Мысли Марко неслись вскачь.
— Зато я смогу выяснить больше прежнего. Буонакорсо мне доверяет.
— Знаю, но мне за тебя тревожно. Я и без тебя справлюсь. Так что выбирай, сын.
— Я — с тобой, — без колебаний ответил Марко.
Отец положил руку ему на плечо, и Марко от этого прикосновения стало тепло. Больше они не произнесли ни слова. Время для разговоров прошло. Наступила пора действовать. Нацисты вторглись в Рим, и у партизан появились новые цели.
Марко был готов. На сей раз правосудие свершится.
Глава семьдесят седьмая
В Союзе итальянских еврейских общин Сандро чувствовал себя не в своей тарелке. Во главе отполированного до блеска стола заседаний сидел Данте Альманси, президент Союза. В прошлом, при Муссолини, он занимал пост заместителя начальника полиции. Рядом с ним сидел Уго Фоа, президент еврейской общины Рима, в прошлом — фашистский магистрат.
Напротив них — главный раввин Рима Исраэль Золли, мужчина с опущенными уголками глаз, что прятались за круглыми очками в роговой оправе. Главный раввин Золли попросил отца Сандро присутствовать на заседании в качестве его консультанта.
Сандро приткнулся на резном стуле у стены, вдоль которой стояли книжные шкафы красного дерева, заставленные томами в кожаных переплетах на иврите и итальянском. За остекленными дверцами хранилась старинная серебряная менора — вычурный подсвечник — и множество других бесценных иудейских реликвий. Изысканные парчовые шторы обрамляли высокие окна, открытые нараспашку, — полдень выдался теплым.
— Итак… — вежливо улыбнулся президент Альманси. — Главный раввин Золли, я всегда рад вам, но зачем вы всех нас собрали? К тому же в такой спешке. Мы с президентом Фоа даже несколько встревожились.
— Прошу прощения, но для нашей общины настали тяжелые времена, сейчас не до ерунды. — Раввин Золли подался вперед. — Рим оккупировали нацисты, и евреям грозит страшная опасность. Я тщательно изучил вопрос и пришел вот к чему: необходимо способствовать эвакуации и эмиграции нашего народа. Итальянским евреям нужно рассеяться по миру.
Альманси испуганно отшатнулся.
— Что за крайности! Я не разделяю ваших опасений.
— Как и я, — вставил Фоа, нахмурившись. — О чем вы вообще? Нам нужно бежать? Мы здесь живем! И даже если так, главный раввин, куда нам всем податься? У кого есть средства на путешествие или переезд?
Сандро понимал, что ни Альманси, ни Фоа не согласятся с раввином Золли — тот всегда был для них отщепенцем. Сами они родились в знатных итальянских семьях, а главный раввин Золли переехал в Италию из Восточной Европы и получил гражданство; Альманси и Фоа вели себя сдержанно, а Золли легко поддавался волнению. Даже отец Сандро не был с ним согласен.
— Я все могу объяснить, — встревоженно отозвался раввин Золли. — Я предлагаю закрыть синагогу и представительство, снять деньги с банковского счета общины и пустить их на обеспечение безопасного отъезда наших сородичей. Еще мы можем надавить на Ватикан, чтобы они прятали больше евреев в своих монастырях и обителях. Нужно действовать немедленно.
Альманси недоверчиво приоткрыл рот.
— Закрыть синагогу? А как же служба на Дни трепета[119]?
— Нужно все отменить. Отправлять службы чересчур опасно, нацисты могут схватить нас всех. Мы слишком уязвимы, не стоит собираться в одном месте.
Альманси воздел руки.
— Нет нужды идти на столь отчаянные меры. Вы лишь посеете страх и панику. Кроме того, лишний раз спровоцируете нацистов.
— Рабби Золли, вы зря тревожитесь, — вмешался Фоа.
Главный раввин Золли нахмурился:
— Я не тревожусь, я хоть что-то предпринимаю. Вы же не делаете ничего!
Седая бровь Альманси приподнялась.
— Нет необходимости что-то делать. Нам не нравится оккупация, но это не повод бросаться в бега. Нацисты ввели военное положение, поэтому в городе царит порядок. Следует придерживаться курса…
— Вовсе нет! — огрызнулся раввин Золли. — Вы недооцениваете угрозу. Нацисты захватили Рим, и итальянских евреев ждет беда. По улицам гетто даже ходить страшно! Многие из моей паствы тоже опасаются. Об облавах в других городах вам и без меня все известно.
Альманси покачал головой:
— Рим всегда стоял особняком. Так все и останется благодаря Ватикану.
— Вынужден повторить: я и впрямь считаю, что вы недооцениваете угрозу.
Альманси начал сомневаться:
— Так уж и быть, признаюсь вам, главный раввин Золли: нас убедили, что ничего страшного не произойдет, это сообщили нам те, в ком мы уверены твердо, — высокопоставленные лица в правительстве.
Главный раввин Золли фыркнул:
— Тогда я настоятельно прошу вас уничтожить списки евреев, проживающих в Риме. Как вам известно, у общины существует два списка: первый список лиц, которые платят общине подоходный налог, в него входят почти все евреи города. Во втором списке — имена, адреса, дни рождения и родословная каждого римского еврея.
