Последний составляющий элемент, который понадобился мне, чтобы написать эту книгу, обеспечили мне два очень близких друга: пока велась работа над рукописью, оба они были живы, несмотря на страшные диагнозы. Я обращался к ним за помощью. Первым из этих друзей был Милтон Рис Лерой, служитель Епископальной церкви, архидиакон и мой бывший коллега, ближе к концу жизни обретший смысл не в Епископальной церкви, а в традиции квакеров. Вторым – Оуэн Доулинг, епископ англиканской церкви из Австралии, ушедший на покой. Оба они осознанно смотрели смерти в лицо. Ни один не дрогнул, оба согласились регулярно писать мне, шагая навстречу своей смерти и самостоятельно облекая в слова свои мысли, страхи и наблюдения, объясняя мне, что помогает им участвовать в процессе умирания, а что нет. Я дорожу их письмами и сведениями, они оказали мне неоценимую помощь.
Несмотря на всю подготовительную работу и содействие, я то и дело оказывался в тупиках, которые казались мне безвыходными. И пытался понять, почему это происходит. Одна мысль всплывала постоянно: единственный язык, которым я должен пользоваться в этой книге, – язык времени и пространства. Но предмет, который я собирался рассмотреть, со временем и пространством не связан. Следовательно, я пытался описать состояние, в которое не вошел и о котором не имею сведений, полученных из личного опыта. А оценить эти сведения я не могу: в мире, где я живу, невозможно осмыслить опыт, находящийся за его пределами. Еще меня все время преследовала мысль, что область за пределами этой жизни, которой я пытаюсь дать определение, на самом деле не реальна, а рождена моим воображением, подкрепленным влиянием обширных культурных факторов. Возможно, именно поэтому я так и не пришел к окончательным выводам. Моя беда заключалась в том, что я либо не мог, либо не хотел сталкиваться с подобными ограничениями. После того как моя вторая попытка рассмотреть все тот же вопрос ни к чему не привела, у меня возникли подозрения, что лишь человек, начисто оторванный от действительности, способен предпринять попытку писать о том, для чего нет ни языка, ни эмпирических данных. Никогда не забуду реакцию моего друга Малколма Уорнока, когда я в последний раз с ним ужинал. Ему было сто два года. Он всегда поддерживал меня в вечном стремлении к истине, но, когда я рассказал ему об этой книге и о своем желании написать о жизни после смерти, он расхохотался. «В жизни не слышал такой глупости, – сказал он. – Об этом не знает никто. И никогда не узнает». От этих слов я вздрогнул, как от удара, но начал подозревать, что Малколм, возможно, прав.
Я уже собирался бросить этот проект во второй и последний раз, несмотря на все исследования и подробные заметки, сделанные в период чтения, и несмотря на неотступно гложущее меня ощущение, что во всем этом что-то есть, но я просто не знаю, как к нему подступиться. А потом, как часто бывает в сфере интуиции, простого слова оказалось достаточно, чтобы вернуть меня на путь истинный. В 2007 году, за вторым завтраком в Сан-Франциско в компании моего издателя Марка Таубера, редактора Микки Модлина и моей жены Кристины, я поделился с остальными своей досадой, раздражением и растущим желанием забросить этот проект, и едва ли не резко бросил: «Я знаю лишь один способ написать эту книгу! Она должна быть личной. Но автобиографию-то я издал! Представить себе не могу, что читатели с радостью примут вторую!» И мне ответил Микки Модлин, тихо и деловито: «Тогда опишите нам свою личную драму». Вот так и родилась эта идея. Автобиография была повествованием о моей внешней жизни. А новой книге предстояло стать повествованием внутренним, если угодно, «духовными мемуарами». Тот разговор положил конец творческому кризису, мысли сдвинулись с мертвой точки, и эта книга смогла появиться на свет. Я благодарен и Марку, и Микки. Именно благодаря беседе с ними мой труд приобрел в высшей степени личный характер. Надеюсь, по мере раскрытия моей душевной драмы читатели соотнесут с ней свои истории, и эта книга в какой-то мере начнет повествовать и о них. А еще надеюсь, что я, обратив взгляд в свой внутренний мир в поиске подсказок и указаний, тем самым покажу, что к реальности можно подходить по-разному и что нельзя сковывать ее ограничениями нашего собственного восприятия.
Так позвольте, мои дорогие читатели, привести первое заключение в этой вступительной главе. Если бы мне пришлось отвечать на вопрос легендарного Иова, прозвучавший в Библии много столетий тому назад (Иов 14:14), я готов. Иов вопрошал: «Когда умрет человек, то будет ли он опять жить?» Мой ответ – «да!» А теперь разрешите провести вас моей дорогой. Она увела меня за пределы религии и даже традиционного христианства, но вместе с тем дала мне возможность по-новому взглянуть на вечность и привела в тот край, где мое «да!» звучит уверенно и честно.
