Вечная жизнь — страница 39 из 40

Дети боятся засыпать, потому что сон — предвестник долгой ночи, темного туннеля, где никто не додумался оставить свет. Впрочем, смерть не похожа на ночные сны.

Я — последний из поколения сапиенсов… и теперь хочу описать мой конец.

В одном из литров крови молодых калифорнийцев, которую мне перелили, было что-то гнилое. Я почувствовал это довольно быстро: через шесть недель после гетерохромного парабиоза я проснулся истощенным, с привкусом серы во рту, странным головокружением и кровавым стулом. Анализы подтвердили своего рода редкий и неизлечимый гепатит. Моя ожиревшая печень не вынесла ускоренного омоложения.

Смерть похожа на психоделический кадр из фильма «Космическая одиссея 2001 года» — полет над безводными пустынями флуоресцентных цветов.

Смерть похожа на планирование под музыку Рихарда Вагнера.

Смерть похожа на спуск в океанские глубины.

Смерть похожа на дождь, снятый в рапиде камерой Phantom.

Смерть — скрученные нити, которые колышатся, как в 3D-анимации.

Смерть — фрактальное изображение: погружаешься в математическую фигуру, а она множится до бесконечности.

Смерть — как принцип матрешки на обложке психоделического диска Ummagumma[363] рок-группы Pink Floyd — картина в картине: входишь в одно и то же изображение, которое содержит то же изображение, содержащее это же изображение. Вернуться назад не удастся никогда. И воняет там тухлыми яйцами.

Вместо того чтобы глазеть на небо в страхе, что оно упадет на нас, последим лучше за землей под ногами, которая вот-вот разверзнется, расколется пополам. Мы кончим, как Алиса: споткнемся и провалимся в темную нору, где стрелки часов крутятся в обратную сторону… в катакомбы времен.

Круговерть моей жизни состоит из вылетов и прибытий. Я наконец перестал стареть. Смерть — последняя молодость, берег, где замерло время, застывшая заря. Мое человеческое тело износилось. Мой эрзац, ментально подключенный к брату-роботу, занял свое место.

Роми никогда не умрет, для того я и жил. Слава богу, хоть на что-то сгодился. Бессмысленно длить физическое присутствие. Смерть — не есть поражение. Я увековечен в «облаке». Мой облик исчез давным-давно, я присутствовал в мире благодаря моему физическому доппельгангеру — альтер роботу. Единственным недостатком моего «телесного угасания» была потеря всех контактов с Леонорой и Лу: они наотрез отказались от оцифрованного сознания в iMind Applezon.

«Облако» без боли. Облако умиротворения. Я поглотил небо. Я склонился над прожитыми годами, как над океаном.

Чувствуете меня вокруг вас? Я не фантом, я атом. Антум и Постум — Досмертный и Посмертный.

Я — часть всего, воссоединившаяся со всем.

Я — пыль, волна, свет, воздух. Я такой же большой, как гора, легкий, как облако, полупрозрачный, как воздух и вода.

Прежде я был виртуальным, потом реальным и снова стал виртуальным. Вот и все, я больше не живу, но долго жил для вас. Я существую, лайкните меня.

Будущее окажется грязнее, горячее, захламленнее настоящего. Так зачем туда стремиться?

Воздух, которым вы дышите, солнце, что вас согревает, баюкающая вас ночь — это тоже я. Возможно, иногда я буду гостем ваших воспоминаний.

Я — ничто, но был всем. Я — само настоящее. Я есмь Сущий. (Исх. 3, 14).

Молекулы трансформируются. Скелет становится цветком. Мои клетки уже переработаны в компосте. Моя душа оцифрована.

Смерть тела — не событие, но переход. Не жди и не ищи ее: смерть окружает тебя с незапамятных времен. Умереть — все равно что явиться на запланированное свидание. Вот ты и избавился от себя. Последний оргазм за пределом любого словоописания. Смерти требуется другой язык.

Через веб-камеру я смотрел, как разгоняются облака. Небо было внизу, земля переместилась наверх. Я не страдал, чувствовал облегчение, омолодился. Нос и горло помнят вкус молодой плазмы. Вкус болезни и конца.

Смерть тяжела. Все остальные проблемы рядом с ней фривольны. С самого начала этой книги я говорил о предмете, которого не знал. Мои родители все еще живы (пишу эту фразу и стучу по дереву). Я не познал душевной боли, потому и боялся так сильно этого перехода. Смерть, по идее, должна была бы научить меня смирению, но сделала гордецом. Я был эгоцентриком и хотел победить ее. Тот, кто захочет извлечь урок из моих злоключений, пусть запомнит: Пессоа[364] ошибся, сказав: «Мне жизни недостаточно». Еще как достаточно. Верьте мертвецу — жизни хватает с избытком.

Возможно, я ускорил то, чего желал. Мне не хватило времени основать движение сопротивления бессмертию (ДСБ), зато я нашел тех, кто меня усыпил. Первая невольная эвтаназия. Вот и все: я покончил с собой… не нарочно.

Смерть печальна, но НЕсмерть хуже.

