Вторым из упомянутых был епископ американской епископальной церкви в Калифорнии Джеймс Альберт Пайк, вступивший в те же дебаты посредством публикации двух книг – «Пора христианской откровенности» (A Time for Christian Candor, 1964) и «Если это ересь» (If This Be Heresy, 1967)[58], – которые вызвали яростные споры в христианских кругах Америки. Пайка постигла практически та же участь, что и Робинсона. Коллеги-епископы пригрозили привлечь его к суду за ересь и вынудили подать в отставку. Так он и сделал, и после научной работы и экспериментов со спиритическими сеансами, а также установления контакта с покойными посредством медиума он постепенно сошел со сцены и впал в безвестность. В 1969 году он умер в Израильской пустыне.
Даже после этого мир все еще не был готов услышать, что образ Бога, на который мы, люди, так долго уповали в своем стремлении к защищенности, уже утратил всякое правдоподобие. Однако споры на эту тему вышли за церковные рамки, и хотя на протяжении жизни нескольких поколений они то разгорались вновь, то почти совсем затухали, они так и не исчезли полностью – до тех пор, пока их наконец не начали вести в открытую. Таким курсом следует каждый новый и радикальный сдвиг в сознании. Те, кто начинает улавливать смысл этого сдвига, пугаются настолько, что отступают, делая выбор в пользу устаревшей и уже почившей версии мышления, свойственной прошлому. Но этот способ не помогает. Пластической операцией труп не оживить. Другие, более дальновидные, решают поставить крест на конечных вопросах и разговорах о Боге и довольствуются тем, что стараются жить как можно лучше, максимально пользуясь всеми благами, какие только предлагает жизнь сейчас. А кое-кому удается заглянуть еще дальше: именно они начинают строить новую парадигму и двигаться в том направлении, в котором эта парадигма их ведет. Именно к такому пути в неведомое нам предстоит готовиться сейчас.
Первый шаг – отказаться от вчерашней религиозной парадигмы и дать ей умереть. Ее кончина будет отнюдь не тихой и легкой, но она свершится. Этот окоченевший труп до сих пор напоминает о себе. Вот к чему доставило меня путешествие всей моей жизни. Именно сюда вел или продолжает вести путь, по которому следует все человечество. Никто из нас уже не может вновь сделать живой вчерашнюю точку зрения. У меня нет никакого желания заниматься этим, и я чувствую, что во всем мире заметно поубавилось желания реанимировать уже остывающее тело религиозного мировоззрения и усилилось стремление позволить его достойной кончине завершиться. Остается лишь один вопрос: куда же нам теперь?
Я готов всесторонне рассмотреть, что именно слово «Бог» символизировало в поисках идентичности и самоопределения, которые так долго вело человечество. Какие аспекты человеческой жизни ранее определяло слово «Бог»? Я готов сформулировать новые вопросы, которые не возникали и просто не могли возникнуть в условиях парадигмы вчерашнего религиозного мировоззрения. Признавая, что «божественное» и «священное» – это человеческие концепции, где нам следует вести поиски? Несомненно, в жизни, а не в удаленных от нее сферах. Так что я буду искать их лишь в самой гуще человеческого, известного и приземленного. В прошлом религия была занята поисками чувства защищенности, но я уже не считаю защищенность добродетелью. Мне следует стремиться к постижению незащищенности, уязвимости, как неотъемлемого элемента нашей человечности, и стремиться помочь людям понять, что это уже не порок, а ключ к новому пониманию нашей человеческой природы. Религия прошлого стремилась поместить смысл и цель во внешнее божество. И преуспела лишь в том, что лишила жизнь здесь и сейчас присущих ей достоинств, смысла и цели. Религия прошлого искала ответ на свойственное лишь человеку осознание смерти, постулируя существование места, где смерть побеждена. Я ищу дверь в вечность, проникая в глубину нынешней жизни. Мои поиски «рая» побуждают меня обратиться к этой жизни, проникнуть в ее суть, ибо, как я убежден сейчас, только здесь мы способны слышать эхо вечности. Я уверен, что в этих поисках мы выясним, что слово «рай» указывает не на что-то внешнее по отношению к нам, а на то, что является нашей неотъемлемой частью.
Я буду стараться понять, что есть наша глубокая и естественная взаимозависимость со всем живым, сущим и, по сути дела, со всей Вселенной. Я задумаюсь о том, как мы можем оставаться настолько маленькими и незначительными по сравнению с масштабами вселенной, и в то же время быть единственным живым существом, способным конечным разумом постичь и осмыслить обширность космоса и взаимодействовать с ним. Что дает этот дуализм – заставляет нас почувствовать себя слишком ничтожными, или, наоборот, чудом и загадкой и помогает уверовать, что мы созданы для вечности?
