— Сандро, это невозможно. — Отец недовольно нахмурил брови. — Вера очень важна для нас. Мы воспитали тебя правоверным иудеем. Для тебя ведь это тоже важно?
До этого момента Сандро не задумывался о религии Элизабетты. Самое главное для него было — завоевать ее сердце.
— Ну конечно, иудаизм для меня очень важен.
— Тогда почему ты не нашел себе еврейскую девушку? — вмешалась помрачневшая мать.
— Я вообще не искал никакой девушки. Все вышло случайно… Однажды — на самом деле это произошло в тот день, когда я получил стажировку у Леви-Чивиты, — я был с Элизабеттой у реки и вдруг понял, что испытываю к ней чувства. Я осознал это, когда у меня появились хорошие новости о профессоре: я хотел рассказать именно ей, после того как рассказал тебе, мама.
Мать нахмурилась:
— Но разве ты не можешь влюбиться в еврейскую девушку?
— Наверное, да, но дело не в том. Мне совершенно все равно, еврейка Элизабетта или нет. Она — Элизабетта, и важно только это. Остальное как-нибудь уладится.
— Когда? — проворчал отец.
— Как? — возмутилась мать.
— Не знаю, — ответил уязвленный Сандро. — Знаю лишь то, что полюбил ее.
— Что? — Глаза его отца вспыхнули.
— Полюбил? — ахнула мать. — Ты любишь ее? Это невозможно!
Вмешалась Роза, коснувшись руки отца:
— Папа, не стоит сейчас устраивать скандал. Сандро ведь не собирается жениться на первой же девушке, с которой вступит в серьезные отношения.
— Не соглашусь, — огрызнулся отец. — Ты знаешь Сандро. Он у нас парень серьезный. Как считаешь, сколько девушек он будет обхаживать до того, как остепенится?
Мать приподняла бровь:
— Роза, разве ты не слышала, что только что сказал твой брат? А вдруг он женится на Элизабетте?
Сандро был благодарен Розе за попытку помочь, но она только усугубила ситуацию. Он и не думал ни о какой женитьбе, но не мог сказать, что не хочет жениться на Элизабетте.
Отец посмотрел ему в прямо в глаза:
— Сынок, если ты женишься на Элизабетте, твои дети не будут евреями, если она не пройдет гиюр[74]. Она готова пройти гиюр?
У Сандро пересохло во рту.
— Не знаю, мы еще не обсуждали это, да и…
— Твои дети должны быть евреями. Мы с мамой хотим, чтобы у нас были еврейские внуки. Ты же знаешь, как важна наша родословная. У нашей семьи здесь своя история. Мы сами здесь — история.
Роза повернулась к отцу:
— Но, папа, Элизабетта — прекрасная девушка, к тому же многие евреи вступают в смешанные браки. Ты сам так говорил в первый раз, когда мы ужинали с Дэвидом, помнишь?
Отец тут же сменил мнение:
— Я говорил в общем, а не применительно к собственному сыну.
Сандро был совершенно сбит с толку. Отец всегда был таким здравомыслящим, но происходящее просто не укладывалось в голове.
— Но какая разница? Неважно, обо мне речь или нет.
— Мы, евреи, не должны вступать в смешанные браки слишком уж часто. Нас и так мало. — Отец поджал губы. — Сын, мы запрещаем тебе встречаться с Элизабеттой.
Мать расправила плечи.
— Отец прав. Можешь с ней дружить, но большего мы не допустим.
Сандро посмотрел на Розу, они переглянулись. Сандро подумал, помнит ли сестра, как он сказал ей однажды, мол, взрослым незачем спрашивать разрешения.
— Мама, папа, простите, я не хотел вас огорчить, но продолжать встречаться с Элизабеттой я буду.
Вдруг с лестничной площадки послышался шум, и все в ужасе повернулись к двери.
— Счастливого Песаха! — раздался голос, заглушая стук в дверь. — Это мы, Феррара!
Глава двадцать седьмая
Марко ждал в приемной директора школы, preside[75] Ливорно. Две секретарши в возрасте, Эдда и Наталина, сидели за столами и так быстро печатали на своих «Оливетти», что удары по клавишам звучали словно пулеметные очереди. Как и остальные кабинеты школы, приемная была обставлена старой деревянной мебелью, всюду высились стопки папок, на стенах — захламленные доски объявлений, итальянские флаги и фотографии короля Викто́ра Эммануила III и Муссолини в рамках. Солнечный свет с трудом пробивался сквозь грязные окна, в воздухе пахло сигаретным дымом.
Марко поерзал на деревянном стуле. Из-за короля, Муссолини и директора Ливорно он вспомнил об отце, которому не мог смотреть в глаза с тех пор, как узнал о его неверности. Марко был несчастным, потерянным, неприкаянным и, уж конечно, ничему не радовался. По сути, он чувствовал себя так, словно у него нет отца, никто больше не ведет его за собой; Марко изо всех сил старался осмыслить это откровение, но не мог. Самое плохое заключалось в том, что и обсудить произошедшее ему было не с кем: на Эмедио он злился, Альдо говорить было нельзя, а Сандро — стыдно.