* * *

Моя болезнь обострилась, и клиника призвала к моему изголовью католического священника. Семинариста: отца Томаса Жюльена. Он потел в черной сутане, слушая мои жалобы. Именно с ним мне следовало встретиться сразу после возвращения из Иерусалима. Я «провыл» ему на мотив любимой кричалки болельщиков «Олимпик Марсель»[365]:

— И где Он? И где Он? И где же Он, твой любимый Бог?!

— Разве ты не понимаешь, что Леонора, Роми и Лу — твоя Святая Троица? Что Господь послал тебе трех этих женщин, чтобы ты не покидал человечество? Заяви об этом в своих посмертных шоу.

— Но Бог умер!

— Да — на кресте. Но Его тело все еще движется. Вот причина твоего присутствия на земле. Я отказался от плотского отцовства ради отцовства духовного. Ты перестанешь бояться ухода, когда примешь дар жизни.

— Знаю, святой отец. Но это не повод разговаривать, как в фильме студии Marvel.

— Это не Marvel, это Библия, помнишь, как в Новом Завете богач встретил Христа? Он спросил, как ему достичь вечной жизни. А Иисус сказал ему: «Если хочешь быть совершенным, пойди продай имение твое и раздай нищим — и будешь иметь сокровище на небесах; и приходи и следуй за Мной»[366].

— Не вижу связи.

— Между тем она более чем очевидна: богатые трансгуманисты хотят составить конкуренцию Христу. Сейчас схлестнулись две религии: деньги и человек.

— Масличная гора против Силиконовой долины…

— Именно так: ответ трансгуманизму (человек есть Бог) — это Христос (Бог создал человека). Ты должен рассказать твою историю!

— Историю парня, который хочет стать бессмертным, но умирает…

— А вдруг, если ты ее опубликуешь, конец изменится? Кому, как не тебе, знать, что литература способна победить время.

Аббат возложил на меня миссию. Именно этого я и хотел: не вечности, но занятия более полезного, чем ток-шоу. И тут я решил опубликовать повествование, которое вы держите в руках под названием (лживым) «Жизнь без конца».

— Отец, у меня остался один вопрос. Если Бог существует, зачем Он сделал меня атеистом?

— Чтобы твоя любовь была свободной.

— Он хотел проверить мою искренность? Бог так не уверен в себе, что нуждается только в спонтанной вере?

— А ты чего хотел? Бога-диктатора?

— Да. Думаю, я бы предпочел, чтобы Он внушал к себе уважение. Политически я — демократ, а с точки зрения веры — фашизоид. Моя жизнь сильно бы упростилась, подай Он ясный знак.

— А я, значит, не убедителен? «Слишком мягкая телятина»?

Аббат Жюльен перекрестился и исчез, похожий в своей черной сутане на Нео, главного героя «Матрицы». Я снова и снова нажимал на морфиновую помпу. Душа обрюзгла, но она у меня точно была.

Хочу умереть под Us and Them[367]Pink Floyd, всматриваясь в море в поисках зеленого луча солнца, погружающегося на ночь в волны, как красный светящийся диск фрисби[368] в вишневый джем.

Я согласен умереть в чьих-нибудь объятиях, потому что тогда ничего не почувствую, кроме раздавленных ягод клубники под босыми ступнями. Я буду громко разговаривать до самого конца. Скажу: «пойдем-ка приготовим себе перекусить», «ну ладно, так и быть», «спокойненько».

Я подумал о Леоноре, Роми, Лу, трех женщинах моей жизни, той, что разбила мне сердце, той, что присоединилась ко мне на жестком диске, малышке, которой мне очень не хватает… и ребенке, что скоро родится.

Я подумал об отце, матери и брате. О ком же еще думать, как не о тех, кто вас «сделал»?

Я подумал о друзьях, кузенах, племянницах и многочисленных семьях, составленных, пересоставленных, разрушенных, навязанных, подставленных, взорванных и взорвавшихся.

Я подумал о дочерях, которых любил, о женщинах, на которых женился, о тех, кто меня отвергал, и тех, кто обнимал — хотя бы на миг. Я не жалел ни об одном поцелуе: возможно, случайный флирт оставался лучшим воспоминанием.

Итак, я жил ради девочки в джинсовой куртке и конверсах и ее младшей сестры в золотых сандаликах, восторгающейся каждой улиткой. Они были основанием моей жизни, их нежные щечки касались моей щетины, и я воспарял. Они барахтались в волнах, хихикали, и я отвечал им счастливым смехом. Смысл моего существования — пахнущая увлажняющим кремом малышка и ее старшая сестра с голубым маникюром. Две упругие ноги в оранжевом горнолыжном комбинезоне и белая лебединая шея. Нужно было изо всех сил цепляться за их ушки, розовые и мягкие, как щупальца кальмара. Моя сперма создала больше красоты, чем вся моя работа за целую жизнь. Я выиграл в «Лото» — и не узнал об этом.

Странно, что, умирая, мы думаем только о других.

* * *

Я вернулся в «до» моего рождения, сбежал из настоящего. Никакая фраза не выразит бесконечность. Для написания окончательной книги пришлось бы сменить язык. Если бы нам пришлось расшифровать наш код ДНК из 3 миллиардов букв из расчета по 3000 символов на страницу, потребовались бы тысячи томов на тысячу страниц.