Регина кивает:
– Я знаю, Татьяна Ивановна, и больше вам скажу: именно благодаря вам и вашей поддержке я решилась на этот шаг. Одна я бы не рискнула. Ну что, пойдете прощаться? Если да, то поспешите, бригада встречающих уже на месте.
– Ой, я хочу это видеть!
– Ни слова больше!
Мы, хихикая, поднимаемся на восьмой этаж и с лестничной площадки смотрим в больничный скверик.
Некоторое время ничего не происходит, мы разглядываем клумбы с яркими поздними цветами и начинающую желтеть листву березовой рощи напротив.
Наконец двери корпуса открываются, в скверик выходит человек. Останавливается, озирается по сторонам, подхватывает котомку и решительно направляется к воротам. По упругой походке мы узнаем Корниенко.
Отсюда, с восьмого этажа, нам видно и то, что происходит за воротами. Там две маленькие фигурки нервно расхаживают из стороны в сторону, будто почетный караул.
Вдруг они подпрыгивают и стремительно несутся к будочке проходной. Видно, в двери показался Корниенко, и самого интересного мы не видим.
Проходит много времени, и вот они бредут к машине, Корниенко посередине, девушки прижимаются к нему по бокам.
Наконец та, что поменьше, садится за руль, и они уезжают.
Мы всхлипываем и синхронно вытираем глаза рукавами халатов.
– Какие мы с вами сентиментальные старые бабки, Татьяна Ивановна, – Регина улыбается сквозь слезы.
– Да. И это хорошо.
Наступает осень. Мы по-прежнему гуляем в парке по выходным. Дружок с Шариком подросли, я бы сказала, пугающе быстро. Будут ли они гигантами, пока трудно сказать, но ясно одно – на роль комнатных собачек, о которых мечтали мы с Региной Владимировной, они не подойдут. Придется воспитывать их как служебных, водить на площадку и вступить в общество собаководов ДОСААФ. Регина убеждена, что ее Шарик – собака просто исключительного ума и добьется невиданных успехов в освоении команд, но это она просто моего Дружка плохо знает. Вот уж кто настоящий собачий вундеркинд!
Мы обходим дальние, дикие уголки парка и приближаемся к цивилизации. От площадки с аттракционами доносится музыка и детский смех, кто-то визжит на жуткой центрифуге с ничего не предвещающим названием «Сюрприз», а возле самых ворот играет военный духовой оркестр. Мы подходим ближе. Музыканты все средних лет, только дирижер молодой парень, щуплый, худенький, с грустными глазами.
Мы с Региной останавливаемся. Слушаем, как оркестр играет «и тогда вода нам как земля»[6]. Каким-то образом они исполняют эту бравурную песню в лирическом ключе, через бодрый ритм ясно проступает тоска по дому и желание жить, когда приходится умирать.
Мы молча слушаем до конца. Я думаю о Паше, о том, что было у него на душе в последние минуты. Чувствовал ли он меня рядом с собою… Уверена, что да. Так же, как я чувствую его, и буду чувствовать до своего последнего часа.
Песня заканчивается, и мы идем дальше.
– Как там наш подопечный? – спрашивает Регина. – Не подавал о себе вестей?
Пока выписка Корниенко никак не отразилась ни на Регине, ни на профессоре Койфмане, оставившем ключевое консультативное заключение. Но гроза еще не миновала и может разразиться даже через год, и вообще когда угодно.
– Люда звонила, – говорю я, – все у них вроде бы хорошо, расписались, уехали на Камчатку. Там край суровый, но гостеприимный. Корниенко переучивают на гражданского пилота, сама Люда устроилась в местный университет, но, сами понимаете, это только до декрета. Надеются, что Варя, как закончит институт, к ним туда распределится.
– Сильно они меня ненавидят?
– Да вроде бы нет. Все хорошо, что хорошо кончается.
Послесловие
Дорогие читатели!
Я очень давно занимаюсь литературной работой, настолько давно, что, если признаюсь, что первые мои книги были написаны еще в прошлом веке, это будет не фигура речи, а истинный факт. В первых книгах действие происходило в тогдашнем настоящем, я описывала жизнь вокруг себя, и только много позже, через двадцать лет работы, переключилась на восьмидесятые годы. Поэтому теперь, читая отзывы на «Повод для знакомства» и другие книги этого цикла, я с большой радостью вижу в них недоумение и упреки. «Где автор нашла такую больницу?» – спрашивает читатель, но в девяностые годы такой больницы искать было не надо. Они находились повсюду, за редким исключением.
Отрицательные отзывы показывают, что ситуация сильно изменилась к лучшему, и мне очень приятно, потому что в этом есть малая толика и моего труда – как врача и как писателя.
Признаюсь, я буду очень рада, если читатель, захлопнув книгу, с недоумением воскликнет: «Где автор нашла такую семейку? Так не бывает!» С удовольствием приму упреки в недостоверности и художественной неубедительности текста. Значит, то, что сорок лет назад принималось за норму, больше таковой не является. Мы научились видеть в человеке человека, понимать, что он имеет право быть другим, иметь собственное мнение и поступать так, как хочется ему, а не нам.
С любовью, ваша Мария.