— Для меня?
— Конечно, для тебя! — Нонна досадливо нахмурилась.
Элизабетта ничего не понимала. Это прозвучало бы как предложение, если бы не странная старушкина манера выражаться.
— Ну что ж, спасибо. Сколько стоит комната?
Нонна вскинула голову, ее глаза с набрякшими веками сверкнули за очками.
— Элизабетта, за кого ты меня принимаешь?
Та была совершенно ошеломлена:
— Бесплатно? Я не могу принять такую щедрость.
— Тогда ты уволена. Прощайся с «Каса Сервано» и со мной.
— Нет! — поспешно воскликнула растерянная Элизабетта.
— Ты хотела сказать «да»? Да что с тобой такое? Ты не можешь сказать «да»?
— Да! — ответила Элизабетта, радуясь подсказке. Это была не беседа, а минное поле. — Спасибо! А где эта комната?
— Виа-Фьората, 28.
Элизабетта моргнула:
— Но ведь это ваш адрес…
— Я же сказала, что комната моя. Ты меня не слушаешь? — Нонна плюхнула еще одну ньокки в муку. — Я живу на первом этаже. У тебя комната наверху, с собственной ванной.
— Это чудесно, спасибо. — Элизабетту теплой волной захлестнуло облегчение, но Нонна все еще яростно посматривала на нее с ножом в руке.
— Осталась одна проблема. Твой глупый кот.
— Откуда вы знаете про кота? — Элизабетта сглотнула комок в горле. Она ни за что не выбросит Рико на улицу. Лучше отказаться от бесплатного жилья.
— Думаешь, я не замечаю, как ты собираешь объедки? Или не слышу, как ты трещишь о том, какой он умный? Какой красивый? Какой славный?
— Можно мне его взять?
— Он метит?
— Нет.
Нонна посмотрела на нее, решаясь.
— Тогда ладно.
Элизабетта обняла ее, не в силах сдержать чувства.
— Но если он будет метить, я отрежу ему ньокки!
Глава тридцать пятая
— Роза! — Сандро оторвал взгляд от блокнота, радуясь приходу старшей сестры. Та сняла комнату в квартире и теперь дома появлялась редко. Роза прошла в столовую, положила сумочку и обняла брата. На ней был модный костюм коричневого цвета, волосы убраны в пучок; Сандро уловил от нее угасающий аромат цветочных духов.
— Я слышала, что случилось в школе, Сандро. Мне так жаль.
— Спасибо. То же самое было и в Ла Сапиенце. Леви-Чивита ушел. Я даже не успел попрощаться.
— О нет. Ты, наверное, совсем расстроился.
— Стараюсь держаться, — искренне ответил Сандро. — Не хочу сбиваться с пути.
— Нельзя не сбиться с пути, если правительство собственной страны тебя с него сбивает, — сочувственно нахмурилась Роза. — Муссолини настроен против нас. Манифест и расовые законы говорят о том, что он больше не хочет видеть евреев в Италии. Он собирается так усложнить нам жизнь, что мы сами уедем.
— Но почему это происходит? Почему именно сейчас, после стольких лет?
— Именно это так волновало нас с Дэвидом. Муссолини решил перейти на сторону Гитлера, а если Гитлер против евреев, то и Муссолини с ним заодно. — Роза нежно коснулась руки брата. — Знаю, ты любишь папу, и я тоже, но он не замечает того, что я вижу в посольстве.
Сандро казалось, он разрывается на части.
— Но ведь отец знаком с людьми из партии, он читает газеты.
— Только фашистские газеты. Все его самые близкие друзья — фашисты. Они будут горой стоять за Муссолини несмотря ни на что. — Роза сжала его руку. — В любом случае, если папа так считает, это не значит, что ты должен придерживаться такого же мнения. Фашисты теперь наши враги. После сегодняшнего дня евреи должны выйти из партии. Расовые законы — это последняя капля. Тебя выгнали из школы. Это возмутительно!
— Папа говорит, это все временно.
— Он ошибается. Сандро, ты должен думать о себе.
— Роза! — В комнату вошла Джемма и расцеловала дочь в обе щеки. Следом появился отец.
— Какой приятный сюрприз! — Отец протянул руки обнять Розу, но Сандро заметил, что улыбки у родителей натянутые. Весь вечер они провели, запершись вдвоем в кабинете его отца.
Роза поцеловала их обоих.
— Какой страшный день. Я в ужасе.
— Мы тоже, — сдержанно ответила мать. — Но отец уже занимается решением проблемы. Ты ведь останешься поужинать с нами, правда?
Сандро вмешался:
— Это утешительный ужин для меня, Роза. Корнелия обещала зажарить что-нибудь вкусное.
Роза хохотнула — необычно счастливый звук посреди повисшего напряжения.
— Останусь с удовольствием.
— Хорошо, усаживайся, а я принесу еще приборы. — Мать развернулась и направилась на кухню.
— Да, занимайте места. — Отец подошел к столу, взял бокал и, налив вина, предложил Розе. — Как идут дела?
— Все было отлично до сегодня. — Роза взяла бокал и села. — Папа, что ты думаешь о расовых законах? О чем говорила мама, что за решение?
— Не стоит терять голову, нам нужно двигаться вперед. Существует положение о создании еврейских школ на государственные средства.
— А что ты теперь думаешь о партии? Ты ведь был так ей верен, для тебя это, должно быть, шок. Переворот сознания, верно?
