Мне слишком больно, чтобы улыбаться. Мне слишком больно, чтобы не кричать.
– Мама?.. – мы с мамой прожигали Фрейю взглядом.
Она молчала. Видимо, не знала, что сказать.
– Да, это я. У меня были запасные ключи от вашего дома. Я хотела забрать свои вещи, которые оставила с прошлого уик-энда, и наткнулась на почту, там и было приглашение. Учтите: я ни о чем не сожалею! Я поступила правильно! – под напором наших выжидающих взглядов сдалась Фрейя.
В следующую секунду раздался оглушительный стук. Мой кулак сильно заныл. Вся рука покраснела. Я хотела сделать это еще мощнее, но удар получился неаккуратным.
– Зато я сожалею… Я сожалею, что у меня есть такая бабушка, как ты, которая ведет себя хуже садистов, ведь они хотя бы делают больно физически, а ты – морально! – выкрикнув это, я выбежала из кухни к входной двери. Мне срочно нужен воздух. Много воздуха. Сколько можно причинять мне боль? Я не игрушка! Люди, остановитесь!
Я неслась по улице, пытаясь расставить мысли по полочкам. Ветер бил прямо в лицо, давая ледяные пощечины. Я обхватила себя руками, пытаясь сохранить тепло, но тщетно. Снаружи никогда не будет тепло, если внутри царит холод. Мое сердце превратилось в лед. Не хочу больше никому верить. Доверие не оправдывается, по крайней мере у меня…
В голове прокручивались только что прожитые моменты, вспомнила слова и мимику бабушки. Снова тошнит. Закрываю глаза. Темнота. Открываю глаза. Опять темнота. Я в глубокой яме, из которой нет выхода. Одна мысль: мне нужен Эрик. Мне срочно нужен Эрик.
Я делаю уверенные шаги и все больше отдаляюсь от дома, но все ближе к Эрику.
Глава 21
– Рэйчел!
Передо мной открылась дверь, и я услышала тонкий, заплаканный и охрипший голос Дарьи. Лицо ее осунулось, словно она не ела недели две: появились круги под глазами, черты лица заострились, а щеки впали. Я больше не вижу ту полноватую женщину с пухлыми щечками, передо мной совсем другой человек. Многие девушки хотели бы узнать секрет такого резкого сброса веса, но вряд ли им понравится этот способ. Грустная улыбка на лице Дарьи как бы твердила: «У меня умер муж, и я бы не прочь застрелиться, а так все замечательно!» От этого становится печальнее в тысячу раз.
Я заправила спутавшиеся пряди за ухо. По дороге я выплакала всю боль, которая сидела во мне. Знаете, если не поплакать, то можно и захлебнуться негативом. Поэтому лучше выплакаться – это не стыдно.
– Здравствуйте, Дарья… Как у вас дела? – улыбка «вежливая девочка» закрепилась на моих губах.
Я видела блеск в глазах женщины. Мой вопрос застал ее врасплох, ведь, по сути, дела у нее ни к черту. Тупой вопрос, если честно.
– Да так… – она выдохнула и отвела на секунду свой неживой взгляд. – Ничего нового. А ты как? Ты, наверное, пришла к Эрику?
Я поджала губы, кивнув. Дарья сделала шаг в сторону, освобождая проход. Пока я разувалась, женщина успела рассказать о странном поведении сына, что он не выходит из комнаты и целыми днями слушает любимую пластинку отца.
– Я даже пыталась вломиться в его комнату, но он ни сном ни духом. Не открывает дверь. Даже не отзывается. Может, хоть ты приведешь его в чувство? Звала в гости Тару, но она почему-то отказалась. Я уже не знаю… Как быть? – поделилась Дарья проблемами.
Мне сразу все стало ясно. Обстановка тяжелая. После смерти Уильяма Эрик пережил тяжелый удар и теперь находится в глубокой депрессии. А что? Кто говорил, что мальчики не страдают депрессией? Жизнь настолько невыносима, что депрессия – обычное состояние каждого второго подростка. Хотя у Эрика есть на то веская причина.
Я посмотрела прямо в бездонные глаза миссис Нансен. Передо мной появилась картинка мамы… Они обе в чем-то схожи, но только в чем именно, я пока не поняла.
– Не волнуйтесь, Дарья. Я поговорю с ним, – пообещала я, делая шаг в сторону комнаты Эрика.
В этом доме мне уже все было хорошо известно.
Дарья с каплей надежды улыбнулась мне и прошла на кухню. Я же прошагала прямо по коридору и приблизилась к двери, за которой прятался Эрик. Я прислушалась. Звучала какая-то рок-баллада в стиле семидесятых годов. До ушей доносились обрывки песни, и, если не ошибаюсь, это группа „Rainbow“ с известным хитом „Catch The Rainbow“. Неужели он сломлен до такой степени? Это очень больно, когда тот, кого ты любишь, умирает изнутри, и ты не в силах ему помочь.
Я стукнула в дверь, но никаких признаков жизни Эрика не обнаружилось. Только песня за стеной продолжала играть. Никто не отозвался. Окей, попробуем еще раз. На сей раз я постучалась с напором, сказав: «Эрик, это я, пожалуйста, открой дверь. Мне нужно с тобой поговорить!» Спустя минуту до меня донесся звук щелчка – дверь открылась.
