— Я выйду к ним навстречу, — торопливо сказала Каталина, выбралась из паланкина и быстро пошла мимо остановленного обоза, желая избегнуть еще одной ссоры со строгой дуэньей, охотно негодующей по поводу юных дам, которым до свадьбы видеться с молодыми людьми не пристало. — Молчите, донья Эльвира! Мальчику всего десять лет. Даже матушка не назвала бы это неприличным.
— Накиньте хотя бы вуаль! — взмолилась добрая женщина. — Этот герцог Бук… Бук… ну, как там его зовут, он тоже там. Накиньте вуаль, инфанта, если вам дорога ваша репутация!
— Бэкингем, — подсказала принцесса. — Герцог Бэкингемский. А меня называйте принцессой Уэльской, донья Эльвира. И вы знаете, что я не могу быть в вуали, потому что он здесь для того, чтобы обо всем докладывать королю. Вы же помните, что говорила о нем матушка: он находится под опекой матери короля, ему возвращено семейное состояние, и нам подобает оказывать ему все знаки уважения.
Дуэнья, поджав губы, покачала головой, но Каталина решительно проследовала дальше с открытым лицом, сама не своя от собственной смелости. На дороге она увидела людей герцога, выстроившихся в боевом порядке. Перед ними стоял мальчик.
Первой мыслью ее было — до чего же он не похож на своего брата. Если Артур был светловолос, хрупок, бледен, кареглаз и очень серьезного вида, то этот выглядел весельчаком, так, словно его не заботило ничто на свете. Уродился он явно не в отца, судя по его виду, все давалось ему играючи, легко. Рыжий, круглолицый, по-детски пухлый, он улыбнулся Каталине, и его улыбка казалась искренней, дружеской и открытой, а яркие голубые глаза сияли, словно мир, в котором он жил, был добр и светел.
— Сестра! — радостно сказал он, гремя доспехами, спрыгнул с коня и склонился в поклоне.
— Брат Генрих! — ответила она реверансом точно отмеренной глубины, рассудив, что он всего лишь второй сын короля Англии, а она — инфанта Испанская.
— Я так рад тебя видеть, — заговорил он на беглой латыни с сильным английским акцентом. — Я так надеялся, что его величество позволит мне встретить тебя до того, как я повезу тебя в Лондон в день твоей свадьбы. Я подумал, как это будет неловко — вести тебя по церкви, чтобы передать в руки Артура, перед этим даже не поговорив! И зови меня Гарри. Меня все так зовут.
— Мне тоже приятно тебя видеть, брат Гарри, — вежливо ответила Каталина, слегка оглушенная таким бурным приемом.
— Приятно! Да тебе плясать следует от радости! — воскликнул он. — Потому что отец разрешил нам привести тебе кобылу, которая входит в твои свадебные дары, так что мы сможем поскакать вместе в Ламбет. Артур сказал, нужно, чтобы ты подождала до дня свадьбы, а я сказал — с чего это ей ждать? В день свадьбы ж она покататься не сможет, будет занята. Но если я привезу ей лошадку сейчас, мы поедем верхом!
— Ты так добр!
— Да я вообще не обращаю никакого внимания на Артура, — живо сказал он.
Каталина подавила смешок:
— В самом деле?
Он скорчил рожицу и покачал головой:
— Он такой вечно серьезный… это ужас, прямо надутый! И очень ученый, хотя способностей у него нет. Способности есть у меня, так все говорят, я способный, особенно к языкам, и к музыке тоже. Мы можем говорить по-французски, если захочешь. Для моих лет я говорю очень бегло. А потом, я еще играю на разных инструментах. И конечно же я охотник. А ты охотишься?
— Нет, — ошеломленно ответила Каталина. — То есть я просто следую за охотниками, когда у нас травят кабана или волков.
— Волки? У вас есть волки? Хотел бы я поохотиться на волков! А медведи у вас есть?
— Да, в горах.
— Ох, как было бы здорово завалить медведя! А на волков вы ходите пешими, как на кабана?
— Нет, верхом. Они такие быстрые, что нужны самые лучшие гончие, чтобы загнать их. Это ужасная охота.
— А мне бы понравилось, — сказал он. — Мне как раз нравится такое. Все говорят, я очень смелый как раз вот в таких вещах.
— Я в этом совершенно уверена, — улыбнулась Каталина.
Тут выступил вперед и поклонился красивый молодой человек лет двадцати пяти.
— О, это Эдуард Стаффорд, герцог Бэкингем, — торопливо произнес Гарри. — Могу я его представить?
Каталина протянула руку, и молодой человек снова склонился перед ней. Его умное лицо освещала теплая улыбка.
— Мы приветствуем вас на вашей земле, — на безупречном кастильском наречии сказал он. — Я надеюсь, путешествие вас не утомляет? Я могу быть чем-то полезен?
— Все превосходно устроено, благодарю вас, — ответила Каталина, вспыхнув от удовольствия, что слышит родную речь. — И люди, которые встречают нас на всем пути нашего следования, очень добры ко мне.
— Посмотри, вот твоя новая лошадь! — вмешался Гарри, потому что как раз сейчас грум подвел к ним красивую черную кобылу. — Ну, тебе, конечно же, к прекрасным лошадям не привыкать! У вас там как, предпочитают берберских коней?
— Моя матушка настаивала на их использовании в кавалерии.
— О! — выдохнул он. — Это потому, что они быстрые?