— Уничтожить их? Не может быть и речи! — Припухшие глаза Альманси вспыхнули гневом. — Это служебные документы общины. В них изложена вся история наших членов.
— Тогда я не буду спрашивать вашего разрешения. Согласны вы или нет, я намерен уничтожить эти списки, закрыть синагогу и распустить свою паству…
— Нет, вы не можете так поступить и не поступите! — нахмурился Альманси. — Рабби, вы не имеете подобных полномочий. В вашем ведомстве — вопросы религии нашей общины. А то, что вы намереваетесь сотворить, никакого отношения к религии не имеет. Это вне вашей юрисдикции.
Главный рабби Золли повернулся к отцу Сандро:
— Массимо, это действительно так?
— Позволь, я проверю. — Отец подозвал Сандро, тот подошел к нему с тяжелым портфелем, поставил его на стол и отстегнул крышку. Отец порылся в папках, извлек пачку бумаг; Сандро вернулся на свое место.
Отец прочел бумаги, затем поднял взгляд.
— Главный раввин Золли, президент Альманси и президент Фоа правы. Все полномочия по управлению и административным вопросам находятся в их ведении. Вы занимаетесь только религиозными вопросами.
— Пфф… — Главный раввин Золли снова повернулся к Альманси и Фоа: — И все же, неужели вы станете мешать мне, прикрываясь юридической формальностью? Я — глава своей паствы. Юридические тонкости не могут быть важнее моего мнения.
— И все же мы не согласны. — Альманси поджал губы. — В такие времена нужно сохранять спокойствие. Следует показать уверенность в себе и своих силах. Мы переживем оккупацию так же, как всегда переживали тяготы, — всей общиной.
— Но…
— Встреча закончена.
В субботу утром Сандро с отцом вошли в синагогу вместе с толпой мужчин, чьи головы были покрыты кипами, а плечи — белыми талитами, молитвенными покрывалами. Служба вот-вот должна была начаться, мать вместе с Розой поднялись по ступенькам на женский балкон, а Сандро с отцом отправились на свои места на первом этаже.
Отец поприветствовал друзей, и Сандро оглядел синагогу свежим взглядом. Он задержался на белых мраморных колоннах на биме — возвышении для чтения Торы, золотой парчовой занавеске, за которой скрывался специальный ковчег — шкаф со священными свитками Торы, вычурной латунной люстре, что озаряла помещение мягким светом. Зал венчал квадратный купол, свод которого был расписан великолепными красками, а в его центре находилось стеклянное окно. Прекрасная синагога, словно целительный бальзам, воплощала в себе покой, который Сандро заново обрел в иудаизме.
Прежде чем они уселись, отец отвел Сандро в сторону.
— Плохие новости. Сегодня будет другой рабби.
— А где главный раввин Золли?
— Никто не знает.
— Он заболел?
— Нет, — серьезно ответил отец. — Пустился в бега.
Глава семьдесят восьмая
— Пойди сюда, Марко. — Его подзывал отец, который вошел в бар через черный ход. Заведение только что закрыли, Беппе был на встрече с партизанами.
— Что такое? — Марко выбрался из-за стойки и отправился за отцом в кладовку. Они прикрыли за собой дверь.
— Смотри… — Беппе снял рюкзак и вытащил оттуда массу спутанных железок, похожих на мусор. Он извлек из кучи большую железяку и протянул ее Марко.
— Что это?
— Quattropunto — гвоздь с четырьмя концами. Сделан из двух длинных гвоздей, согнутых посередине и соединенных. Все четыре конца заострены.
— А для чего он?
— Пробивает покрышки. Если бросить его на дорогу, одно острие всегда будет торчать вверх. А три других служат опорой, как тренога. Примитивно, зато действенно. Это оружие известно со времен Древнего Рима. Мы использовали его в Великой войне, но я как-то о нем забыл.
— Такое простое. — Марко проверил остроту на ощупь и тут же уколол палец, на котором вздулся пузырек крови.
— После битвы при Порта Сан-Паоло один из наших бойцов, Линдоро Бокканера, прятался в тамошнем военном музее. Он заметил выставку артефактов времен Великой войны, среди них были и quattropunto. Линдоро подал идею снова начать их изготавливать.
— И где ты их взял?
— У кузнеца в Трастевере. Специально для нас делает.
Трастевере… Марко отвлекся, подумав об Элизабетте. Этот район, который Марко обходил стороной, всегда будет о ней напоминать.
— И теперь мы нанесем удар… — Дверь открылась, отец замолчал, посмотрев на Марко.
На пороге показалась Мария, волосы ее после уборки на кухне немного растрепались. Ей постепенно становилось лучше, хотя Марко казалось, что мать уже не будет прежней. Отец говорил ему: после битвы при Порта Сан-Паоло она догадалась, что они партизанили, но закрывала на это глаза. Но Марко сомневался, что мать отмахнется от происходящего сейчас.
— Мария, закрой, пожалуйста, дверь, — сказал Беппе.
— Не указывай мне, что делать в моем собственном доме. — Мать смерила их холодным взглядом. — Что это за мусор?