Я считаю, что пришло время нам повернуть свои духовные телескопы так, чтобы смотреть в поисках смысла или Бога уже не вовне, а в себя, внутрь и вглубь. И это не отход от Бога, как наверняка заявят малодушные: я уже практически убежден, что это приближение к Богу. Только путь этот ведет не наружу, а внутрь, ибо совпадает с путешествием в самих себя, а от него ни в коем случае не следует отказываться.
Я хочу не столько отойти от религии, сколько пройти ее насквозь и выйти за ее рамки. Хочу проникнуть в то, чего религия никогда не знала. Я не желаю отметать мудрость прошлого, но вместе с тем не хочу, чтобы она сковывала меня, поскольку сама мудрость непрестанно меняется. Повернуться от божества в небесах к божеству внутри нас значит претерпеть колоссальный сдвиг. Однако это единственный открытый для нас путь. И мы двинемся по нему с новыми и, скажем так, большими надеждами.
13. Кто я? И что есть Бог?
О Свет неименуемый,
как совершенно безымянный,
и с другой стороны, многоимянный,
как все совершающий…
как смешиваешься с сухой травой?
Каким образом, пребывая неизменным
и совершенно неприступным,
Ты сохраняешь вещество этой травы неопалимым?[59]
Мир науки, сосредоточившей все более могущественный взор на том, что находится здесь и сейчас, скорее на зримом, чем на незримом, в этом процессе добился удивительных открытий, образовавших фундамент для исследования, к которому я теперь обращаюсь. Вместо того, чтобы развивать предположения в метафизическом направлении о том, кто или что есть Бог, в фокус современной науки взята человеческая жизнь и все, что ученые могут узнать о нас. Некоторые из сделанных ими открытий заставили нас задуматься о том, что никогда не приходило в голову предыдущим поколениям.
Кто из нас отдает себе отчет, к примеру, что те же законы, которым подчиняется жизнь на планете Земля, также, по-видимому, управляют жизнью во всей Вселенной? Никаких отличий нет. Та же пыль, из которой состоят звезды в нашей Вселенной, образует вещество нашего человеческого тела и, возможно, нашего разума. В сущности, теперь нам известно, что вся материя в пределах нашей Вселенной, от самой дальней звезды до содержимого моего и вашего организма, взаимосвязана. Подобное ощущение взаимозависимости до нашего времени было невозможно даже вообразить. Люди состоят в родстве не только с большими человекообразными обезьянами, но и с капустой и, по сути, даже с океанским планктоном. У всех живых существ есть общая ДНК. Вот лишь некоторые из физических знаний, к которым пришло наше поколение. Это чувство единства резко контрастирует с ощущением обособленности, которое мы, люди, испытывали с того момента, как обрели самосознание. Из этой информации следует вывод: какой бы ни была воспринимаемая нами обособленность, законом Вселенной она не является. В отличие от глубокого взаимосвязанного единства.
Разве на основании этой информации невозможно предположить, что сознание – тоже единое целое, которое возникло внутри вселенной и может быть достигнуто на разных уровнях существами, наделенными различными способностями? С этой точки зрения, в то время, как возникновение самосознания создало у человека ощущение совершенно нового понимания жизни, то есть нового осознания, это осознание ни в коей мере не стало новой реальностью. Мы всегда были частью чего-то большего, нежели мы сами. Следовательно, разве не логично предположить, что компонентом этой большей реальности мы могли быть всегда? Что случилось бы с нашим самоопределением, если бы мы уверовали, что всегда были частью целого, а не обособленными от того, что «отлично» от нас?
Отметим, к примеру: несмотря на то, что мир, который мы считаем своим домом, имеет пространственно-временные рамки, человеческий разум, который выглядит таким же ограниченным рамками и явно не обладает способностью к существованию независимо от физического мозга, может тем не менее превосходить время и пространство. Где-то у себя внутри мы способны хранить прошлое, помнить его и даже воскрешать его в настоящем. Порой мы даже остро переживаем его заново, словно оно сбежало из прошлого и повторилось в настоящем. Кроме того, мы способны предвидеть будущее, строить на него планы, даже наслаждаться им до того, как оно наступает. Я сам практиковал этот метод и наблюдал за его результатами: если предложить человеку преклонных лет или неизлечимо больному пациенту то, что достойно предвкушения в будущем, можно увидеть, как в ответ эти люди живут наперекор всему, лишь бы достичь заветной цели. В этом смысле мы, можно сказать, отчасти властвуем над своей судьбой. Подобный опыт помог мне предположить, а может, и осознать, что, возможно, на самом деле для нас, людей, настоящего не существует. Настоящее выглядит не более чем нереальным моментом, через который проходит будущее на своем пути в прошлое. Так что в жизни человека есть то, что ускользает от временных границ и ощущается как безвременное.