Хорошо, что мы успели удрать с этого проклятого вечера.
– Джонатан Грю и Стив Бойли, вы всю неделю будете оставаться после занятий и мыть посуду в школьной столовой, – продолжил Хагберг.
Это те хулиганы, которые разрисовали лицо Кингстона. Они еще легко отделались, если сравнивать с предыдущим наказанием.
– Бен Озборн, Коди Гиллис, Жак Баккли, вы, ребята, будет отрабатывать наказание на общественных работах, – вижу, как нехотя выпрямились парни, – к ним же присоединяются Кларисса Лэнс, Ханна Уильямсон, Майкл Голдман и Джексон Грин.
Лучше так, чем исключение. Жалко, конечно, но они сами вырыли себе яму. Надеюсь, все получили хороший урок.
– Вот тебе и вечеринка, – прокомментировала вслух Роуз.
Директор отдал лист одному из учителей и задумчиво вгляделся в каждого из учащихся. От его холодного взгляда у меня задергался глаз. Все замерли в ожидании его дальнейших слов. Некоторые боятся услышать свои фамилии, другие довольны, ведь их «любимчики» получили по заслугам.
– И еще за то, что на вечеринку прошли третьи лица, вы тоже будете наказаны, – вдруг объявил Хагберг. Мы с Роуз переглянулись. – Да-да, Роуз Фишер и Рэйчел Милс, живо в мой кабинет!
Словно небо на меня упало и лишило чувств; будто меня поразила чума, и я потерялась во тьме. Меня начало трясти. Очень сильно. Как будто я сидела в тарелке и меня взбивали миксером.
Я обреченно посмотрела на Ро, а та на меня. Мы понимали, что будет дальше, и мы к этому совершенно не готовы.
Глава 12
Я слышала только собственное дыхание. То ужасное ощущение, когда из-под ног уходит земля и тебе начинает казаться, будто ты падаешь в бездонную яму. Имя этому чувству – страх. Естественная реакция на предполагаемую угрозу.
Наверное, Роуз тоже считала удары сердца, тоже страшно потела и не чувствовала конечностей. Мы замерли перед дверью в директорский кабинет. Не знаю наверняка, возможно, дело в инстинкте самосохранения или в обыкновенной трусости, однако и я, и Роуз развернулись к двери спиной. Соблазняли мысли о побеге, которые я смогла пересилить. Все-таки стоит остановиться и сделать так, как обычно поступают взрослые: принять ответственность и понести наказание.
– Стой, Ро, – окликнула я почти убежавшую подругу.
Подруга вопросительно вскинула бровь:
– Что ты творишь? У нас есть шанс удрать!
На слова Роуз я лишь отмахнулась. Я понимала, что с минуты на минуту прибудет Хагберг, и тогда нам несдобровать. Тяжело делать правильные вещи, когда собственное тело всеми способами противоречит разуму. Мне не терпелось предстать перед директором и покончить с этой историей, взять удар на себя, чтобы Хагберг чего доброго не захотел встретиться с Эриком и Скоттом.
Долго глядя в мою сторону, Роуз перестала хмуриться. Ее морщинки разгладились, на лицо опустилось смирение – Роуз не думала меня бросать.
Я украдкой заметила приближающегося мистера Хагберга и его свиту. Математик вручил директору стопку документов и прошел к учительской, тихонько что-то повторяя себе под нос. При виде суровой физиономии директора меня охватила паника. Он велел следовать за ним.
Опустив глаза в пол, мы стояли прямо у рабочего стола Хагберга. Здесь я появляюсь нечасто, поэтому кабинет был мне незнаком: во-первых, у Хагберга огромная страсть, как всем известно, к тропическим рыбам. Даже здесь он установил большой аквариум с разнообразными морскими обитателями: в домике из искусственных кораллов спряталась рыба-клоун; рядом с развалинами пиратского корабля притаилась рыбка-бабочка, сплющенная и с необычным окрасом чешуи. У поверхности аквариума плавали две голубовато-пятнистые рыбки, которые так смешно приоткрывали рты, словно пытаясь что-то до нас донести, что я почти хихикнула. Помимо личного океана, у Хагберга есть черный сейф, стоящий на тумбочке с часами, маленький и уже на вид старый диван и тот самый стол, над которым мы склонили головы. В помещении царила тишина, но из-за двери доносились голоса учеников. Я уже успела прорепетировать в голове все предсказуемые ответы и вопросы. Хагберг кряхтел и устало вздыхал, каждую секунду поправляя стопку документов, словно издеваясь и растягивая время перед казнью.
Тем временем Ро уже совсем измучилась. Она постоянно переступала с ноги на ногу и недовольно обводила взглядом стены, лишь бы занять себя чем-то.
Наконец мистер Хагберг отложил бумажки подальше. Он сложил руки на стол и пристально вгляделся в наши лица.
– Фишер, Фишер, Фишер… – начал директор, глядя при этом на меня.
Кажется, он нас спутал. Мне вдруг стало чуточку смешно, однако я в очередной раз сдержала приступ смеха.
– Сэр, Фишер это она, – кивнула я на подругу.
Роуз кинула на меня озлобленный взгляд, а затем уставилась на Хагберга. Тот неловко откашлялся и откинулся на спинку кожаного кресла.
– Ну-с, – продолжил он, – кто из вас мне объяснит весь этот балаган?
