Роуз убежала раньше, чтобы подготовиться к, как она выразилась, «свиданию». Я очень надеюсь, что Скотт оправдает мои надежды и не окажется полным козлом.
Спустившись по лестнице, я подняла голову и неожиданно увидела над собой тучи, казавшиеся совсем близкими. Мне не хотелось промокнуть под дождем и подхватить простуду, поэтому я ускорилась.
– Рэйчел, постой! – Бен докричался до меня, когда я уже вышла за ворота школы.
Его лицо было красным, как перец чили. Он часто дышал, и после тренировки его кожа блестела на свету от капелек пота.
– Бен, ты спятил! Холодно же, возвращайся в школу! – потребовала я наставительным тоном и отодвинулась в сторону, пропустив пару человек: мы стояли у прохода посередине двора, задерживая людей.
– Я закален, помнишь? – улыбнулся тот, перебросив мяч в другую руку. – Где Роуз?
Ох, может, слухи все же правдивы и ему нравится Роуз? В таком случае мне его искренне жаль, ведь подруга видит в нем только одноклассника. Тем более отныне у нее на уме один лишь боксер Скотт.
– Она ушла домой.
– Что-то случилось?
Не уверена, что ему следует знать про свидание.
– Нет, у нее возникли дела… – в надежде угодить всем, произнесла я.
– Ладно. Что я хотел сказать… Рэйчел, в среду будет игра. Противники – «Ястребы». Вы ведь с Роуз придете? – Бен умоляюще смотрел на меня своими темно-синими глазами, ожидая услышать «да».
Как же отказать ему?
– Конечно… конечно, придем, о чем речь?
– Отлично! Это последняя игра сезона, будет потрясное зрелище! Достану вам билеты на лучшие места! – мечтательно выпалил Бен. Я криво и без энтузиазма улыбнулась ему.
Замечательно, Рэйчел. Теперь ты обязана пойти на игру и всенепременно захватить с собой Роуз. Почему из-за чьей-то симпатии страдаю я? Хотя, если подумать, то, возможно, мне понравится. Кого я обманываю?! Я же ненавижу баскетбол, как и волейбол, и футбол…
О своем легкомыслии я думала всю дорогу до автобусной остановки и даже в автобусе, стоя у окна и слушая музыку в наушниках. Зря я дала обещание, которое будет сложно сдержать. Словно почувствовав мою тревогу, музыка в наушниках переключилась на песню про неразделенную любовь, и почему-то мне показалось, что ее пел Бен. Но в какой-то момент автобус хорошенько тряхнуло, и наваждение исчезло, как и навязчивые мысли о предстоящем матче.
Вдруг я почувствовала чей-то взгляд.
Я оглянулась, и мне удалось заметить парня, которому он принадлежал.
О, черт! Я узнала его: это был тот брюнет, который вчера чуть не пришиб меня дверью в кафе. Парень, держась за поручень и понимая, что я его поймала, все равно таращился на меня, как на неведомую зверюшку. Не сомневаюсь, он меня узнал. Автобус остановился, часть людей вышли на остановке, поэтому я могла как следует разглядеть незнакомца. Если верить моим глазам, он оказался довольно высоким, хорошего телосложения. Правда, кудрявые волосы кофейного оттенка неаккуратно уложены. Мне понравилась его черная кожаная куртка с мехом. Но больше всего мне импонировали его зеленые, словно хвойный лес, глаза – такие глубокие, как чаща, войдя в которую потом не выберешься.
Наши переглядывания длились еще три остановки. Вскоре мне это надоело, а когда он приподнял уголок рта в ухмылке, я совсем растерялась. Ну все, достал! Я вопросительно нахмурила брови, как бы спрашивая: «В чем дело?», но тот отвел взгляд, едва подавив улыбку.
Может, я испачкалась, поэтому он надо мной смеется? Я включила камеру мобильника и посмотрела на свое лицо. Все чисто. Тогда неясно. Автобус снова остановился на очередной остановке, и парень, заплатив за проезд, покинул салон, оставив меня без ответа.
«Да что ты, Рэйчел? Он просто издевался над тобой, забудь», – посоветовала я себе, но не послушалась.
Зашибись! Теперь я весь год буду вспоминать этот случай и думать: что же со мной все-таки не так?
По крайней мере, я больше не думала о Бене. Добравшись до дома, я облегченно выдохнула. Никогда бы не подумала, что буду рада вернуться в дом, от которого поначалу отказывалась. Без папы дом нельзя было назвать домом. Но потом, впервые побывав здесь, я признала свою ошибку: дом – это то место, где тебя любят и хотят видеть.
Площадь, где я живу, имеет квадратную форму: одни дома расположены слева, другие справа, а также есть дома между ними, то есть посередине. Чтобы выехать на главное шоссе, приходится делать круг, объезжая небольшой фонтан, находящийся в центре площади. Очень атмосферное место, особенно во время таких праздников, как Рождество и Хэллоуин.
Мама еще не вернулась с работы: она кондитер и часто задерживается допоздна, поэтому коротать вечер в одиночестве мне не в новинку. Я прыгнула на свою кровать и засмотрелась на потолок со звездным небом. Сотни маленьких огоньков уставились на меня, затягивая в совершенно другой мир – в мир грез, только я не собиралась терять вечер. К тому же мое внимание привлекла коробка с надписью «Рэйчел». Я прошла к туалетному столику, под которым лежала та самая коробка, и вытащила ее, обо всем догадавшись. Это мои вещи, которые столько лет хранились в доме отца. Уже и не припомнить, что там могло оказаться. Внутренний голос не советовал заглядывать в коробку, но я не могла сдержать любопытства. Хочу посмотреть, хочу узнать!
