Вероятно также, что образец этрусской керамики, упомянутый в конце предыдущей главы, — кувшин из Тральятеллы со всеми его щитами, копьями и шагающими мужчинами — является иллюстрацией заключительной части Троянской игры. Мы видим двух юношей, вырвавшихся из лабиринта под названием «Троя», причем один из них явно справился с заданием быстрее, чем второй. И возможно, любовные сцены, которые за этим следуют и на которые указывает длинноволосый мужчина или женщина в клетчатом платье, всего-навсего знак того, что мальчики достигли новой ступени зрелости.
Вергилий завершает отчет о Троянских играх кивком в сторону своих понимающих современников. Он говорит, что первым в качестве части ритуала закладывания города «эти ристания ввел, состязанья устроил такие» сын Энея Асканий, когда возвел стены вокруг Альба-Лонги — города-предшественника Рима. По словам Вергилия, он обучил игре италийцев — прародителей римлян, а они, в свою очередь, научили в нее играть своих детей, и со временем сам Великий Рим принял игру «как наследие предков» и хранит не только в качестве церемонии для исторически важных событий, но и просто как спорт. В годы правления покровителя Вергилия, императора Августа, Троянская игра стала так популярна, что число участников в ней выросло с двух состязающихся команд (а именно так в нее играли в первоначальном варианте) до трех. Светоний в своей биографии «Божественного Августа» включил Троянские игры в раздел, описывающий такие популярные развлечения, как гонки на колесницах по амфитеатру, а также и крошечный карлик, который «был двух футов ростом, семнадцати фунтов весом, но голос имел неслыханно громкий»[16]. Император, пишет Светоний, поощрял игру: «В цирке у него выступали возницы, бегуны и зверобои: иногда это были юноши из самых знатных семейств. Устраивал он не раз и Троянскую игру с участием старших и младших мальчиков, чтобы они по славному древнему обычаю показали себя достойными своих благородных предков». Однако этот спорт был небезопасен. Август подарил крученое золотое ожерелье, известное у бриттов и галлов как «торк», мальчику по имени Ноний Аспренат, который сделался хромым после того, как упал с лошади, и позволил ему и всем его потомкам сменить имя на Торкват («носитель торка»). На игру был наложен запрет, после того как внук сенатора сломал ногу. Теперь неясно, было ли Марсово поле, огромная площадка, посвященная богу войны Марсу, на которой проводились Троянские игры, выложена узором лабиринта, которому должны были следовать всадники, но копыта лошадей определенно втаптывали в землю рисунок лабиринта. И из большого круглого мавзолея, который поблизости от площадки строил для себя император, этот рисунок, должно быть, можно было наблюдать в течение нескольких дней после состязаний. Более устойчивые узоры лабиринта встречаются на римских мозаичных полах, и они тоже обнаруживают римский обычай проводить параллели между лабиринтом и городом. Между и веком до н. э. и v веком н. э. искусные мозаичные полы — а порой и стены — выкладывались в частных домах, общественных зданиях, банях и даже усыпальницах. Это был дорогой вид искусства: владелец такого пола мог не сомневаться в том, что все смогут оценить масштабы его богатства. Для самой распространенной формы мозаики тысячи крошечных кубиков из глазурованной керамики, стекла, камня и терракоты соединялись в геометрические узоры или рисунки. Для экономичного варианта использовались более крупные куски материала определенной формы — так же как со временем разные куски цветного стекла будут использоваться для создания витражных окон. Иногда, особенно на итальянской материковой части, при изготовлении каменных полов применялись всего два цвета, обычно черный и белый, но в большинстве случаев это были действительно потрясающие многоцветные картины, выполненные в камне. В составленном в 70-х годах прошлого века каталоге сотен уцелевших римских полов пятьдесят четыре образца (четыре в одних только Помпеях) имели вид лабиринта. Интересно, что, хотя римские мозаичные полы имели греческое происхождение и римляне часто нанимали для их создания греческих мастеров (особенно в римских колониях в Северной Африке), древние полы с изображением лабиринта в Греции встречаются крайне редко. Это — определенно римское украшение.
Но вот зато орнамент меандр греки использовали для украшения своих жилищ и посуды весьма активно. Свое название узор получил от реки Меандр (сейчас — Большой Мендерес), которая причудливо течет по извилистому руслу через Северную Турцию и представляет собой непрерывный орнамент из прямых углов в разных вариациях — греки собрали их все вместе, переработали и создали свой собственный узор-лабиринт. В римском лабиринте до центра по-прежнему можно было добраться только одним способом, и возможности выбора или принятия решения не представлялось. Но классический критский лабиринт с его широкими дугами, перекидывающимися с одной стороны на другую, вышел из моды. Римские мозаичные лабиринты бывали и круглыми, но большинство из них имеют квадратную форму, и все без исключения аккуратно разделены на четыре равные части — точь-в-точь как делились на кварталы римские города. Тропа, ведущая к центру, тщательно и досконально исследует поочередно каждую четверть и лишь после этого идет к следующей четверти — но назад ни разу не поворачивает. И там она проделывает то же самое. Однако деление узора на аккуратные четверти — не единственный способ урбанизации римлянами лабиринта.