Я сглотнула комок в горле, пытаясь подобрать нужный прорепетированный ответ, но безуспешно – я все забыла.
– Сэр, скажу сразу так: мы не приводили третьих лиц! – произнесла уверенно Роуз.
Восхищаюсь ее напору.
– Ха! – ехидно выплюнул Хагберг. – Я, по-твоему, это выдумал? Или, быть может, мне приснилось? Вы тут за дурака меня держите?
Признаться честно, за все годы учебы меня впервые вызвали к директору. В младших классах, наверное, тому была виной моя гиперактивность, но я чуть ли не каждый день стояла перед седоволосой миссис Мерфи – директрисой школы Фансерт-Войс.
Я боюсь, что этот случай испортит всю мою характеристику, и тогда не видать мне престижного колледжа как своих ушей.
Хагберг что-то говорил Роуз, а та что-то тараторила в ответ, и только я застыла, играя в молчанку.
– Милс! Милс! – громко окликнули меня, и от неожиданности я чуть было не испустила дух.
Подняв голову, я увидела потемневшее лицо Хагберга. От одного его взгляда увяли бы цветы во дворе, а что же будет со мной?
– Да? – промямлила я.
Директор поправил галстук (кажется, ему душно) и громко откашлялся. Мы с Ро застыли в ожидании его слов.
– Ты и Рэйчел… – задыхаясь, произнес Хагберг, время от времени уступая кашлю, но Роуз его перебила:
– Меня зовут Роуз, Рэйчел – она.
Я прикусила щеку, чтобы не хихикнуть, а директор пропустил ее реплику мимо ушей или, возможно, он просто-напросто не услышал слов Роуз.
– Вы будете… – проговорил Хагберг, но им вновь овладел сильный кашель. Замечу, что от звуков, которые тот издавал, хотелось бежать со всех ног, но мы терпели, потому что ничего другого не оставалось. – Будете убирать мусор, который валяется по всему школьному двору!
Мы с Ро в унисон недовольно ахнули. Это нечестно! Мы совсем ничего не сделали, а он несправедливо нас судит! От злости я сдвинула брови к переносице.
– Но, мистер Хагберг, за что?! Мы не сделали ничего плохого, а Рэйчел вообще не было на вечеринке! – Роуз все еще пыталась оправдать нас.
– Я не хочу ничего слышать! Главное – это то, что я видел своими глазами: видео с дракой, остальное лишь формальности.
От его слов скулы свело, будто я пол-лимона съела.
– Вас ждут перчатки и мусорные пакеты, – бросил он нам вслед, когда мы уходили.
Как же он меня сейчас бесит, аж руки чешутся свернуть ему шею. Мы не виноваты! Почему ему плевать на правду? В мире, где есть люди, не может быть счастья. Это просто невозможно.
Бледно-голубое небо девственно чисто. Вокруг лишь зелень, деревья и куча провинившихся подростков, которые, как и мы, собирали мусор на территории школы. Хоть мои руки и защищены от микробов и других паразитов резиновыми перчатками, мне все равно до жути противно собирать весь этот хлам. Здесь и бутылки из-под алкоголя, конфетти, бычки от сигарет, пластиковые стаканчики и множество другой дряни.
Так обидно, ведь мы с Роуз скорее жертвы, нежели провинившиеся. Вот Бен и Коди заслуженно сейчас в пяти метрах от нас счищали какую-то надпись со стены.
Помимо этого, мое сознание отравлено огромным вопросом, который мучил меня все утро: кто показал директору видеозапись с дракой? Я ломаю голову над ответом. Может, это Кларисса Лэнс, которая, пыхтя, собирала с земли осколки стекла? Возможно, это Адам Рериг и Жак Баккли, снимающие с дерева туалетную бумагу? Так низко пасть мог любой в этой школе. Лучше не доверять людям, если потом не хотите плакать по ночам в подушку.
И вновь меня уносит в бездну. У вас бывает такое: бац – и твое настроение где-то под землей? Если мыслить глубоко и трезво, то все не так уж и горько, как кажется. Я отпустила отца и больше не считаю себя брошенным ребенком; я смирилась с правдой – любовь есть, пусть и во многих случаях она приносит боль. Это, конечно, странно, но что в этом мире вообще не странно? Например, в данный момент я убираю мусор, хотя, согласитесь же, ничего такого не сделала. Разве не странно? Кажется, я поняла… Дело не в моих проблемах, дело во мне самой. Даже если у меня все будет хорошо, я не перестану думать о плохом.
Роуз что-то говорила, но ее слова ускользали от меня. Все как в тумане. Повернувшись к ней всем телом, я оцепенела и на мгновение забыла, как дышать. В одном шаге от меня находился Бен. Его твердый и равнодушный взгляд устремлен куда-то вперед, сквозь меня. Неужели я перестала для него существовать?
– Ч-что? – переспросила я, ничего не расслышав из-за своих мыслей.
Бен раздражен, а когда он зол, лучше держаться от него подальше.
– Подвинься, ты загораживаешь проход, – повторил парень и, демонстративно задев плечом, прошел мимо.
Он возненавидел нас с Роуз. Любовь легко превратить в ненависть, как и дружбу. Наша компания с Беном и Хвостиком развалилась и осталась в безвозвратном прошлом, и от такой жестокой правды мне дурно. Это нечестно. Мы взрослеем, и у нас остается все меньше и меньше друзей. Я убеждена, что друзья – это просто прохожие в наших жизнях.