Пока он говорил, его тело становилось всё прозрачнее и прозрачнее, а потом и вовсе растаяло, будто клочок тумана.
Принцесса Росинка несколько мгновений смотрела на пустое пространство, в котором еще недавно был художник, а затем прошептала:
— Уходим! К Морю Обжор!
Тетушка Дорода попросила капитана:
— Ты не мог бы подержать зонтик? Мне нужно собрать вещи в дорогу.
Капитан взял зонтик.
— Только поторопитесь! Везде рыщут люди принца. После наступления утра нам будет трудно ускользнуть отсюда незамеченными.
— Но не можем же мы отправиться без ничего! Принцесса никогда еще не выезжала из дворца. Надо найти для нее дорожный плащ, и всякую другую одежду, и воду, и… да, мыло из Хе’ершингенмосикена! Она же не заснет, если не помоется этим мылом… — продолжала ворчать кормилица, уходя.
Через полчаса в тусклом свете занимающегося дня легкая повозка выехала из боковых ворот дворца. Капитан правил, а принцесса Росинка и тетушка Дорода с кружащимся зонтиком в руке устроились на сиденье. Все были одеты как простолюдины. Повозка вскоре растаяла в предрассветной мгле.
А в далеком подземном убежище Остроглаз положил последний мазок на портрет принцессы Росинки.
— Это самая прекрасная картина из всех, что я когда-либо написал! — сказал он принцу Ледяному Песку.
Вторая сказка Юнь Тяньмина•«Море Обжор»
Как только они оказались за стенами дворца, капитан хлестнул лошадей, и те понеслись во всю прыть. Беглецам было страшно. В каждой темной рощице, на каждом тонущем в тени лужке им мерещилась опасность. Когда небо посветлело еще больше, капитан остановил повозку у вершины холма — посмотреть, не преследуют ли их. Королевство расстилалось у подножия, а дорога, прямая, как стрела, разделяла мир на две половинки. В конце ее, на горизонте, возвышался дворец, издалека похожий на кучку забытых детских кубиков. За беглецами никто не гнался: наверное, принц Ледяной Песок считал, что принцессы больше нет, раз уж Остроглаз поработал над ней своей кистью.
Немного успокоившись, они продолжили путь. Небо светлело, и пейзаж вокруг вырисовывался четче, как если бы его писал неведомый художник: сначала появились неясные очертания и приглушенные краски, затем контуры стали более определенными, а цвета — живыми и насыщенными. Восход солнца встретила уже завершенная картина.
Принцесса, всю жизнь прожившая во дворце, никогда не видела столь ярких тонов: зеленели леса и поля, сияли алые и желтые полевые цветы, серебро неба отражалось в озерах и прудах, белоснежные отары овец усеивали луга… Всходило солнце, и казалось, будто художник, создатель этого живописного мира, осыпал свою картину пригоршней золотой пыли.
— Как красиво! — вздохнула принцесса. — Словно мы и в самом деле на картине!
— Да уж, — проворчала тетушка Дорода, крутя зонтик. — Но на этой картине ты живая. А на той, другой — совсем наоборот.
Слова кормилицы напомнили принцессе об ушедших родителях, но она запретила себе плакать. Росинка больше не маленькая девочка — она теперь королева и должна вести себя по-королевски.
Они заговорили о принце Глубокой Воде.
— Почему его сослали на Могильный остров? — спросила принцесса.
— Говорят, что он чудовище, — сказал капитан.
— Никакое он не чудовище! — отрезала тетушка Дорода.
— Говорят, будто он великан.
— Да какой там великан! Я держала его на руках, когда он был младенцем. Уж кому и знать, как не мне!
— Вот приедем на берег — убедишься. Его многие видели — он великан!
— Даже если и великан, — возразила Росинка, — он всё равно принц. Почему его сослали на остров?
— Никто его не ссылал. Мальцом он отправился туда на лодке рыбу ловить. И тут в море завелась рыба-обжора. Принц не смог возвратиться обратно. С тех пор так и живет на острове.
День разгорался, и на дороге появлялось всё больше пешеходов и повозок. Поскольку нога принцессы редко ступала за пределы дворца, народ ее не узнавал; к тому же на ней была вуаль, оставляющая на виду только глаза. И даже при этом кто бы ни увидел Росинку, ахал от восхищения. Людям также очень нравился молодой красавец-кучер. А мамаша-то, мамаша — вот потеха! Что за странная манера держать зонтик?! День был ясный, поэтому все думали, что мать прячет свою хорошенькую дочку от солнца.
Настал полдень. Капитан подстрелил из лука пару зайцев. Путники поели на полянке у дороги, в тени деревьев. Принцесса гладила ладонью мягкую траву, вдыхала аромат цветов, любовалась солнечными зайчиками и слушала пенье лесных птиц. Где-то вдали наигрывал на свирели пастушок. Новый мир удивлял и восхищал Росинку.
А тетушка Дорода вздохнула:
— Ох бедная моя принцесса, как же тебе несладко вдали от дворца!
— Мне кажется, здесь, на природе, гораздо приятнее, чем во дворце.
— Глупышка, скажешь тоже — приятнее, чем во дворце! Ты еще не знаешь, каково оно здесь. Сейчас-то ничего, весна, а вот в другое время… Зимой тут холод, летом жара. А еще бывают бури и грозы! И всякие паскудники шастают…
— Я ничего раньше не знала про окружающий мир. Во дворце меня учили музыке, живописи, поэзии, математике и двум языкам, на которых больше никто не говорит. И ни слова про мир за стенами дворца! Как же я буду управлять этой страной?!
