Я подняла свой разбитый взгляд и через мгновение свалилась на пол, громко зарыдав. Мама бросилась меня утешать. Я пропускаю ее слова и просьбы мимо ушей. Сердце требовало помощи, оно взывало к справедливости. Но в реальном мире справедливости нет. В голове все еще звучит его голос, и это убивает меня. Я просто кричу.
Мама схватила меня за щеки, пытаясь понять, что со мной, однако я не отвечала, давясь слезами.
– Дочка, дорогая, что случилось?! Расскажи мне, умоляю тебя!
Я отстранилась от нее и закрыла глаза руками. Все лицо липкое, мне душно.
– Прошу, пожалуйста, давай поскорее уедем отсюда! Пожалуйста!
– Почему? Что случилось?!
Я не ответила, вновь обняла ее и прошептала: «Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста».
– Хорошо, детка, хорошо. Мы уедем… Все будет хорошо… – мама поцеловала меня в макушку.
Я потихоньку успокаивалась.
Вот и все. Я уеду, Эрик, уеду от тебя подальше, как ты и хотел. «Нас» больше не будет, «нас» больше нет. Это конец.
Глава 23
«Все в порядке, Рэйчел. Все хорошо. Ты справишься с этим».
Оказывается, самовнушение – прекрасный способ заставить себя поверить в ложь. Это все неправда. «Хорошо» – не существует в моем словаре; это метафора. Признаться честно, я по горло сыта болью и меня начинает тошнить от любой эмоции. Душа полна этим ядом. Как людям так спокойно удается отпускать друг друга? Разве им не больно? А как же все наши воспоминания, моменты, где это все? Верно, на помойке. Запомните: не стоит скучать по человеку, который с легкостью смог вас заменить. Думаю, это можно назвать предательством.
Ладно, с этим можно как-нибудь смириться, но только не с уходом того, кого ты любишь. Я имею в виду… Не то, чтобы я не любила папу с Роуз, просто любовь к Эрику во многом отличалась. Самое обидное то, что, когда он говорил «всегда», я ему верила. Слова растворились, и в итоге ничего, кроме огромного океана слез и разбитого сердца, не осталось. Больно ли мне? Да, очень.
И еще, сейчас, находясь в нескольких тысячах метров над землей, я не сожалею о том, что перечеркнула все свое прошлое. Я смогу преодолеть эти трудности, смогу, вот увидите.
Если не ошибаюсь, то мы уже над Орегоном, а значит, через несколько часов наш самолет приземлится в Международном аэропорту Портленда. Сложнее всего было собраться с силами и переступить через порог дома, ну и через себя тоже… Покинули мы Митсент-Сити спустя три дня после событий на мосту Перл. Сначала попутешествовали на машине, побывали в разных городах, пересекли штат, сели в самолет и теперь парим над Америкой. Лететь экономклассом – все равно что делить одну комнату с пятьюдесятью людьми: кто-то храпит, кто-то смотрит фильм, кто-то ест, а кто-то громко разговаривает. Вопрос: где спрятаться? Просто хочется изолировать себя от внешнего мира, как это делала Япония в конце XVIII – начале XIX веков. За иллюминатором кромешная тьма, кажется, прибудем в назначенное место где-то к двум часам ночи. Бедной тете Клариссе придется не спать и дожидаться, впрочем, Ричарду повезло гораздо меньше – он должен встретить нас в аэропорту.
Я повернулась к маме и заметила ее испуганный взгляд. Дело в том, что она жутко боится самолетов. Вообще-то мама их не переносит. При малейшем толчке она зарывалась в кресло и хватала кислородную маску; про зону турбулентности лучше вообще промолчать. Мама нервно сморщила нос и принялась поправлять волосы. Я улыбнулась.
– Мам, ты как? – спросила я, сняв с левого уха наушник.
Она поежилась.
– Хорошо, – внушала в первую очередь себе мама и еще крепче ухватилась руками за подлокотники кресла.
Забавная картина. Такое ощущение, что ребенок она, а не я. Через мгновение самолет вновь затрясло, и мама, вскрикнув «ой», прикрыла веки, запустив пальцы в мою руку. Ее железная хватка застала меня врасплох, и я более чем уверена, что без синяков не обойдется.
– Мам, успокойся, уже все прошло, – я убрала ее руку и выключила музыку в телефоне.
Она с недоверием посмотрела в иллюминатор, будто увидела в нем что-то подозрительное, а потом откинула голову назад, тяжело вздыхая.
– Нам лететь еще часа три, и это целое мучение.
– Может, примешь снотворное? Убьешь время, – я почесала затылок, все тело ужасно затекло.
Парень, сидящий рядом с мамой, захрапел, а его голова упала на ее плечо. Мама выпучила глаза и подвинулась в мою сторону. Парень вскочил, сонно посмотрел на наши лица, неловко извиняясь и протирая глаза. Со стороны выглядело это смешно, особенно когда мама скорчила гримаску.
По салону самолета проходили две стюардессы в зеленых формах. Одна была блондинкой, а вторая шатенкой. Та, что со светлыми волосами, двигалась вдоль нашего ряда и предлагала, если это было нужно, свою помощь. Мама выдохнула. Вдалеке слышу голос стюардессы, которая всем повторяла «приятного полета».
– Я этого не выдержу, – плаксиво пробормотала мама.
Я взяла ее ладонь. Она была такой холодной, что по телу пробежали огромные мурашки.
