– Детка, ты ее сейчас задушишь, – заметил Скотт, открывая дверцу машины и закидывая внутрь сумочку.
– Ты просто ревнуешь, – Роуз отпустила меня и с ухмылкой посмотрела на бойфренда, а потом снова в мою сторону.
Господи, как же я соскучилась по ней, по ее голосу и мимике. За это время ее волосы отросли, и от короткой прически мало что осталось. Ее кофейные глаза сияли от счастья. Наверное, я очень эгоистична, но мне не хочется отпускать Роуз. Я готова прямо сейчас упасть на колени и заплакать. Что же я буду делать без нее? Как буду жить? Когда я представила такую бессмысленную реальность, мои глаза наполнились слезами. Роуз это спалила.
– Нет-нет, не смей плакать! Я прикончу тебя, слышишь?! – она снова обняла меня.
От этого стало тепло, но я знаю, что это тепло скоро иссякнет.
– Почему ты уезжаешь! Почему?! Это несправедливо! – мычала я, уткнувшись в волосы блондинки.
Она грустно улыбнулась.
– Ладно, не буду вам мешать. Мистер Фишер говорил что-то о документах, пойду посмотрю, – подмигнул Скотт, похлопав меня по плечу.
От этого я прижимала подругу к себе еще сильнее. Кажется, я не смогу ее отпустить…
Вспомнив о школьных документах, которые мне вручил директор, я немного отстранилась от Роуз, протирая слезы.
– Вот, – протянула ее файлы с документами, – это твое. Мистер Хагберг просил передать.
Роуз минутку постояла, а потом, видимо, вспомнив, о чем идет речь, приняла бумаги.
– И вот еще, это моя любимая фотография, где мы вместе. – Роуз аккуратно взяла мой подарок. На фотографии изображены мы с Ро в красивых платьях: мы обнимали друг друга и дико смеялись, а наши волосы небрежно разлетелись в стороны. Тогда дул сильный ветер. Как сейчас помню: это был школьный вечер, и наши родители заставили нас сфотографироваться, хоть мы и противились. Не успели мы с Роуз встать у входа в школу, как подул ветер, который снес все на свете. Наши платья поднялись, отчего мы начали громко смеяться. Вот так и появилась эта фотография.
– Черт подери, это же девятый класс! Какая я тут страшная! А мои волосы? Уже и не помню, чтобы они были такими длинными, – подруга улыбнулась во все зубы.
Я кивнула. Тут во дворе показались Скотт и родители Роуз. Они о чем-то говорили, обмениваясь взглядами. Видимо, Скотт произвел хорошее впечатление на семью Фишеров. Иначе мне трудно объяснить их одобрение на переезд Роуз в другой город вместе с парнем, с которым они встречаются меньше месяца. Должно быть, ее родители в этом вопросе легки на подъем. Не то, чтобы я не доверяла Скотту, но все же… Это странно. Если бы Эрик предложил мне съехаться, я бы отказалась. Мне семнадцать, я даже несовершеннолетняя. Если я заикнусь о своих взглядах, Роуз обидится, так что лучше не портить наш последний день.
– Рэйчел! Как давно не виделись! – чмокнула меня Реджина.
– Ты стала меньше? – отец Роуз обнял меня.
Я снова улыбнулась и помотала головой. Фишеры и Скотт прошли к машине, обсуждая правила вождения, соблюдение правил и все такое. Мы с подругой наблюдали за этим со стороны, тепло усмехаясь.
– Вижу, Скотт им понравился? – все-таки заметила я, продолжая наблюдать за разговором родителей подруги.
– Папа от него в восторге, а мама общается с ним с какой-то опаской. Она думает, что у нас с ним что-то было, – шепнула мне Роуз.
Я лукаво улыбнулась.
– А было?..
Подруга толкнула меня локтем.
– Ты бы узнала первой. Скотт уважает меня. Мы не спешим.
А он лучше, чем я предполагала.
Мистер Фишер завел машину, что-то объясняя парню о движке автомобиля, на что Скотт одобрительно кивнул. Реджина стояла рядом с ними и следила за всем происходящим, впрочем, как и мы.
– Мне будет тебя не хватать, – грустно хныкнула Роуз, схватив меня за руку. По небу плыли тучи, но солнце изредка пробивалось сквозь серую пелену и светило, ослепляя глаза. Мы прищурились.
– Так не уезжай. Какой в этом смысл? Все равно тебе придется вернуться через три недели.
Подруга отмахнулась.
– За это время мы купим себе квартиру или дом, обустроимся и заведем собаку. Все, как я мечтала, – воодушевленно вздохнула Роуз, поправляя серое пальто.
– У тебя нет чувства, что вы спешите? Все-таки вы знакомы…
– Пожалуйста, Рэйчел, – остановила меня та, – бывает, люди только знакомятся, а на третий день уже женятся. Я не вижу в этом ничего страшного. Если тебе хорошо с человеком здесь и сейчас, не думай о том, что будет завтра.
Я поджала губы. Вдруг я невольно вспомнила об Эрике. Думаю, стоит ли ей рассказать про наш разрыв или не тревожить перед переездом?.. Но все же лучше сказать, не то я взорвусь от своих переживаний.
– Ро, мне нужно тебе кое-что рассказать…
Но тут миссис Фишер заспешила к нам и схватила дочку за руку.
– Рэйчел, дорогая, сфотографируешь нас всей семьей, ладно? – она дала мне в руки пленочный фотоаппарат.
Даже слово сказать не успела…
Скотт с Роуз встали между взрослыми. Мать обнимала дочь, а отец, надеюсь, будущего зятя. Подставив аппарат к лицу, я протянула: «Скажите „сыр“».