Орнамент меандр, элемент оформления древнегреческой амфоры
Почти каждый мозаичный лабиринт окружает мозаичное изображение городских зубчатых стен с дозорными башнями и укрепленными городскими воротами. И в то время как сам лабиринт обычно изображается без какой-либо попытки передать глубину или объемность, стены вокруг часто (и с большим рвением!) рисуются с намеком на перспективу. Укрепленные стены в критском мифе не участвуют, но они — основополагающая метафора в истории о Трое с ее «башнями без верха» и, как поясняет Вергилий в «Энеиде», прокладывание «борозды границ», которая обозначает будущее расположение оградительных стен, — один из первых пунктов церемонии по закладыванию города.
Римский мозаичный пол на вилле Харфэм в Англии
Смешение Крита, Трои и Рима — самый распространенный аспект римских лабиринтов. Один из самых больших и хорошо сохранившихся римских лабиринтов — это мозаика конца III века н. э., которая находится в банях роскошной усадьбы неподалеку от Зальцбурга, в Австрии. С учетом довольно широкого края, ее размеры составляют 18 футов в длину и 21 — в ширину. В центре изображен Тесей, приготовившийся сразить смертельным ударом съежившегося Минотавра. Слева, за пределами лабиринта, Ариадна дает Тесею клубок. Вверху изображены они же, но уже на корабле, который следует в Афины. Справа Ариадна сидит одна, скрестив ноги и уложив подбородок на правую руку, сжатую в кулак. В зависимости от того, какой вам видится ее поза и выражение лица, она то ли брошена Тесеем на острове Наксос, то ли терпеливо дожидается возлюбленного, который вот-вот расправится с чудовищем и явится к ней. Вокруг лабиринта раскинулся узор из кирпичных и каменных стен с бойницами. Единственный проем в стене — это арка, ведущая к началу лабиринта и расположенная рядом с задумчивой Ариадной. Ее красная нить тянется вдоль всего петляющего пути и по дороге к центру делает тринадцать оборотов.
Нить Ариадны можно наблюдать и на нескольких других мозаичных полах-лабиринтах. На каменном полу IV века н. э., ныне расположенном в кафедральном соборе Алжира, в Северной Африке, нить лежит скомканная и заброшенная — ее обронили, дойдя всего до второго поворота. Впрочем, нить на полу может быть проявлением еще одного модного веяния римского внутреннего убранства. Существовал распространенный вид мозаики под названием «неподметенная комната»: на полу изображались кости, недоеденные фрукты, куски хлеба и другие объедки — и казалось, будто бы весь этот мусор и в самом деле остался лежать на полу. Возможно, брошенная нить Ариадны была всего лишь еще одной оптической шуткой.
В зальцбургской мозаике на арке, ведущей к началу лабиринта, нет ворот, но на полу в подземной римской усыпальнице III века н. э. в Гадрумете (современный Сусс, Тунис) лабиринт начинается за двойными дверями. И, как и приличествует месту погребения, двери эти закрыты. Надпись на них гласит: «HICINCLOSUS VITAMPERT» («Тот, кто заперт за этими дверями, умрет»). В центре лабиринта лежит на спине предположительно мертвый Минотавр, а за пределами лабиринта уплывает переполненное людьми судно. В правом нижнем углу пола изображен круг — точнее, два круга, один внутри другого, — под которым может подразумеваться совершенство, вечность, а может быть, даже клубок Ариадны.
Сцены из легенды о Минотавре украшают большинство римских мозаик-лабиринтов, но встречаются и исключения. В центре лабиринта в римском порту Остия изображен маяк, возможно даже местный. В середине ныне утраченного каменного пола из Помпей был сложен из мозаики военный шлем. А на недавно обнаруженном в Йоркшире (Британия) полу особняка начала IV века н. э. цель лабиринта — цветок с четырьмя лепестками.
Вот только по римскому лабиринту никто никогда не проходил. Все они выполняют чисто декоративную роль. Нет ни одной тропы ни в одном римском лабиринте, которая была бы достаточно широка для того, чтобы по ней можно было пройти. А Герман Керн к тому же утверждал, что во многих из уцелевших римских лабиринтов есть ошибки. Эти ошибки, даже если они были сделаны художником ненамеренно, не позволяют успешно добраться до центра, даже если ты просто попытаешься проследить путь лабиринта глазами. Это может означать, что римлян, вероятно, не так уж сильно беспокоил вопрос действительного устройства лабиринта, и они не находили никакого глубокого философского смысла в том, чтобы проходить по его петляющей тропе. Доктор Бернис Курчин, археолог, работавшая в Помпеях, высказала предположение, что римской природе было не свойственно интересоваться движением внутрь, к центру чего-либо. Это были граждане — если, конечно, не принимать во внимание женщин и рабов — бесконечно расширяющейся империи. Инстинктивно они двигались вовне, прочь от центра — то есть, собственно, от Рима.