– Потерпи еще чуть-чуть. Лучше думай о тете Клариссе, о Джесс. Попробуй отвлечься, – предложила я, вновь включив музыку.
Мама недовольно фыркнула.
– Это сложно, особенно когда каждую секунду эту посудину начинает трясти… – Едва она произнесла эти слова, как самолет вновь затрясся. Мама поежилась и с упреком посмотрела на меня. – Вот видишь?! О чем я и говорила!
Я грустно засмеялась. Видеть ее такой беззащитной и напуганной непривычно, однако я не могу сдержать смех, хоть это и непозволительно. Бояться самолетов нормально. Ведь и я когда-то рыдала при одном упоминании о полете. Но со временем мне это даже понравилось. Но мама… Это безнадежно.
– Это всего лишь поток воздуха, ничего страшного. Хочешь, буду держать тебя все это время за руку?
Она призадумалась. Ее отекшее лицо озарилось светлой улыбкой, и она кивнула, сжав мою ладонь крепче. В такие моменты понимаешь, как важно иметь рядом близких людей. Без поддержки человек провалится на самое дно своей жизни; родные же нас удерживают, не дают упасть. Наши гляделки продолжались недолго: вскоре мама закрыла глаза и расслабленно выдохнула, будто освободилась от чугунных оков.
Слушая музыку, я погрузилась в свои мысли. Что изменилось на определенный момент? Да все – я, Эрик и мир в общем. Мою жизнь можно разделить на две части – «до» и «после». Приглядевшись, вы заметите, что «после» во многом отличается от «до». А чем же именно? А тем, что «после» приобрело много шрамов. Страдания морально убивают человека, а быть морально убитым хуже, чем быть физически мертвым. Понимаете? Надеюсь, что да. Понимание – это то, что так редко можно встретить в наше время. И это надо беречь.
В аэропорт Портленда мы прибыли к двум часам ночи. Я всеми оставшимися силами пыталась удержать себя в сознании и не заснуть прямо на эскалаторе, который так медленно, словно назло убаюкивая, опускал нас на первый этаж здания.
В помещении холодно, стоял тягучий запах кофе и сырости. Освещение давило на голову, будто я находилась в больнице. Никогда бы не подумала, что так буду скучать по своей комнате, кроватке с одеяльцем…
Мама стояла впереди меня и что-то бормотала под нос, рассчитывая на мое внимание. Однако я ничего не слышала – мешал разговор молодой пары рядом со мной, посторонний шум и голос, объявляющий посадку самолета.
Мои веки смыкались, затем неохотно приоткрывались. Эскалатор все еще вез нас к выходу, и вскоре я заметила целую толпу людей с картонками в руках. Какая-то женщина и двое мужчин держали листок с надписью «Молли, мы тебя любим», один старичок с картонкой «Добро пожаловать домой», кто-то просто ждал с чашкой капучино и так же, как и я, старался не уснуть.
– Рэйчел, смотри, кто там стоит, – громко воскликнула мама, немного взбудоражив меня.
Сон как рукой сняло. Я пыталась найти взглядом человека, на которого указывала мама, но сонные глаза отказывались фокусироваться. Потребовалось несколько секунд, чтобы разглядеть около рекламного щита высокого мужчину в черном пальто и шляпе. Он радостно помахал нам и улыбнулся во все зубы, блеск которых чуть не ослепил меня. Или это из-за освещения?
Наконец мы ступили на землю, и я поняла, что ноги до сих пор находятся в ватном состоянии. Мама подбежала к мужчине и обняла его, громко протягивая:
– Ричард! Здравствуй! – они поцеловали друг друга в щеку. – Наконец-то мы увиделись! Что, Кларисса заставила нас встретить?
– Я доброволец, – смеется мужчина с щетиной и обнимает меня, чуть не сломав ребра.
– Прямо как в «Голодных играх», дядя, – украдкой улыбнулась я, целуя его в колючую щеку.
Ричард, смеясь, что-то рассказывал, а затем помог нам с чемоданами. Мама взяла меня за руку, и теперь мы все вместе направились к выходу.
Вокруг куча людей, словно тут раздавали бесплатную пиццу, и весь Портленд собрался в аэропорту. За пять минут ходьбы до автостоянки взрослые успели обсудить все на свете: дела мамы, состояние бабушки, работу, политику, мои оценки. Вот это я и ненавижу! Не выношу, когда родственники начинают сравнивать своих детей со мной, типа: а мой ребенок получил медаль. А мой собрал киборга. Зато мой ребенок побывал на Венере.
К чему все это? Никогда не понимала. Я достала из кармана куртки мобильник, все еще надеясь на пропущенный вызов Эрика, однако меня ждало очередное разочарование. Он не позвонит мне… Где-то глубоко внутри я это знала, но не хотела признавать. Зато пропущенных вызовов от Бена с Коди навалом, и еще два пропущенных от Эммы. Но ни с кем из них мне говорить не хотелось; только с Эриком. Из-за всех этих мыслей я замедлила темп ходьбы, отчего и отстала от Ричарда с мамой. Мне пришлось сделать три гигантских шага, чтобы сократить дистанцию. И вот передо мной стоял черный «мерседес», в багажник которого дядя опускал наши чемоданы.
Я прыгнула в кожаный салон, в котором было так же прохладно, как и снаружи, и протяжно выдохнула. Все тело ныло, глаза горели и мне до жути хотелось спать. Такое ватное состояние, будто мной кто-то управлял. Мне нужен двенадцатичасовой сон.