— Потому что их можно выучить в боевых коней. — Она подошла к лошади и погладила ей морду.
Мягким языком та облизала ей ладошку, нежно закусила кончики пальцев.
— Как боевых? — не отставал Гарри.
— У сарацин есть кони, которые бьются наравне с хозяевами, и берберских можно выучить так же. Они встают на дыбы и передними копытами обрушиваются на пешего воина, а еще умеют отбиваться, лягаться задними ногами тоже. А у турок водятся кони, которые могут поднять с земли саблю и подать ее всаднику. Матушка говорит, одна добрая лошадь в битве стоит десяти воинов.
— Ах, как бы мне хотелось такого коня… — мечтательно сказал принц Гарри. — Интересно, будет он у меня когда-нибудь? — И помолчал, но она не схватила наживку. — Вот если бы мне кто-нибудь его подарил, я бы его объездил, — прозрачно намекнул он. — Ну, скажем, на мой день рождения или, еще лучше, на будущей неделе, потому что ведь это не я женюсь и мне не полагается никаких подарков… Потому что я не у дел и чувствую себя брошенным, никому не нужным…
— Ну, посмотрим, — сказала Каталина, которой случалось наблюдать, как ее собственный брат добивался своего именно таким методом.
— Надо, чтобы меня научили верховой езде по всем правилам, — продолжал он. — Отец дал слово, что, хотя я обещан Церкви, мне позволят участвовать в скачках. Однако миледи, мать короля, говорит, мне нельзя биться на турнирах. И это, знаешь ли, просто нечестно! Они должны мне это позволить! Будь у меня настоящий конь, уверен, я всех бы победил!
— Не сомневаюсь, — сказала она.
— Ну что, поедем? — предложил Гарри, догадавшись, что берберский конь ему пока что не светит.
— Увы, скакать верхом я сейчас не могу. Надо сначала распаковать мою амазонку.
— А в чем ты есть — разве нельзя? — спросил он, немного подумав.
Каталина рассмеялась:
— Нет, в бархате и шелке нельзя.
— А-а-а… Так, может, ты тогда поедешь в своем паланкине? Только это, наверно, ужасно медленно?
— Да, именно так. Мне положено ехать в паланкине, — сказала она. — С опущенными занавесками. Не думаю, что даже твой батюшка одобрит, если я стану скакать по стране с подвернутой юбкой.
— О чем речь, конечно же принцесса не может ехать верхом, — заявил герцог Бэкингем. — Я же тебе говорил.
Гарри пожал плечами:
— Ну я же не знал. Никто не сказал мне, в чем ты будешь одета. Тогда можно мне поехать вперед? Мой конь скачет быстрей, чем тащатся мулы.
— Конечно, можешь ехать вперед, только держись на виду, — разрешила Каталина. — Раз уж ты у меня в эскорте, ты должен быть рядом со мной.
— Совершенно справедливо, — тихо сказал Бэкингем, обменявшись улыбкой с принцессой.
— Хорошо, я буду дожидаться вас у каждого перекрестка, — пообещал Гарри. — Я сопровождаю тебя, запомни. И в день твоей свадьбы буду сопровождать тебя к алтарю. У меня уже есть белый наряд с золотой отделкой.
— Ты будешь очень нарядным, — сказала она, и он вспыхнул от удовольствия.
— Ну, не знаю…
— Уверена, каждый при виде тебя заметит, какой красивый ты мальчик…
— Все всегда одобрительно кричат, когда я появляюсь, — признался он. — И мне очень приятно, что люди любят меня. Отец говорит, единственный способ сохранить за собой трон — это добиться любви народа. Отец говорит, король Ричард ошибся, когда не учел этого.
— А моя матушка говорит, что сохранить трон можно, только исполняя волю Господню.
— Да? — равнодушно отозвался он. — Ну, в разных странах это по-разному, полагаю.
— Что ж, будем путешествовать вместе, — сказала она. — Я скажу людям, что мы готовы тронуться в путь.
— Я сам им скажу! — заявил Гарри. — Это ведь я тебя эскортирую! Я буду отдавать приказы, а ты — отдыхать в своем паланкине. — Он искоса бросил на нее взгляд. — И знаешь что? Когда мы приедем в Ламбет, я сам приду за тобой, помогу тебе выйти, а ты обопрись на мою руку, ладно?
— Превосходная мысль, — кивнула она, и он снова жарко, до ушей, вспыхнул.
Принц Гарри поспешил прочь — распорядиться, а герцог с улыбкой склонился перед Каталиной, отдавая должное ее умению разговаривать с детьми.
— Очень смышленый мальчик, очень живой, — сказал он. — Вы должны простить ему эту восторженность. Его страшно балуют.
— Что, любимец матери? — спросила она, вспомнив, как обожала своего единственного сына ее мать.
— Еще хуже, — улыбнулся герцог. — Мать-то любит его ровно так, как нужно, однако же он — свет очей своей бабки, матери короля, а при дворе командует именно она. К счастью, он добрый мальчик, толковый и воспитанный — слишком хорош, чтобы его можно было бы испортить, к тому же бабка, балуя его, не забывает и об учении.
— Насколько я поняла, она добрая женщина?
— Ну, добра она только к своему сыну, — хмыкнул он. — Остальные находят ее скорее… скорее величественной, чем доброй.
— А скажите, герцог, мы сможем еще поговорить в Ламбете? — спросила Каталина, которой не терпелось как можно больше узнать о семействе, в которое она попала.