— Я уже говорил Сандро: я потрясен тем, что эти законы приняли. Однако у меня было время вчитаться в закон, обсудить все с членами Совета и сделать несколько звонков.
Роза нахмурилась:
— Но они ужасны, ничто этого не изменит, папа.
— Совет уже изучает возможность арендовать помещение, чтобы проводить уроки, и члены общины приглашают преподавателей на добровольных началах. Ведь у нас много учителей и профессионалов, которые могли бы помочь.
— Но… — запротестовала Роза, однако Массимо остановил ее взмахом руки.
— Учителя-евреи, которых сегодня уволили, звонят в синагогу и ищут работу, а мы составляем список: нам нужно понять, скольким мы можем ее предоставить. Я предложил взять синьору Лонги, учителя математики Сандро. И он тоже будет нам помогать — преподавать арифметику младшим классам. Сын всегда хотел быть учителем, так что нужно хвататься за эту возможность.
— Возможность? — повторила Роза, не скрывая неодобрения. В комнату вошла мать и поставила перед Розой тарелку и приборы, затем присела сама.
— Да, — твердо ответил отец. — Разумеется, ситуация паршивая, но нам следует извлечь из нее максимум пользы. Сандро и остальным незачем терять время, ведь в конце года они все равно смогут сдать государственный экзамен. Если они его сдадут, то получат шанс на высшее образование.
— То есть это уже предусмотрено?
— Да. Самое главное — удовлетворить потребности учеников в учебе. — Отец потрепал Сандро по плечу. — Ясно одно: эта проблема возникла не только в школе Сандро. По предварительным расчетам, пострадают около шести тысяч еврейских учеников, сто семьдесят учителей средних школ и сто университетских преподавателей. Нужно просто приспособиться и жить дальше. В конце концов, выживание — вот что нам, евреям, удается лучше всего.
— Хорошо сказано, дорогой, — поддержала его Джемма, и тут в столовую вошла Корнелия с блюдом carciof alla giudia, жареных артишоков, еврейского деликатеса.
У Сандро загорелись глаза.
— Брависсимо, Корнелия!
— Все для тебя, — улыбнулась та, водружая блюдо на стол. Артишоки выглядели весьма аппетитно. Легкая панировка блестела от оливкового масла и лимона, овощи усыпали крупинки морской соли. Отец прочитал молитву, а Сандро отломил от артишока лепесток и откусил кусочек.
— М-м-м, я официально больше не горюю.
— Ну и хорошо. — Корнелия потрепала его по плечу и вернулась на кухню.
Роза кашлянула, привлекая внимание.
— Мне нужно кое-что всем вам сказать, хотя вечер и так не из легких. Но почему бы не рассказать сегодня. Я закончила работу в международном агентстве гуманитарной помощи, так что все в порядке. Я собираюсь эмигрировать вместе с Дэвидом, и все уже готово. Не хотела вот так вас ошарашить, но мы уезжаем в конце недели.
Новость ошеломила и опечалила Сандро. Прежде ему не верилось, что Роза на это решится. Он не знал, что и сказать. Это стало для него ударом, но Сандро предпочел промолчать.
— Так быстро? — Мать закрыла рот ладонью.
Морщинистое лицо отца вытянулось.
— Как-то неожиданно, правда?
— Не совсем, — отозвалась Роза и смягчилась: — Я выжидала время. Мне не хочется уезжать без вас, но и оставаться я боюсь. И боюсь того, что произойдет, если вы останетесь.
— С нами все будет хорошо, — тихо сказал отец. — Мы живем здесь. Мы здесь работаем.
— Мы должны остаться, Роза, — добавила мать, а потрясенный Сандро уткнулся взглядом в тарелку. Он был согласен с родителями и, конечно, не хотел покидать ни Рим, ни Элизабетту. Но нынешний поворот событий пошатнул его уверенность в будущем.
— Послушайте меня в последний раз. — Роза подалась вперед. — Я тревожусь, что в какой-то момент эмигрировать уже запретят. Я слышала кое-что в посольстве. Знаю, вы отмахнетесь, мол, все неофициально, но сведения достоверные. Евреи по всей Европе боятся нацистов. Знаю, вы скажете, мол, евреи отовсюду едут в Италию, и вы правы, но приехавшие здесь окажутся в таком же ужасном положении. У тех, кто будет пошевеливаться, имеется шанс уехать. Если тянуть время, обстановка станет лишь сложнее и опаснее.
— Опаснее? — фыркнул отец.
— Да, папа. — Роза поджала губы. — Другие страны уже блокируют въезд беженцам. Соединенные Штаты установили квоты на пропуск евреев и вводят новые ограничения. Министерство иностранных дел работает так неповоротливо, что отъезд осложняется задержками. Даже если ты получишь визу, существуют правила насчет той суммы денег, с которой ты можешь покинуть Италию, и, если ее не хватит на твое содержание, никто тебя не примет.
Отец нахмурился, а мать выгнула бровь, но Роза не дала им вставить и слово:
— Никто не желает принимать евреев, и даже Британия требует у соискателей тысячи фунтов за визу в Палестину. Если бы я не работала в посольстве, мне пришлось бы куда сложнее. Пожалуйста, поедем со мной в Лондон. Это ваш последний шанс.
— Нет, спасибо, — ответил отец, покачав головой. — Мы же уже говорили.