— А министры на что?
— Так ведь все те министры, что могли бы помогать мне, стали картинами… Нет, кормилица, что ни говори, а здесь, снаружи, лучше.
Между дворцом и побережьем лежал день пути. Но маленькая компания избегала больших дорог и городов, поэтому прибыла к морю около полуночи.
Росинка никогда еще не видела такого огромного, усеянного звездами неба и впервые узнала, что такое истинный мрак и настоящая тишина ночи. Свет факела на повозке очерчивал лишь маленький кружок, а дальше всё было словно затянуто черным бархатом. Стук лошадиных копыт казался таким громким, что удивительно, как звёзды не сыпались с неба. Принцесса потянула капитана за рукав и попросила остановиться.
— Слушайте! Что это? Как будто дышит кто-то огромный!
— Это море, принцесса.
Они проехали немного дальше, и по сторонам дороги Росинка стала различать какие-то неясные тени, напоминающие… огромные бананы?
— Что это такое?
Капитан остановился, спрыгнул с повозки, взял факел и подошел к одной из непонятных штуковин.
— Принцесса, вы разве не узнаете?
— Неужели лодки?
— Они самые.
— Но почему… почему они на земле?!
— Потому что в море рыба-обжора.
Факел осветил брошенную лодку. Песок засыпал ее до половины, а то, что оставалось на виду, скорее напоминало скелет неведомого животного.
— Взгляните! — Росинка указала вперед. — Какая огромная белая змея!
— Не пугайтесь, принцесса. Это не змея, это прибой. Мы на берегу.
Росинка с тетушкой Дородой, по-прежнему державшей зонтик над своей подопечной, слезли с повозки. Принцесса до сей поры видела море только на картинах, а на них оно изображалось синим под голубым небом. Сейчас же перед глазами Росинки предстал черный океан в темной ночи, исполненный величия и таинственного звездного света, словно еще одно небо, только текучее и колышущееся. Принцесса двинулась к воде, как будто ее тянула неведомая сила. Капитан с кормилицей поспешили остановить ее.
— В воду заходить опасно! — предостерег капитан.
— Но тут же, кажется, совсем неглубоко. Я же не утону?
— Рыба-обжора разорвет тебя на части и сожрет! — застращала ее тетушка Дорода.
Капитан подобрал валявшуюся поблизости доску и, подойдя к воде, бросил ее в море. Деревяшка закачалась на волнах, но не прошло и нескольких мгновений, как на поверхности показалась черная тень и устремилась к доске. Определить размеры существа было трудно, ведь большая его часть скрывалась под водой, и лишь чешуя поблескивала в свете факела. Затем возникли еще три или четыре тени и тоже поплыли к доске. Чудища вцепились в деревяшку, каждое тянуло добычу к себе. Яростно бурлила вода, зубы с хрустом вгрызались в доску. Через несколько секунд всё было кончено. И деревяшка, и тени исчезли.
— Эти твари запросто расправились бы даже с большим кораблем, — произнес капитан.
— А где Могильный остров? — поинтересовалась тетушка Дорода.
— Вон там. — Капитан указал на горизонт. — Но сейчас его не видно. Надо подождать, пока рассветет.
Они расположились на берегу. Кормилица передала зонтик капитану и достала из повозки маленькую деревянную лохань.
— Дитятко, боюсь, не придется тебе сегодня искупаться. Но вот, хотя бы умойся.
Капитан отдал зонтик тетушке Дороде, взял лохань и пошел раздобыть пресной воды. Его фигура растворилась в ночи.
— Ну что за славный юноша! — сказала кормилица и зевнула.
Капитан вернулся с полной бадьей. Тетушка Дорода достала мыло и коснулась им воды. С легкими хлопками поверхность покрылась пышной пеной — немного даже выплеснулось через край.
Капитан недоуменно уставился на пену. Затем попросил кормилицу:
— Можно взглянуть на мыло?
Та бережно передала ему девственно-белый брусок.
— Держи крепко! Оно легче перышка. Упустишь — уплывет по воздуху, лови его потом…
Капитан взвесил мыло в руке — оно действительно ничего не весило, словно белая тень.
— Оно и вправду из Хе’ершингенмосикена! Поразительно — у нас еще есть это мыло…
— Думается, только два бруска и осталось во всем дворце… нет, во всем королевстве. Я приберегла кусочек для принцессы много лет назад. Все вещи из Хе’ершингенмосикена — просто диво, но их становится всё меньше и меньше. — Кормилица забрала мыло у капитана и спрятала.
Принцесса смотрела, как вскипает белая пена, и впервые за время бегства вспомнила свою жизнь во дворце. Каждый вечер она в своем изящном, богато украшенном купальном костюме опускалась в бассейн, покрытый такой же пеной. В свете многочисленных ламп пузыри иногда выглядели чисто-белыми, будто облачко, слетевшее с небес, а иногда играли разными красками, словно груда драгоценностей. Нежась среди воздушных пузырьков, она чувствовала, как ее тело становится мягким и легким, как будто само превращается в пену. Купальщице было так хорошо, что не хотелось шевелить ни рукой, ни ногой; и тогда служанки вынимали ее из бассейна, обтирали и уносили в постель. Чудесное ощущение не покидало принцессу до утра.