– Сы-ы-ы-ы-р! – в унисон воскликнули они, и я успела сделать пару снимков.
Я вернула фотоаппарат Реджине, которая обещала отправить снимки по почте. Скотт поглядел на наручные часы, а затем объявил:
– Ну что ж, нам уже пора.
– Да-да, давайте! – поддержал его мистер Фишер, потирая ладони.
Все энергично захлопотали, одна я стояла без дела, молча наблюдая за всей суматохой. Реджина переспрашивала Роуз, все ли она взяла, не забыла ли паспорт, а та ей постоянно кивала. Наблюдать за всем этим невыносимо тоскливо. Я тут лишняя. Ненавижу это чувство.
Затем Скотт подошел ко мне и крепко обнял, я ответила ему тем же.
– Передай Эрику, что мы ждем вас в гости, – шепнул мне на ухо Скотт.
Я проглотила комок боли.
– Увы, это вряд ли… – парень отодвинулся и вопросительно посмотрел на меня. – Мы расстались.
– Чего? Ты шутишь?
Я пожала плечами, а затем ответила:
– Он совсем изменился. Курит, пьет, не выходит на улицу. Эрик бросил меня, чтобы не делать больно. Бред какой-то, – я неловко засмеялась. Скотт еще раз крепко обнял меня.
– Не расстраивайся, все еще наладится, вот увидишь. Он вновь станет прежним. Ему нужно время.
Я вдруг ощутила какую-то легкость. Да, мне были необходимы эти слова и объятия. Мне была нужна эта поддержка.
Спустя мгновение я уже находилась в объятиях Роуз. Мы обнимаемся так крепко, как только возможно. Наши кости вот-вот рассыпятся, но нас это нисколько не пугало. Эти несчастные минуты прощания стали для меня целой вечностью. Так сложно отпустить ее руку и сказать «прощай».
– Я люблю тебя! Мы скоро увидимся! – почти кричала мне в ухо Роуз.
– Пусть все это будет сном… – заныла я.
– Мы будем созваниваться, переписываться…
Она все еще пытается найти плюсы? У нее выходит плохо. Что может быть в этом переезде хорошего? Ни-че-го.
– Я буду очень по тебе скучать, – пообещала я, пустив слезу, затем вторую.
Подруга погладила меня по голове. Научитесь отпускать людей так же спокойно, как это делают они. И заодно научите меня.
Я выпустила Ро из своих объятий и в последний раз взглянула в ее красивые глаза. Она была моей лучшей подругой, есть и будет моей лучшей подругой. Это навечно.
Ко мне подошли Фишеры. Реджина грустно улыбнулась мне, как бы говоря: «Нам тоже ее будет не хватать», а потом начала махать рукой парочке, садящейся в машину.
Скотт выехал со двора Фишеров и протяжно просигналил нам, а Роуз, высунув руки в окно, помахала на прощание.
– Господь Бог, пусть моя дочь будет счастлива! – запричитала вслух Реджина.
В ее глазах блестели слезы.
Я опустошена настолько, что нельзя подобрать слов.
Вот и все. Она уехала. И ее не вернуть назад.
Когда на улице начали мерцать звезды, я поняла, что уже надо бы вернуться домой, чтобы с фальшивой и наигранной улыбкой сказать: «Хей, мамуль, может, завтра прямо и поедем в Портленд?» Прошло ровно шесть часов тридцать четыре минуты и восемнадцать секунд, как Роуз и Скотт покинули Митсент-Сити в поисках своего счастья, лишив его тем самым меня. Все это время я бродила по закоулкам города, думая о вечных муках, Боге и Дьяволе, о смысле жизни. А что еще остается делать одинокому человеку, когда ему грустно? Правильно – только добивать себя мыслями о смысле жизни, которого, по сути, и нет. Небо тогда было таким серым, что появлялось желание закрыть глаза, чтобы просто видеть черный фон, лишь бы не эту серую реальность. Каждый из нас хоть раз пытался спрятаться от реальности в фантазиях, даже будь это ложью. Я успела забежать в книжный магазин, где как раз принимали новую поставку. На полках появились книги Хемингуэя, Кинга, Джона Грина, Ричардсона, Гюго и сестер Бронте. Выбор был богатым и таким сложным, отчего, в конце концов, мне ничего не удалось купить. Книги с витрин будто кричали: «Рэ-э-эйчел, купи-и-и нас, ку-у-пи-и-и нас», а я такая: «Обязательно, детки мои, я за вами еще вернусь!»
Затем я прошлась по китайскому кварталу. Честно говоря, мне казалось, если верить названию, что на этой улице живут одни китайцы, но, как вышло, в основном коренные американцы. Район беден. Многие дома больше похожи на сараи. Во дворе одного «сарая» стоял ржавый, весь покрытый мхом трактор прошедшего столетия, на котором сидели два мальчика. Дальше – ничего интересного, я просто бродила по городу без какой-либо цели. Деревья и столбы в центре все еще были украшены белыми гирляндами, а после заката все озарилось светом – вывески, витрины, кафе и дома, транспорт. Словно в Митсент-Сити проходил карнавал, как в Рио-де-Жанейро, со всеми этими костюмами, платформами и мужчинами с маракасами. Порой ненамеренно я косилась на экран мобильника в надежде заметить пропущенный вызов от Эрика, но это были напрасные надежды. Я ему не нужна. И как только в мою больную голову могла прийти мысль, что меня кто-то может полюбить? Сейчас всплывают воспоминания о нашей первой встрече в кафе, о нашей встрече в автобусе, «Сходке», танец Эрика на вечеринке, драка, признание в любви, знакомство с Уильямом, первое свидание… Подул теплый ветер, и мои волосы, завязанные в неуклюжий хвост, запутались и растрепались, выбившись из узла.