Элизабетта шла с Марко — рука в руке — и была очень счастлива. Он в светло-сером свитере и брюках выглядел очень привлекательно, совсем как прежде, его волосы и белозубая улыбка блестели в свете фонарей.
— Итак, понравился ли тебе ужин? — с улыбкой поинтересовался Марко.
Они отведали прекрасного блюда — orata al forno con finocchio — морского леща с фенхелем, рассказывая друг другу о своей работе. Марко забавно изображал своего шефа, что рассмешило и очаровало Элизабетту.
— Ты теперь все в ресторанах подмечаешь, как настоящий профессионал! — снова улыбнулся Марко.
— Правда? — спросила Элизабетта, хотя понимала, что он, наверное, прав. В других ресторанах она казалась себе ресторанным критиком. Везде ей было недостаточно вкусно по сравнению с «Каса Сервано».
— Ты заметила, что стакан был в пятнах, а у официанта — не до конца застегнута рубашка.
— Но это правда! — рассмеялась Элизабетта, и Марко подхватил ее смех.
— Давай прогуляемся, хорошо?
— Ладно, только недолго. Я не могу уходить так надолго, пока Нонна больна.
— Как насчет Джардино-дельи-Аранчи? Это недалеко.
— С удовольствием. — Элизабетте нравился Джардино-дельи-Аранчи — Апельсиновый сад — парк с апельсиновыми деревьями, малоизвестная жемчужина Рима.
— Я часто ходил туда вечерами после гибели Альдо — полюбоваться видом.
Голос Марко стал тише, Элизабетта поняла, что он все еще оплакивает брата. Она нежно сжала его руку.
— Мне очень жаль. Тебе, наверное, так тяжело.
— И тебе тоже. Говорят, потери — это часть нашей жизни, но от этого совсем не легче, правда?
— Нет. — Элизабетта поняла, что Марко прав. — Меня волнует здоровье Нонны, она так больна.
— Нонна справится. Она сильная. Женщины, подобные ей, живут вечно, к тому же ты прекрасно за ней присматриваешь. — Марко помолчал. — Я ей не нравлюсь, правда?
— Дело не в тебе, это из-за наших родителей. — Элизабетта на мгновение задумалась. — Как твои поживают?
— Мать все еще тоскует по Альдо, порой целыми днями с постели не встает. Только с Эмедио разговаривает.
— Мне очень жаль.
— Мы это переживем. Берегись, cara. — Из-за угла вылетел велосипедист, и Марко, защищая, обнял Элизабетту. — Знаешь, недавно я был тут с Сандро. Мы встретились на Бокка-делла-Верита, как в старые добрые времена.
— О… Ну и как он? — Элизабетта старалась не показывать свой интерес. Ей было любопытно, рассказал ли Сандро другу о том, что произошло между ними, но решила — наверное, промолчал, чтобы не обидеть Марко.
— Учит детей. — Марко приуныл. — Расовые законы совсем прижали их семью. Сомневаюсь, что у него есть время для нас.
— Да уж. Бедный Сандро. — Элизабетту пронзила боль. — Тебя не волнует, что фашисты приняли антисемитские законы? Раньше такого не бывало, а теперь они разрушают семью Сандро, да и другие семьи тоже.
— Конечно, волнует. Это невыносимо, но поделать я тут ничего не могу. — Марко поджал губы. — Мои друзья в Палаццо Браски не считают их справедливыми, но у нас нет права голоса. Мы все больше и больше боимся это обсуждать.
— Боитесь?
— Если честно — да. — Марко посмотрел на нее, вглядываясь своими темными глазами в ее глаза. — Но мы с отцом пытались добиться для семьи Сандро особого статуса и пока еще не опустили руки.
— Рада слышать, — сказала Элизабетта, охваченная благодарностью. Она знала, что Марко любит Сандро.
— Идем сюда. — Марко указал на церковь на Виа-ди-Санта-Мария-ин-Космедин. Они пошли по мостовой Кливо-ди-Рокка-Савелла, что бежала вдоль высокой стены, поверхность которой была покрыта темным кирпичом и мраморными осколками разных размеров. Подъем был крутым, потому что Джардино-дельи-Аранчи находился на Авентинском холме, одном из семи сказочных холмов Рима.
Элизабетта держалась за руку Марко, осторожно ступая по мостовой в нарядных туфлях. Рядом с ним она была спокойна и счастлива и лишь дивилась, как легко ей с этим парнем. На возвышенности ветер дул сильнее, донося благоухание горьких апельсинов, которые наполняли ароматом воздух. Прохожих здесь было меньше, а автомобили сюда не пропускали, поэтому шум транспорта раздавался где-то далеко.
Они шагали в уютном молчании и спустя какое-то время добрались до Джардино-дельи-Аранчи — большого парка, полного апельсиновых деревьев и пиний, что образовывали зеленый навес на фоне темного неба. Газовые фонари озаряли приглушенным светом гравийную дорогу, которая шла по всему саду и вела к просторной, выложенной кирпичом террасе — смотровой площадке, где прогуливались лишь несколько парочек.
Элизабетта наслаждалась теплом пальцев Марко, обхватывающих ее руку, гравий дорожки хрустел под ногами. Они вышли на террасу, и перед ними открылась прекрасная панорама ночного Рима, огромного и сверкающего — ничего подобного Элизабетта прежде не видела, даже с балкона в Палаццо Браски. Справа лежал Римский форум и руины, мрамор которых сиял кремово-белым светом, но она устремила взгляд на любимый Трастевере, скромный район, что, точно лоскутное одеяло из красных черепичных крыш и церковных куполов, раскинулся на берегу Тибра, а над ним возвышался благостный, сияющий купол базилики Святого Петра.