Покойся с миром:
Живи уверенно:
2. Жизнь – случайность
Нельзя отказаться от того, чего не знаешь.
Чтобы превзойти себя, надо себя познать[7].
Где начнется наше путешествие? Как облечь в слова то, что находится за пределами человеческого опыта? Люди тысячелетиями пользовались религиозными уверениями, скрывая недостаток знаний даже от нас самих. Что гласят все эти утешительные, но туманные заверения о жизни после смерти? Обмануть себя всегда легко. Однако что-то, пусть даже всего лишь наши страхи, притягивает нас к этой теме, поэтому нам следует сперва определиться с законной начальной точкой. К примеру, я могу начать только с того, что действительно знаю. Пуститься в сложное путешествие по сфере, которая, возможно, находится за пределами нынешней жизни, я могу лишь углубившись в нынешнюю жизнь, в то, что происходит здесь и сейчас. Рассматривать смерть и ее значения я не могу иначе, кроме как с позиций того, кто жив. И о божественном я могу рассуждать лишь с точки зрения человека. Поэтому отправным пунктом для меня является утверждение, что я жив; я – живое существо. Это утверждение, однако, представляет собой гораздо более сложную и таинственную реальность, чем большинство людей дают себе труд задуматься или хотя бы вообразить.
В природе множество живых существ, но осознания того, что живы, они не проявляют. Если живое существо понятия не имеет о том, что живет, значит, можно с полным правом утверждать: оно не знает, что умрет. Мы, люди, знаем, что умрем, и этот факт поразителен. Он означает не только то, что мы знаем, что живы, но и то, что мы наверняка задумываемся о том, что значит жизнь, что значит смерть и есть ли в том или в другом какие-либо цель или смысл. И само по себе знание – я жив! – проникнуто чудом и тайной. Именно этот факт позволяет мне задаваться вопросами – почему я жив? Что значит «быть живым»? Что значит знать, что я жив?
За последние века человеческие познания расширились в бесчисленных направлениях. Мы раскрываем тайны прошлого и находим объяснения тому, над чем наши предшественники бились тысячелетиями. Мы знаем, чем вызваны гром и молния, почему в океане бывают приливы и отливы. Знаем о микробах и вирусах, о врожденных пороках и о синдроме Дауна. Мы даже можем в некоторой степени постичь бесконечность Вселенной и относительную пустоту космоса. Но несмотря на эти колоссальные достижения, на вопрос о том, каким образом жизнь возникла из безжизненной, инертной материи, еще только предстоит ответить. Существует множество теорий, одна из которых когда-нибудь может подтвердиться, а пока продолжаются поиски и кипят дебаты.
Чем определяется жизнь, что считается живым существом? В числе различных попыток ответить на этот вопрос – общепринятое соглашение о том, что способность к тому или иному способу самовоспроизведения является необходимым условием, чтобы нечто считалось живым. Камень не может вызвать появление на свет другого камня, поэтому он не считается живым, по крайней мере с точки зрения биологии. Если расколоть один камень надвое, это удвоение не означает увеличения абсолютного количества камней – только деление инертной материи. Однако любые живые создания, будь то отдельно взятые клетки, сорняки, вековые дубы, насекомые, птицы или высокоразвитые животные, способны производить себе подобных. Это и есть основное свойство живого с точки зрения биологии.
С живыми существами неизменно связана взаимозависимость. Она лежит в самой их основе. Без растений не быть и животным, и наоборот. Эта взаимозависимость просматривается на самом низшем из уровней. Первые живые клетки выработали кислород, что, в свою очередь, сделало возможным появление всей будущей жизни. Изначально в атмосфере Земли не было кислорода – он стал даром от всего живого. В прямом смысле слова миллиарды лет первые одиночные клетки закачивали кислород в земную атмосферу, положив начало процессу, благодаря которому в настоящее время мы можем утверждать, что кислород составляет примерно 20 % атмосферы планеты Земля и его доля продолжает расти. Так что хоть выражение «жизнь возможна лишь потому, что она есть» выглядит обтекаемым и противоречивым, тем не менее это правда. Таким образом, наша точка «альфа» – это утверждение: мне известно, что я жив, и мне настоятельно необходимо охватить все, что это означает. Отсюда я и начну путь по жизни к точке «омега». И никакой разговор о жизни после смерти не может начинаться как-либо иначе.
Французский философ XVII в. Рене Декарт, которого иногда называют «первым модернистом», считал, что мог быть уверенным в своем существовании, когда обобщил все знания в виде принципа, который назвал непреложным и выразил знаменитой фразой cogito ergo sum – «Мыслю, следовательно, существую». Однако я хочу начать свое исследование жизни с