Сомнения Чэн Синь улетучились, когда рядом с кроватью засветилось голографическое окно. Оно содержало только несколько простых кнопок для вызова обслуживающего персонала. Похоже, в этом центре уже хорошо отработали вывод пациента из гибернации: терминал появился как раз в тот момент, когда Чэн Синь вновь обрела способность двигать рукой. Но это было всего лишь маленькое окошко; перенасыщенного информацией общества, в котором дисплеем служила любая доступная поверхность, больше не существовало.
В отличие от двух предыдущих выходов из анабиоза на этот раз Чэн Синь пришла в себя очень быстро. К тому времени, когда снаружи стемнело, она уже смогла встать и немного пройтись. Обнаружилось, что центр оказывал только самые элементарные услуги. Врач пришел к ней лишь один раз, провел беглый осмотр и удалился; во всем остальном пациентку предоставили самой себе. Чэн Синь пришлось помыться без посторонней помощи, хотя чувствовала она себя еще совсем слабой. Покормить ее тоже никто не подумал, и если бы она не нажала на кнопку заказа на экране, то, возможно, ей пришлось бы остаться голодной. Чэн Синь этот недостаток внимания не раздражал: она так и не сумела свыкнуться с чрезмерной опекой былых эпох, когда любая потребность удовлетворялась с готовностью. В душе она по-прежнему оставалась человеком Общей Эры, и поэтому чувствовала себя здесь как дома.
На следующее утро пришел посетитель. Чэн Синь сразу узнала Цао Биня. В свое время физик был самым молодым претендентом на должность Держателя Меча, но сейчас он выглядел гораздо старше, в волосах появились белые пряди. Однако он явно состарился отнюдь не на все шестьдесят два года.
— Мистер Томас Уэйд попросил меня забрать тебя отсюда.
— Что стряслось? — Сердце Чэн Синь упало — она вспомнила условия своего пробуждения.
— Поговорим, когда доберемся до места. — Цао Бинь помолчал, затем добавил: — Сначала устрою для тебя экскурсию — покажу этот новый мир, чтобы ты смогла принять верное решение, основанное на фактах.
Чэн Синь взглянула на невзрачные строения за окном. «Этот новый мир» совсем не казался ей новым.
— А что случилось с тобой? — спросила она. — Ты явно не бодрствовал все последние шестьдесят лет.
— Я лег в гибернацию примерно в одно время с тобой. Через семнадцать лет в строй ввели гелиоцентрический ускоритель частиц, и меня разбудили, чтобы я провел фундаментальные исследования. Работа заняла пятнадцать лет. Позже, когда научный этап сменился практическим, мое присутствие больше не требовалось, и я снова лег в анабиоз. Проснулся два года назад.
— А как дела с двигателем, искривляющим пространство?
— Кое-какой прогресс есть… Поговорим об этом позже. — Цао Биню тема явно не нравилась.
Чэн Синь снова бросила взгляд в окно. Деревцо, росшее на улице, зашелестело под порывом ветра. Наверно, по небу пробежало облако, и металлический отблеск на строениях потускнел. Что общего у этого заурядного мира с кораблями, способными летать со скоростью света?
Цао Бинь проследил взгляд собеседницы и засмеялся:
— Должно быть, ты чувствуешь то же самое, что и я при пробуждении. Ну и эра, думаешь ты. Разочарована? Если готова, пошли, посмотрим…
Через полчаса Цао Бинь и Чэн Синь, одетая в обычный для этой эпохи белый комбинезон, вышли на балкон гибернационного центра. Перед ними расстилался город, и у Чэн Синь снова возникло чувство, будто время потекло вспять. Когда она вышла из своей первой гибернации во время Эры Устрашения, вид грандиозного города-леса потряс ее до глубины души. Чэн Синь в голову не приходило, что когда-нибудь ей опять доведется увидеть привычный городской пейзаж: ровные, одинаковые кварталы, как будто все здания были возведены одновременно; сами здания, скучные и однообразные, словно построенные исключительно из соображений практичности без внимания к архитектурным красотам. Все они были прямоугольными, никаких украшений, а строительным материалом служил всё тот же серый металл. Они напомнили Чэн Синь алюминиевые коробочки для завтраков времен ее детства. Коробки стояли аккуратными тесными рядами насколько хватало глаз. На горизонте земля вздымалась, словно горный склон, и кварталы продолжали карабкаться по нему.
— Где это мы? — спросила Чэн Синь.
— Хм, и чего это опять заволокло… Другую сторону не увидишь…
Цао Бинь не ответил на ее вопрос. Вместо этого он посмотрел в небо и покачал головой, словно досадуя, что погода помешает его спутнице понять этот новый мир. Но вскоре Чэн Синь и сама заметила, какое здесь странное небо.
Солнце висело под облаками.
Облака начали редеть, между ними появился большой просвет. Но вместо голубого неба Чэн Синь снова увидела… землю.
Эту землю в небе тоже усеивали строения, очень похожие на город вокруг гибернационного центра. Вот только смотрела Чэн Синь на них сверху вниз… Или снизу вверх? Наверно, это та самая «другая сторона», о которой упомянул Цао Бинь. До Чэн Синь вдруг дошло, что «горный склон» в отдалении никакой не склон. Земля поднималась, закруглялась и соединялась с «небом». Этот мир представлял собой огромный цилиндр, и Чэн Синь стояла на его внутренней стороне.