Отыскав в шкафчике канцелярский нож, я с легкостью избавилась от скотча и наткнулась на свое детство… Воспоминания ударили прямо под дых, лишая возможности глотнуть воздуха, отчего я замерла в болезненном спазме. Как будто вокруг шеи завязалась петля, которая все затягивалась и затягивалась, намереваясь убить.
Я достала из коробки детские игрушки, поделки из пластилина, свои рисунки. Черт побери! На пожелтевшем от сырости листке разноцветными карандашами изображены счастливые родители и я. Они держат меня за руки и улыбаются. Только улыбка размазалась из-за капнувших слезинок.
Я заплакала. Так просто. Боже, почему я плачу?! Рэйчел, возьми себя в руки! Обида за испорченное детство пробудила желание разорвать наивный рисунок в клочья. Стоило послушать внутреннюю себя и не ворошить прошлое, потому что оно причиняет боль. Следом я достала детскую одежду: розовые кофточки, чулочки, брючки. Я всхлипнула, почувствовав земляничный запах стирального порошка и шоколада, который забыли отстирать с воротника кофточки. А ведь это папа меня подкармливал шоколадками. Этого больше не будет. Он был когда-то рядом, но сегодня он призрак из прошлого, очередное мое воспоминание. Очередная моя боль. Разве он заслуживает всех тех шрамов на запястьях, которые есть и которые я снова хотела бы оставить на себе? Это ненормально – желать заглушить душевную боль физической, правда? Тогда разрешается считать меня сумасшедшей.
Стянув с себя свитер, я перевела туманный взор на запястья. На руках не осталось живого места, но мне этого мало. Я резко вскочила с пола и решительно побежала в ванную комнату в поисках лезвия. Сглатывая слезы, зажмурилась и медленно провела холодным металлом по коже. Странная, но знакомая боль. Линия мгновенно заалела, но одного пореза мне показалось мало. Я делала еще и еще.
А я ведь даже не понимала, зачем это делала. Слезы градом капали на запястья, смешиваясь с кровью. Шрамы на руках – пустяки по сравнению со шрамами на сердце, они не затягиваются.
Глава 3
Холодное прикосновение вырвало меня из сна. Кое-как разлепив глаза, я пыталась сфокусировать взгляд. Картинка плыла. Пришлось несколько раз поморгать, чтобы зрение вернулось.
Надо мной склонилась мама. Она, ничего не подозревая, нежно улыбалась и убирала пряди с моего лица. Стоп, а где я вообще? Я точно в своей комнате, под одеялом. Ах, да… Я вспомнила.
– Я тебя разбудила? Прости, – мама присела на край кровати.
Я все еще не могла прийти в себя. В голове вырисовывались отрывки произошедшего: ванная… мои руки в крови… я под душем, плачу…
О. Мой. Бог! Что же я наделала, нарушила слово! Для полного удостоверения в произошедшем я пошевелила правой рукой и тотчас же поморщилась от режущей боли.
– Ничего… – привстала я.
Мама сразу заметила, что у меня охрип голос.
– Ты плакала? Рэйчел, что произошло? – она с тревогой заглянула мне в глаза и нахмурилась.
Я не сдержалась и вскрыла себе вены, мам, но я так больше не буду, честно.
– Ничего… просто увидела свои детские вещи и расстроилась, – фактически это было правдой.
Мама грустно вздохнула.
– Дорогая моя… Ты это из-за папы?
Я посмотрела на ночник в виде одуванчика и замолкла. Глаза, не привыкшие к свету, начали чесаться, и я чуть не подняла изуродованную руку.
– Да. Мама, как ты можешь так спокойно сидеть, когда твой муж женится на другой?
– Во-первых, он мой бывший муж, а во-вторых, твой папа заслуживает счастья, – спокойно рассудила она, приводя меня своими словами в ступор. – Между прочим, его невеста – очень хорошая женщина.
Меня сейчас стошнит.
– Это звучит… – «жалко» – проглотила я последнее слово, не решаясь сказать вслух, не то мама точно расстроится. Я перевела дыхание. – И кто она такая?
– Ее зовут Изабелла. Насколько мне известно, она библиотекарь.
– Классно, – с равнодушием отрезала я, посмотрев на невозмутимую маму.
Чмокнув меня в лоб, она больше не стала ничего добавлять и ушла, у двери прошептав: «Я люблю тебя».
Возможно, я ужасная дочь, раз не в силах простить отца. Не способна отпустить то, что давно принадлежит не мне, как жадный ребенок в песочнице, вцепившийся в игрушку.
Оглядев изувеченную руку, я усмехнулась. Запястье забинтовано. Видимо, мне хватило ума найти аптечку и исправить свою ошибку. Какая же я глупая!
На следующее утро я запихнула в зеленый шкафчик нудные учебники. В коридоре царил гул и разносился запах моющего средства… Меньше всего на свете хотелось приходить в школу и делать вид, что все хорошо. Почему я должна притворяться? Мне плохо – пусть об этом знают все.