Ник был для меня отдушиной. Но с настоящей любовью, с моим V., ничего не сочетается.
На самом деле мне грустно будет расстаться с Ником. Думать и вспоминать противно, а расставаться грустно. Я к нему привыкла. С ним все-таки не страшно. Я знаю, что он меня не придушит, не сделает больно. Иногда бывало с ним даже уютно.
Новый клиент как будто создан для того, чтобы стать последним. Гаже этого еще никого не было. Тьфу на него! Не соизволил представиться. Они, конечно, никогда не называют настоящих имен, но хотя бы придумывают. Этого я спросила, как к нему обращаться, а он говорит: как хочешь. Я вообще-то никак не хочу.
Знаешь, дневник, когда мне страшно, я наглею. Веду себя как последняя оторва. Я обозвала его старым козлом, импотентом, думала, прибьет сейчас. Но ничего, стерпел, как будто не услышал. Или ему понравилось? Черт его разберет!
Я дико его боюсь. Страх не прошел, даже когда мы стали просто болтать. Он расспрашивал о школе, о родителях, спросил, нравится ли мне учиться, в какой институт я собираюсь поступать. Голос у него стал нормальный, человеческий, и улыбка. Зубы, конечно, искусственные, но все равно красивые, ровные. Для меня очень важно, чтобы у мужика были хорошие зубы. Я подумала – может, он все-таки ничего? Вполне душевный старикашка? В любом случае – последний. Перетерплю как-нибудь.
Дневничок-дурачок, я устала. Пора, пора мне завязывать со всем этим. Отскрести грязь, стать новенькой, чистенькой, по-настоящему счастливой. Жить спокойно, без всяких приключений. Растить своего ребенка, любить V., спать только с ним, и больше ни с кем. Потом получить образование, стать крутым менеджером, коммерческим директором, сидеть в шикарном офисе, в собственном кабинете.
У Ики есть дурацкая присказка: «Ишь, размечталась!» Но я не мечтаю. Я спокойно, разумно планирую свое будущее. Когда мой малыш немного подрастет, мне помогут мама и Майка, я смогу учиться и работать. Хочу годам к двадцати стать не Женечкой, а Евгенией Валерьевной, уважаемой дамой со стабильным доходом и крепкой семьей. Я сыта приключениями по горло.
Биоробот оплатил меня вперед, еще на один раз. Встреча будет уже не в нашей «гостинице», а на территории клиента. Он подъедет на своей машине к скверику у казино и даст условный сигнал. Два коротких гудка, один длинный. Куда повезет, понятия не имею. Но это уже не важно. Отработаю – и все. Привет. Конец карьеры. Бабок я скопила достаточно. Здоровье дороже. Пусть Марк что угодно говорит, пусть пугает. Я сама его так могу напугать, что мало не покажется. Я вообще могу намного больше, чем эта сволочь думает.
Мы для него что-то вроде дрессированных зверушек. Он уверен, что мы по его команде готовы ходить на задних лапках, прыгать через горящие кольца и благодарно крутить хвостами за кусочки сахара из его рук. Вообще-то, я человек. Вот возьму и не встречусь с киборгом! Что я, каторжная, крепостная? Ха-ха!
Я загадываю. Орел или решка.
В воскресенье мы с V. идем в клуб. Я скажу ему, что хочу остаться с ним на ночь. Я никогда еще этого не говорила прямо, никогда не напрашивалась. Он сам меня звал к себе. А теперь вот попробую, посмотрю, какая будет реакция.
Если я вечером в воскресенье поеду к V., значит, клиент будет ждать напрасно. Я его кину. И пусть Марк потом хоть удавится. Вариант «орел».
Вариант «решка» – если все-таки V. меня к себе не пригласит. Мало ли, вдруг у него ночью какие-нибудь срочные дела? Репетиция, запись. Тогда – что делать? – киборг, будь он неладен. Отработаю в последний раз. Не домой же ехать, не к папе!
V., любимый, пригласи меня к себе! Я ужасно не хочу к биороботу. Ну пожалуйста, ты даже не представляешь, как это важно для меня.
Вот, только что бросила монетку. И все три раза – решка. Ужас какой-то! Но я не буду расстраиваться. Подумаешь – монетка!
Все зависит от V. Если мы эту ночь проведем вместе, я скажу ему о ребенке, я скажу, как сильно его люблю. Я знаю, он меня тоже очень любит, он моя судьба.
Спокойной ночи, дневник, или доброе утро? Сейчас я, кажется, усну. И сны будут только хорошими.
На этом записи обрывались. Дальше – пустые страницы. Тишина показалась Борису Александровичу тревожной, странной. Только что, читая дневник, он ясно слышал голос живой девочки. И вдруг голос оборвался, исчез, будто кто-то зажал ей рот.