Громко прозвенел звонок, возвещая об окончании уроков. Школа взорвалась разговорами, смехом и криками сотен учеников, настолько громкими, что они проникали сквозь стены приемной. Марко выглянул в дверь, верхняя половина которой была стеклянной, и увидел, что в коридоре собралась толпа учеников, они устремились на выход из школы. Вдруг он заметил Элизабетту, шагающую рядом с Сандро.
Марко резко выпрямился, его охватило нетерпение. Ему не хотелось давать им шанс остаться наедине, ведь в школе они с Сандро постоянно соперничали за ее внимание. После обеда Элизабетта теперь уходила на работу, Марко к себе в Fascio, а Сандро — в Ла Сапиенцу, так что беззаботные деньки на берегу реки закончились.
Из кабинета выглянул директор Ливорно с сигаретой, с кончика которой упал столбик пепла.
— А, Марко!
— Синьор, я готов к беседе. — Марко вскочил и, поспешно войдя в кабинет, уселся на стул перед столом директора — он был завален кипами бумаг, школьными документами, тетрадями, и между всем этим угнездилась переполненная пепельница. Позади стола высился стеллаж с книгами и фотографиями семьи Ливорно с пегим пони в коричнево-белых пятнах. В воздухе висел сигаретный дым.
Закрыв дверь, Ливорно затушил сигарету и опустился на свое место. Разделенные на пробор седые волосы вздыбились у него на голове, на ястребином носу сидели тяжелые очки, увеличивая темные глаза с припухшими веками. Старый и сухощавый директор был в поношенном габардиновом костюме с трехцветной эмблемой Италии на лацкане.
— Господин директор, надеюсь, это ненадолго. — Марко хотел перехватить Сандро с Элизабеттой. — Я опаздываю на работу.
— Куда это? — хриплым голосом спросил Ливорно.
— После школы я работаю в Fascio. Я — помощник комендаторе Буонакорсо.
— Придется твоему комендаторе Как-его-там подождать. — Директор сложил шишковатые артритные руки поверх папки из плотной коричневой бумаги. — Марко, я просмотрел записи о твоей успеваемости и очень встревожился. Оценки уже давно снизились. Как считают все учителя, ты совершенно не стараешься. Задания выполняешь небрежно и не перепроверяешь.
Марко слышал это уже много раз и не знал, сколько еще выдержит.
— Отмечу и то, что многие учителя сетуют на твои навыки чтения: они ниже, чем у твоих одноклассников. Я просмотрел кое-какие из твоих последних домашних заданий и вообще усомнился, умеешь ли ты читать.
У Марко в груди все сжалось. Его застали врасплох. Лицо от стыда обдало жаром.
— Это следовало бы выяснить давно, но я не могу отвечать за то, что происходило в школе до меня. Похоже, прежде оценки тебе выставляли неверно. На мой взгляд, проблема может иметь физиологические причины, поэтому я написал письмо, ты должен отвезти его домой, родителям. — Директор Ливорно открыл коричневую папку, достал лист бумаги и передал его через стол Марко.
— Зачем мне отдавать это родителям? — Марко взглянул на письмо, но не смог его прочесть и призадумался, не проверяет ли его директор.
— Нужна их подпись. Я бы хотел, чтобы они дали согласие на твое обследование у невропатолога.
— Невропатолога? — ошарашенно переспросил Марко. Он и не представлял, что может чувствовать себя в школе еще хуже, чем обычно, но оказалось, что это было еще как возможно. — Разве это не мозгоправ?
— Ну да, в каком-то смысле…
— У меня с мозгами все хорошо. Пусть я и не такой умный, как другие, но мозги у меня в порядке!
— Ты меня не так понял. — Ливорно, разволновавшись, приподнял свои тяжелые очки. — Я не говорю, что у тебя что-то не так с мозгами. Напротив, многие учителя говорят, что у тебя отличная память, ты прекрасно находишь выход из сложной ситуации и быстро соображаешь. Невролог, которого я советую, специализируется в относительно новой области, а именно в области проблем с обучением…
— Если кто-то не умеет читать, это не значит, что у него беда с мозгами. — Марко, чувствуя себя униженным, вскочил на ноги. — Я могу ездить быстрее всех, кого знаю, но, если кто-то ездит медленнее меня, это же не говорит о том, что у него ноги не в порядке?
— Нет, нет, я не об этом.
— Как раз об этом! С одной стороны, я вроде как быстро соображаю, но с другой — у меня с головой беда. Какая именно? Как я могу находить выход из сложной ситуации, если у меня мозги набекрень?
— Марко, сядь и позволь мне объяснить. Боюсь, что ты не сможешь преуспеть в школе, если не…
— Нет! — Марко перекинул рюкзак через плечо. — Я отлично справляюсь с работой в Fascio. Я организовал систему счетов. Каждый день занимаюсь отчетами. Мне доверяют конфиденциальные задания. Я самый молодой помощник в Палаццо Браски. В школе больше ни у кого такой должности нет, вы об этом хоть знаете?
— Марко, я уверен…
— И не думайте, что я не заметил вашего пренебрежительного отношения к моему начальству. — В гневе Марко нашел, на что опереться. — Вам повезло: я не собираюсь об этом говорить комендаторе Буонакорсо. Такие неуважительные разговоры, синьор, попахивают предательством.
Директор побледнел, а Марко, увидев это, приободрился. И тут же принял решение.