Эрик вернулся к кровати и повалился на нее животом. Я не успела сделать и шагу, как в лицо врезался неприятный запах какой-то дряни: смесь виски, жареной курицы, сигарет и грязных носков. Впечатление такое, будто я не в доме верующих норвежцев, а у какого-то сантехника, которого бросила жена. Мне стало дурно от резкого запаха, отчего я тут же прикрыла нос рукой. Сделав шаг, я чуть не споткнулась о пустую бутылку из-под пива. Повсюду мусор: две бутылки пива около кровати, одна полупустая банка виски у шкафчика и еще одна баночка энергетика. Почему люди ищут утешение в алкоголе? Почему они закрываются в себе, изливая душу какому-то двенадцатилетнему виски? Наверное, алкоголь, в отличие от людей, умеет слушать. Хотя сейчас я готова поспорить. Я – не самый худший вариант, по крайней мере я смогу дать ему совет, а виски может все испортить. Нет хуже комбинации, чем грустный человек и алкоголь. Ненужные мысли улетучились, и я теперь уверенно прошла в комнату. Помимо ужасного запаха здесь царил гнетущий полумрак. Все дело в шторах. Я их раздвинула, после чего тусклый свет начал резать мои зрачки. На улице погода, подходящая для хандры и нытья, Эрику это понравится. Музыка продолжала играть, но и с этим я разобралась. Оказывается, тишина – прекрасная вещь. Мои уши ликовали и аплодировали мне, крича вовсю «спасибо».
Эрик недовольно замычал и сел на кровати. О боже! На первый взгляд кажется, что он не знает, что такое мыло и душ; в его лексиконе просто нет такого понятия. Если раньше меня привлекала и даже восхищала его бархатная, идеальная кожа, то теперь все эти чувства пропали, как и желание оставаться в этой комнате. Я что, в параллельной вселенной, где Эрик Нансен – неряха и грязнуля, то есть полная своя противоположность? Его лицо какое-то вялое, покрытое акне; он словно только что проснулся. Глаза опухшие, красные, под ними большие синие круги. Парень похож скорее на мумию. Раньше его волосы сияли, как Полярная звезда, а теперь этот блеск иссяк. Волосы похожи на солому, по которой прошелся мощный смерч. Что же с ним такое? Это меня очень тревожит, я боюсь потерять еще и Эрика. Меня это добьет. Он поправил свою мятую футболку, а затем во весь рот зевнул.
Я глядела в его изумрудные глаза и ничего не заметила – не заметила своего прежнего парня, не нашла позитивного человека. Счастье такое непостоянное. За одно мгновение все может перевернуться с ног на голову. И это страшно.
Присев рядом с Эриком, я сложила руки на груди. Мы оба молчали и смотрели в одну точку – в никуда. Вы знали, что молчание может стать неловким всего за три секунды? Это всем известный факт. Так вот, у нас с Эриком неловкостей нет. Это не про нас. Возможно, некоторые ощущают неудобство в тишине, но я в ней растворяюсь. Мне так хорошо, потому что разговор и беседы – не мой конек.
– Как дела? – повернула голову в сторону Эрика.
К сожалению, в тот момент мне на ум не пришел никакой нормальный вопрос, поэтому «как дела». Говорю же – беседа не мой конек.
Эрик поджал губы и улыбнулся, равнодушно хмыкнув. Кажется, он не рад меня видеть. А вот теперь неловко.
– Знаешь, если пить алкоголь каждый день, то можно заработать проблемы с печенью. Твоя печень, наверное, уже составляет завещание, – я попыталась как-то разрядить обстановку глупой шуткой, но Эрик мои старания оставил без какого-либо внимания.
Сглотнула ком в горле. Под ногами вдруг заметила какой-то огромный комок бумажек. Вытащив его, я быстро развернула. Это были разные плакаты с изображением известных американских боксеров, среди которых Майк Тайсон, Мохаммед Али и Рой Джонс. Вопрос: почему Эрик выбросил своих кумиров? Он бы никогда так не поступил, ведь спорт – его страсть. Он мечтал заниматься борьбой, так почему же теперь его идеалы выброшены на помойку? Я перевела потрясенный взгляд на Нансена и вопросительно посмотрела на него. Он наконец-то повернулся ко мне.
– Эрик? – запнулась я, переводя взгляд на мятые плакаты. – Ты что делаешь? Это ведь твои кумиры!
Эрик громко выдохнул, выхватил из моих рук плакаты и снова смял их, а затем без раздумий выбросил в урну, которая стояла в уголке комнаты. Я осеклась. Внутри все сжалось. Он с таким равнодушием выбросил то, что любил, что я почувствовала легкую дрожь в ногах. Если парень легко оставил свою мечту, то что ему мешает бросить меня? Верно, ничего не мешает. В груди от этой мысли повеяло холодом, но я не стала подавать вида.
– Эрик, ты чего? Тебя же это делало счастливым! – я все еще настаивала на своем.
– Это было раньше. Теперь мне это неинтересно, – сухо ответил он, и я услышала наконец этот прокуренный голос.
Сразу вспомнила Криса. Боже, почему все замашки Эрика напоминали мне того садиста? Нет, нет, нет! Уходите, плохие мысли, прочь!
– Но почему? Ты же так…
– Рэйчел! – перебил Эрик, я умолкла. – Я все уже для себя решил. Пожалуйста, не пытайся меня переубедить.
Сколько в этом голосе безразличия! Мы отдаляемся друг от друга. Я этого не хочу.
– Мне страшно за тебя. Ты не выходишь из комнаты… Ты стал затворником!
– Да, и меня это устраивает. Затворникам боли не причиняют. – Эрик почесал лоб и лег на спину. Я с недоумением покосилась на него. Боже, просто верните мне моего Эрика, умоляю.