— Разве здесь не великолепно? — спросил Марко.
— Очень красиво. — Элизабетта вдохнула полной грудью.
— Я не просто так привел тебя сюда. — Марко обнял ее, и она подняла к нему лицо, решив, что он ее поцелует, но вместо этого он протянул ей кольцо с бриллиантом, сверкнувшим в приглушенном свете.
Потрясенная Элизабетта моргнула. Сердце подскочило прямо к горлу. Такого она не ожидала.
— Элизабетта… я люблю тебя — любил всю жизнь. И с каждым днем моя любовь только крепнет. Я знаю, что со мной ты будешь счастлива. — Марко улыбнулся ей, темные глаза вспыхнули. Все чувства отражались у него на лице. — Я люблю тебя, ценю тебя и дорожу всем, что есть в тебе прекрасного, и всегда дорожил, даже когда мы были детьми. Клянусь до конца своей жизни делать тебя счастливой. Иначе не видать мне счастья. Мне страшно повезет, если ты примешь это кольцо и согласишься выйти за меня.
Ошеломленная Элизабетта выслушала его. Другие пары начали переглядываться, догадавшись, что стали свидетелями предложения руки и сердца. Они ахали, улыбались и взволнованно переговаривались, будто ждали ее ответа, но Элизабетта не знала, что сказать. Она не хотела обидеть Марко или унизить его, хотя он, похоже, и вовсе не замечал посторонних, смотря на нее одну, и во взгляде его, как обычно, светилась преданность.
— Элизабетта, знаю, твоя жизнь нелегка, ты всегда сама по себе, но больше тебе не нужно страдать. У меня есть работа, и я могу тебя обеспечить. Мы создадим семью — ты и я — и выстоим во всех бедах, которые принесет нам война, переживем любые трудные времена.
— А как же твоя семья? — сбивчиво пробормотала Элизабетта. — Ты с ними поговорил?
— Нет, да и не стану. Нет нужды. Родители свыкнутся, а не свыкнутся, так мы уйдем. Поселимся в собственном доме, и если им это придется не по нраву, то это будет их печаль, не наша. — Марко опустился на одно колено и посмотрел на Элизабетту с улыбкой, от которой у нее защемило сердце. — Ты выйдешь за меня замуж?
— Марко, кхм, такого я не ждала. — Элизабетта видела, как он помрачнел, и боялась его ранить. Она по-настоящему любила Марко, но не знала, хочет ли выйти за него замуж, пока нет. Она просто привыкала к тому, что они снова встречаются. Элизабетта пыталась совместить уход за Нонной и работу. Она еще помнила, как мечтала стать редактором в газете или писательницей. Где-то в глубине ее души эти мечты все еще жили, но, выйдя замуж, она не сможет их осуществить.
— Элизабетта. — Марко все еще не отводил от нее взгляда, хотя на лбу у него залегла хмурая складка. — Ты ведь любишь меня, правда?
— Да, просто не знаю, готова ли я к…
— Понимаю. — Вид у него был уязвленный, но в глазах по-прежнему горела любовь. Он поднялся, не выпуская ее рук, и вложил кольцо ей в ладонь. — Понимаю, я застал тебя врасплох. Мы мало виделись. Я слишком много работал и не уделял тебе должного внимания.
— Да, это точно, — поспешно сказала Элизабетта, хотя в груди у нее все еще ныло.
— Держи кольцо у себя, пока не будешь готова. Это лишь вопрос времени.
— Ты уверен? — спросила Элизабетта, но, услышав себя, поняла, что вопрос неправильный. Это она не уверена. Она не знала, решит ли что-то время. И не знала, стоит ли брать кольцо. Но оно уже лежало у нее в руке.
— Когда будешь готова, просто скажи. — И Марко нежно ее поцеловал.
Глава пятьдесят вторая
День выдался солнечный, хоть и холодный; Роза радовалась возвращению на родную землю. Сердце ее забилось, когда она увидела пальмы, выстроившиеся вдоль Тибра, — зрелище, которого в дождливом Лондоне ей так не хватало. Темзе ни за что не сравниться с этой рекой — ярко-зеленой, обласканной солнцем. Роза шагала по набережной Ченчи мимо людей на тротуаре, наслаждаясь музыкальными переливами родной речи и отмечая эмоциональность соотечественников, которые жестикулировали во время разговора. Она не понимала, насколько итальянцы другие, пока не оказалась в Лондоне, и пусть Роза любила Дэвида и ей нравился круг их британских друзей, она была рада вернуться домой, даже в таких обстоятельствах.
Роза улетела из Лондона посольским рейсом, ей повезло приобрести билет до Рима, ведь поездки были ограничены. Дэвид служил в Королевском военно-воздушном флоте, а она следила за новостями о расовых законах на родине, которые систематически отнимали у итальянских евреев гражданство, профессию и собственность. Она поняла, что нужна родителям, хотя те в своих письмах об этом умалчивали.
Оказавшись у гетто, Роза прошла мимо маленькой белой церкви Сан-Грегорио-делла-Дивина-Пиета — древнего храма, знакового для евреев, особенно теперь. В 1500-х годах евреев из гетто каждое воскресенье заставляли ходить сюда на мессу, чтобы обратить в христианство. На фасаде цвета слоновой кости был изображен распятый Иисус, а под ним — библейское изречение, укоряющее евреев: «Всякий день простирал Я руки Мои к народу непокорному, ходившему п