Физкультурница Майя ждала Соловьева у подъезда. Он сразу заметил в фонарном свете, в штриховке мелкого дождя мощную фигуру с маленькой лохматой головой и тихо просигналил. Майя замахала рукой, побежала к машине. Когда она открыла дверцу, пахнуло перегаром.
– Добрый вечер. Я тут замерзла, как собака. Слушайте, давайте пойдем в кафешку. Мне надо срочно что-нибудь съесть.
– Да, – кивнул Соловьев, – наверное, вам не помешает закусить.
– Что, пахнет? Не бойтесь, я, вообще-то, не пьянею. Соображаю нормально. Только живот болит, если нет закуски. – Она залезла в машину, хлопнула дверцей. – Поехали. Сейчас направо, на проспект выезжаем, там совсем близко хорошая кафешка. Вкусно, дешево и народу мало. У Нинульки холодильник пустой, она ничего не покупает и не жрет, когда Женечки нет. А дома у себя я бываю редко. Живу в коммуналке, там такая тоска, повеситься хочется. Извините, я забыла, как вас зовут?
– Дмитрий Владимирович.
– Ой, а можно просто Дима? Мы с вами вроде как ровесники. Слушайте, никогда не думала, что следователи бывают такие симпатичные. А вы какой следователь? Важняк?
– Важняк.
– Класс! Машина у вас, правда, неважнецкая. Старый «Фольксваген». В Штатах небось люди вашего уровня ездят совсем на других тачках. Ой, господи, что я болтаю? Плакать не могу, вот и болтаю. Ком в горле стоит, а глаза совсем высохли. У меня ведь своих детей нет. Я с Женечкой возилась больше, чем мать. Я окончила педагогический, поработала пару лет учителем физкультуры, поняла, что это не для меня. Денег мало, дети шальные, училки – одни тетки, мужичков вообще никаких. Прямая дорога в старые девы. Поступила на заочный финансово-экономический. Ну да вам это не интересно. Когда Женя родилась, я как раз была без работы, и Нинулька с Валерой взяли меня няней. Вот, все, мы приехали.
В кафе было пусто и душно. В ярком свете у зеркала в гардеробе Соловьев заметил, что его спутница грубо, неряшливо накрашена. Усевшись за столик, она жадно закурила. Не заглядывая в меню, заказала себе салат, куриные котлеты с рисом и тут же спохватилась:
– А вы, Дима? Здесь правда все очень вкусно.
– Мне, пожалуй, то же самое.
– Ну, во-от, – протянула Майя, когда удалилась официантка, – даже не знаю, с чего начать. Про пустышку я вам по телефону сказала. Хотя это, конечно, не главное. Надо собраться с мыслями. Все путается в башке. Хочу про Женечку говорить, только про нее, но знаете, как это больно! Вам же факты нужны, а я болтаю, болтаю. Отнимаю ваше драгоценное время.
– Не волнуйтесь. У меня пока время есть. – Соловьев улыбнулся.
– Какая у вас улыбка хорошая. Эх, жалко, вы за рулем, а то мы бы с вами выпили. Хотя, конечно, мне достаточно. Ладно, попробую по порядку. Когда Валерка их бросил, Жене исполнилось четыре года. Он хотел забрать ребенка, даже грозил судом. К тому времени у него уже имелось три мальчика, от разных жен, но ими он мало занимался. А к Женечке вдруг проснулись отцовские чувства. То ли возраст у него подошел, то ли потому, что она девочка и показалась ему такой беззащитной. С первых дней она была хорошенькая, как ангел. Локоны, глаза, ресницы. Ему улыбнулась, когда он взял ее на руки в роддоме. Клянусь, я сама видела, хотя знаю, такие крошечные дети еще не улыбаются. И первое слово ее было «папа». А потом она стала говорить «Мая». Мы с Нинулькой до сих пор спорим. Она считает, что ребенок говорил «мама». Я уверена, что – Майя. А Валерка однажды заявил, что мы тут вообще ни при чем. Женечка говорит «мало!». Ей правда всего всегда было мало. Грудного молока, игрушек, гостей, подарков, шмоток, праздников, приключений, внимания, любви. Иногда у меня возникало такое чувство, что девочка ошиблась адресом, родилась не в то время, не в том месте и теперь ищет то, чего не бывает. – Она грустно усмехнулась. – Опять болтаю. Вряд ли вам все это интересно.
Принесли еду. Майя принялась жевать, неопрятно, жадно. Помада размазалась, тушь потекла. Она ела и плакала.
– Вот, соли теперь не надо, – заметила она с набитым ртом, схватила салфетку, высморкалась, – и слезы наконец. Уже легче немного. Извините. Я сегодня весь день Нинульку утешала, а меня утешить некому. Я вообще-то совершенно одинокий человек. А вы?