bocca grande — длинном языке, который мешал в общении с мальчиками, учителем латыни и старой грымзой в газетном киоске.
Элизабетта откинулась на локти, вдыхая запахи Тибра, чьи мутно-нефритовые воды катили волны, увенчанные шапкой пены цвета слоновой кости. К поверхности реки, желая напиться, то и дело ныряли ласточки, вокруг стрекотали цикады, гудели стрекозы. Вдоль берегов росли кусты розового олеандра, пинии и пальмы; от городского шума и гама природный оазис заслоняли каменные стены.
Взгляд Элизабетты остановился на чудно́м зрелище — Понте-Ротто, что высился посреди реки. Столетия назад этот каменный мост соединял берега Тибра, но время оставило от него всего одну арку, которая вздымалась из воды и вела в никуда. Жители Рима прозвали его «сломанным мостом», но Элизабетта считала, что он уцелел, выстоял, несмотря на стихию и Тибр, который пустил по бокам каменной кладки черно-зеленые плети водорослей, словно пытаясь утянуть строение под воду.
За Понте-Ротто лежала Тиберина — единственный остров на реке, где едва хватало места для базилики Святого Варфоломея с потускневшей кирпичной колокольней, церкви Сан-Джованни Чалибита, а также больницы Фатебенефрателли с рядами зеленых ставен на окнах. Напротив больницы стоял бар «Джиро-Спорт», где хозяйничала семья Марко, — они и сами обитали там же, наверху. Элизабетта жила в нескольких кварталах дальше, в Трастевере, богемном районе, который они с отцом обожали. К несчастью, матери Элизабетты все теперь стало не мило.
Вдруг Элизабетта заметила Сандро Симоне, который как раз направлялся к ней и остальным. Сандро тоже был ее другом, как и Марко, — они с детства дружили втроем. Долговязый Сандро приближался знакомой походкой, светло-каштановые кудри развевались у вытянутого худощавого лица. Он был по-своему красив: с более изящными, чем у Марко, чертами, а телосложением напоминал заточенный карандаш, тонкий, но сильный, словно трос, держащий железный мост.
— Ciao, Элизабетта! — Сандро с улыбкой подошел к ней и снял феску. Он вытер со лба пот, сбросил рюкзак и уселся на траву. От солнца он прищурил глаза — небесно-лазурного цвета, будто навесом прикрытые длинными ресницами. У него был вытянутый нос с горбинкой и яркие губы. Сандро жил на восточном берегу реки в еврейском квартале, который назывался гетто. Все свое детство Элизабетта, Сандро и Марко перемещались взад и вперед по этой линии от Трастевере к Тиберине и гетто, ездили на велосипедах, играли в футбол и вообще вели себя так, будто весь Рим был их личной игровой площадкой.
— Ciao, Сандро, — улыбнулась Элизабетта, радуясь встрече.
— Я задержался, чтобы захватить нам перекус. — Сандро вытащил из рюкзака бумажный пакет и открыл его, оттуда повеяло ароматом supplì — рисовых крокетов с томатным соусом и моцареллой.
— Grazie![4] — Элизабетта взяла один шарик и надкусила. Тонкая панировка, в меру соленый томатный соус, а горячая моцарелла так и таяла во рту.
— А где Марко? Я и ему принес.
— Уехал с Анжелой.
— Жаль! — Сандро жевал supplì, заглядывая в ее газету. — Что читаешь?
— Ничего. — Элизабетте нравилось читать газеты, но ее любимые авторы рубрик пропали, и она подозревала, что их уволили. Бенито Муссолини и фашисты верховодили в стране почти пятнадцать лет, так что цензура стала обычным делом. — Опять те же статьи о том, какое у нас замечательное правительство, и дурацкие плакаты вроде этого.
— Дай-ка посмотрю. — Сандро вытер руки о салфетку.
— Гляди. — Она показала ему картинку с итальянской крестьянкой в традиционном наряде, в каждой руке женщина держала по младенцу. Элизабетта прочла ему подпись: — «Истинная фашистская женщина рожает детей, вяжет и шьет, пока мужчины работают или воюют». Это пропаганда, а не новости. И вообще — не все женщины такие.
— Конечно нет. Газеты не всегда правы.
— Нет, не всегда. — Элизабетта снова вспомнила колонку с советами для женщин. Марко и Анджела все еще не вернулись.
— Не забивай голову.
— Да как же не забивать. — Элизабетта была с фашистами не согласна, хотя не обсуждала это ни с кем, кроме Сандро и Марко. Тех, кто был против правительства, могли арестовать или отправить в confino — в ссылку, подальше от дома. Рим, и даже Трастевере, кишели стукачами, и, хотя семья Элизабетты не примкнула ни к одной политической партии, они были людьми творческими, а значит, по своей природе сторонниками левых взглядов.
— Не любишь ты, когда указывают, что делать.
— А кто любит? Ты?
— Нет, но я так близко к сердцу это не принимаю. — Сандро склонился ближе. — Угадай, что случилось! У меня потрясающие новости. Я попал на стажировку к профессору Леви-Чивите в Ла Сапиенцу[5].
— Davvero?[6] — ахнула ошеломленная Элизабетта. — В университет? Ты теперь студент?
— Да, я буду вольнослушателем. — Сандро светился от гордости.