— Это космический город Азия I в тени Юпитера, — проговорил Цао Бинь.
Новый мир, еще минуту назад казавшийся таким непримечательным, ошеломил Чэн Синь. Только теперь она почувствовала, что окончательно, по-настоящему проснулась.
Во второй половине дня Цао Бинь и Чэн Синь отправились к космическому стыковочному терминалу на северной оконечности города.
По традиции центральную ось космограда считали ориентированной с севера на юг. У гибернационного центра Цао Бинь и Чэн Синь сели в автобус — настоящий автобус, едущий по земле. Возможно, он ходил на электричестве, хотя на вид ничем не отличался от старинного городского автобуса. Народу в него набилось множество. Чэн Син со спутником заняли два оставшихся свободных места, так что новым пассажирам приходилось стоять. Когда же она последний раз ездила на автобусе? Чэн Синь перестала пользоваться вечно переполненным общественным транспортом уже в Общую Эру…
Автобус ехал медленно, так что она могла рассматривать город не торопясь. Всё теперь казалось ей исполненным нового смысла. За окном строения сменялись зелеными парками и водоемами; промелькнули две школы с выкрашенными в синий цвет спортивными площадками; на обочинах дороги Чэн Синь видела обычную коричневую почву, ничем не отличающуюся от почвы на Земле. Дорогу обрамляли широколистные деревья, напоминающие китайские зонтичные; время от времени попадались рекламные щиты. Большинство фирм и товаров Чэн Синь не узнавала, но стиль объявлений показался ей удивительно знакомым.
Главным отличием от города Общей Эры являлся строительный материал — всё здесь, похоже, было изготовлено из металла. Интерьер автобуса тоже был по большей части металлическим — ни пластика, ни композитов.
И всё же основное внимание Чэн Синь привлекал не город, а другие пассажиры. Через проход от нее сидели двое мужчин: один дремал, сжав в руках черный портфель; по желтому рабочему комбинезону другого расплывались черные масляные пятна. У ног лежала рабочая сумка, из которой торчал незнакомый Чэн Синь инструмент, похожий на старинную электродрель, но полупрозрачный. Лицо пассажира, усталое и застывшее, было лицом человека, занимающегося тяжелым физическим трудом. В последний раз Чэн Синь видела такое выражение на лицах гастарбайтеров в городах Общей Эры.
Напротив сидела молодая пара. Юноша что-то шептал девушке на ухо, та иногда хихикала, не переставая черпать ложечкой что-то розовое из бумажного стаканчика — скорее всего, мороженое, если судить по доносящемуся до Чэн Синь сладкому запаху сливок, ничем не отличающемуся от запаха, памятного ей со времен юности триста лет назад.
В проходе стояли две женщины среднего возраста — тоже знакомый типаж: будничные труды стерли с их лиц красоту; их больше не заботило, ни как они выглядят, ни модная ли на них одежда. Подобный тип женщин исчез то ли в Эру Устрашения, то ли в Эру Космической Передачи. В те времена кожа у женщин была гладкой и нежной, и выглядели они утонченно-прекрасными независимо от возраста.
Чэн Синь прислушалась к их беседе:
— Ты ничего не поняла. И на утреннем рынке, и на вечернем цены одни и те же. Не ленись, съезди на оптовый на западной стороне!
— Да у них там плохой выбор, и к тому же они всё равно не продают по оптовым ценам.
— А ты езжай попозже, после семи. Торговцы овощами тогда уходят, так что будут продавать по оптовым…
До Чэн Синь долетали обрывки и других разговоров:
— …муниципалитет — это тебе не за атмосферой следить, там всё гораздо сложнее. Постарайся вникнуть в офисную политику. Поначалу не примыкай ни к кому, но и в угол не забивайся…
— …это несправедливо — требовать отдельную плату за отопление, ее нужно включать в счет за электричество…
— …если бы они посадили этого дурака на скамейку запасных раньше, глядишь, и не проиграли бы с таким треском…
— …не падай духом. Я в этом городе с самого момента его постройки, и сколько, ты думаешь, получаю в год?..
— …эта рыба не первой свежести. Даже не думай готовить ее на пару…
— …позавчера, когда корректировали позицию на орбите, вода из четвертого резервуара снова вылилась и затопила огромную территорию…
— …если он ей не нравится, лучше бы ему бросить это дело. А то столько усилий, и всё без толку…
— … да какой это подлинник! Я бы даже высококачественной репродукцией это не назвал. Смеетесь, что ли? За такую цену?..
На душе у Чэн Синь стало тепло и уютно. Она пыталась обрести подобное чувство с самого первого своего пробуждения в Эру Устрашения и уже не чаяла найти его. Девушка жадно впитывала людские разговоры, словно утоляя жажду, и слушала рассказ Цао Биня о городе вполуха.
Космоград «Азия I» построили одним из первых в рамках проекта космических убежищ. Он представлял собой правильный цилиндр; тяготение создавалось за счет центробежной силы, образующейся при вращении. При длине в тридцать километров и диаметре в семь полезная внутренняя поверхность составляла 659 квадратных километров — это примерно половина территории старого Пекина. Сначала здесь жило двадцать миллионов человек, но когда завершилось строительство новых космоградов, население сократилось до девяти миллионов, поэтому теперь тут не так