— Поздравляю! — Элизабетта радовалась за него. Сандро был математическим гением, его необычайный дар заметили еще в начальной школе, поэтому Элизабетта не удивилась, что друг будет учиться в Ла Сапиенце, городском кампусе Римского университета. — А профессор, это тот, о котором ты всегда говоришь? Леви-Чивита?
— Да! Жду не дождусь, когда с ним познакомлюсь. Он один из величайших математиков нашего времени. Он изобрел тензорное исчисление, которое Эйнштейн использовал в своей теории относительности. На самом деле профессор Леви-Чивита только что вернулся из Америки, где встречался с Эйнштейном.
— Потрясающе. А как вообще это случилось? Как ты поступил?
— Меня рекомендовала professoressa[7] Лонги, и я ждал ответа. Просто зашел в больницу, чтобы рассказать маме.
— Она наверняка так тобой гордится!
Элизабетта восхищалась матерью Сандро, та была одной из немногих известных ей женщин-врачей — акушеркой в госпитале Фатебенефрателли.
— Конечно, а еще она была удивлена — ведь я не сказал ей, что мою кандидатуру рассматривают.
— Я тоже! Почему ты нам не рассказал? — Элизабетта имела в виду себя и Марко.
— Не хотел говорить на случай, если провалюсь.
— О Сандро… — Элизабетту накрыл прилив нежности. — Ты никогда не провалишься, Леви-Чивите с тобой повезло. Когда-нибудь ты станешь знаменитым математиком.
— А ты знаменитой журналисткой, — ухмыльнулся Сандро.
— Ха! — Кем станет Марко, Элизабетта не знала, но отмахнулась от этой мысли.
— Как ты читаешь на солнце? — Сандро, прищурившись, уставился на ее газету. — Глаза слепит.
— Ага, знаю.
— Дай-ка мне. — Сандро вытянул газету у нее из рук и поднялся.
— Нет, верни! — Элизабетта вскочила и попыталась отобрать, но Сандро отвернулся и стал делать что-то с газетой.
— Там одни некрологи.
— Я люблю некрологи! — Элизабетта всегда их просматривала, считая, что каждый из них был любопытным жизнеописанием — за исключением концовки.
— Ecco[8]. — Сандро протянул подруге сложенную из газеты шляпу, а потом нахлобучил ей на голову. — Побереги глаза от солнца.
— Grazie. — Элизабетта радостно улыбнулась, а Сандро вдруг ее поцеловал. И она внезапно поняла, что целует его в ответ, ощущая на губах теплый томатный соус. Наконец он отодвинулся, улыбнулся, глядя на нее сверху вниз с незнакомым блеском в глазах, который ее смутил. А ведь она только что решила, что первый раз поцелуется с Марко.
— Зачем ты это сделал, Сандро? — Элизабетта осмотрелась, гадая, не видел ли кто. Но одноклассники склонились над домашним заданием, а Марко с Анджелой, которая по-прежнему сидела у него на руле, хоть и приближался, но все еще был слишком далеко.
— А разве не ясно зачем? — усмехнулся в ответ Сандро.
— Но раньше ты никогда меня не целовал!
— Раньше я никого не целовал.
Это тронуло Элизабетту.
— Так почему я? Почему сейчас?
— Да кто такие вопросы задает? Только ты! — рассмеялся Сандро.
— Но я думала, мы просто друзья…
— Правда? Я… — Сандро начал было что-то говорить, но его оборвал Марко, заорав им издалека:
— Ciao, Сандро!
— Ciao, Марко! — крикнул тот в ответ и помахал другу.
Элизабетта моргнула, и все, что возникло между ней и Сандро, вдруг мгновенно исчезло — она даже не поняла, было ли что-то на самом деле.
Глава вторая
После реки Марко покатил домой по набережной Пьерлеони — широкому бульвару, что тянулся вдоль восточного берега Тибра. Солнце скрылось за деревьями, бросая последние лучи на город, в котором к концу рабочего дня все еще бурлила жизнь. Сигналили авто, ругались водители, туманили воздух выхлопы. На тротуарах кишел народ, дельцы торопились, пытаясь успеть на трамвай.
Марко поднажал на педали, все его мысли занимала Элизабетта. Он был в нее влюблен, а она держалась с ним будто с другом, как обычно. Марко посадил Анджелу на свой велосипед, а Элизабетта и бровью не повела. Марко оказался в тупике, девочки никогда так с ним не обращались. Выбор у него был, но он хотел заполучить Элизабетту. Она красивая, что само по себе уже достаточная причина, но Марко нравился ее пыл, ее сила, огонь, который в ней горел. Она имела мнение насчет всего на свете и была очень умна, и вела себя с Марко так, словно тот был ей равен по интеллекту. Марко готов был на все, чтобы ее завоевать, он оказался у любви в плену.
Он вспомнил, что видел сегодня с ней у реки Сандро, они стояли необычно близко друг к другу, словно обсуждали что-то важное или обменивались секретами. Марко грызла тревога, он даже ощутил легкий укол зависти, подумав о связи между Сандро и Элизабеттой, ведь они всегда могли поболтать о книгах и всяком таком. Но Марко знал, что ребята всего лишь друзья, к тому же у Сандро не было опыта в обращении с девочками.