Викерс, стараясь ступать бесшумно, подошел к обвалившей стене и посмотрел вдоль сарая…
Они висели там все. Шестеро. Вся группа Зайцева. В огромном сгоревшем сарае деревни Лещи.
Роман повернул голову в сторону леса.
На высоком дереве висел человек. Вокруг сидели сытые, важные вороны. Болтались на ветру две оборванные веревки.
Где-то недалеко глухо зарычал гром.
Викерс обернулся. Через горизонт ползла огромная черная туча.
Роман словно увидел мир по-новому. Он огляделся вокруг. Сгоревшие дома, недвижимые, осевшие, черные. Викерс чувствовал грубые, шершавые стены, словно это его кожа обуглилась, сморщилась и застыла. Тяжелое, нависшее над головой небо. Протяни руку, и ощутишь его прохладную синеву. Все стало доступно и понятно. И гром. И первые капли дождя, что упали Роману на лицо, прокладывая светлые дорожки на закопченных, измазанных щеках. Викерс чувствовал сейчас, как медленно движется туча. Как напряженно ждет своего огненного мгновения молния в ее чреве. Роман будто сам был этой молнией, свернутой в тугой комок и вместе с тем разреженной, несуществующей, но готовой в любой момент ударить, разорвать простор! Взорваться.
Он медленно развязал повязку, удерживавшую раненую руку. Стащил гимнастерку. Поднял лицо к небу, ловя редкие, крупные капли. Обжигающие и холодные одновременно.
Он видел по-другому. Чувствовал по-другому.
И приближающийся отряд. И мертвецов на дороге. И это… шевеление в развалинах. Незаметное, странное, жуткое. Не живое и не мертвое!
Роман знал, что должно произойти.
Он перехватил поудобней автомат и двинулся к избе, которая выделялась сохранившейся побелкой.
64
– Странно, – прошептал лежащий рядом боец.
– Что странно? – спросил Викерс раздраженно. Он напряженно прислушивался, но ничего, кроме рокочущей рядом грозы, не слышал.
– Трубы повалены.
– Что?
– Трубы. Печные трубы после пожара стоят. Не рушатся от огня. У нас говорят, даже если сгорела изба, а труба осталась, то дом заново отстроить можно. А тут…
Викерс присмотрелся. Действительно. Ни одной трубы.
– И что?
Боец пожал плечами.
А в этот момент…
…ворона сделал пару шажков к истерзанному ею трупу…
…по центральной улице сгоревшей деревеньки шел мертвый человек…
…замкнулось окружение вокруг группы Викерса…
Когда три бойца вошли в деревню, следом двинулись и остальные. Они осторожно обошли дом, у которого по странной причуде огня все выгорело внутри, провалилась крыша, но внешние стены остались нетронутыми. И даже побелка почернела только над окнами, из которых вырывалось злое пламя.
А в этот момент…
…висельник дернул пальцами, взлетела испуганная воронья стая…
…человек, которого нет, широкими шагами подходил к углу дома…
…двое в жутких, черных мундирах стояли в двух шагах от красноармейцев…
– Товарищ старший лейтенант… – прошептал кто-то.
Роман посмотрел туда, куда указывал красноармеец.
Казненная группа Зайцева.
Время, растянутое, изменившееся, вмещало массу событий, мелких и больших. Глупых и величественных. Но всегда страшных. Потому что других в этот миг не существовало!
– Ловушка! – Только и успел крикнуть Роман. – Все назад!
А в этот момент…
…Роман Викерс не увидел момента своей смерти. Когда он вышел из-за угла, старший лейтенант уже лежал на земле с раздробленной головой…
…Висельник сильными толчками рвал веревку…
…Тени в черных мундирах выскочили будто бы из воздуха…
– Котов, справа! Чингиз, сзади! – гаркнул Викерс и, не глядя, услышали ли его бойцы, успели ли, открыл огонь. – К бою!
По черным людям! По этим рылам! По жутким, вертким фигурам!
Ему казалось, что всю свою жизнь он готовился только к этому моменту. Все, бывшее до этого, было лишь подготовкой к последнему шагу.
Красноармейцы, рассыпавшись по улице, вели бой. В каком-то нечеловеческом восторге Викерс видел, как валятся в пыль черные фигуры. Как брызжет кровь – живая, настоящая.
А потом автомат щелкнул и заглох.
Роман вытянул нож и кинулся на ближайшего врага. Вцепился в черный мундир, чувствуя под ним твердое, будто каменное тело. Сунул клинком под ребра. Еще. И еще!
Человек зарычал, вскинулся, стряхивая со своей спины старшего лейтенанта. На миг Роман увидел красные, нечеловеческие глаза и зубы. Потом его отшвырнуло. Туда… к стене…
Но сознания он не потерял.
И ножа тоже.
Глядя на приближающуюся фигуру, он собрал все силы, опустил лезвие, зная, что самый верный удар – снизу. За краткие мгновения старший лейтенант Викерс успел увидеть достаточно, чтобы понять: на его группу напали не люди. Он сжался в комок, чувствуя, как по лицу течет горячая кровь, заливая глаза. Но нужно оставить силы для одного, еще одного удара!
Ш-шик!
И из груди черного вырос окровавленный кусок стали.
Красные глаза некоторое время смотрели непонимающе… а потом погасли. Позади немца стоял красноармеец, ловко вбивший трехгранный штык врагу меж лопаток.
Затем небо стало темнеть. Темнеть… И Роман почувствовал себя легким… легким облачком, стремящимся вверх. Только вверх…
Десять человек, выживших из группы Викерса, своего командира не бросили. Они несли его через лес, продираясь через буреломы и завалы. По дороге они уничтожили немецкий блокпост. Дежурившие на нем солдаты не смогли воспользоваться пулеметом, у которого неожиданно заклинило затворный механизм, и русские солдаты, грязные, оборванные и злые, прорвались врукопашную.
Старший лейтенант Викерс умер, не приходя в сознание, у самого лагеря генерала Болдина. Но солдаты все равно несли его на своих плечах. Чего еще может желать для себя офицер?..
65
Этот боец появился уже к концу этого невероятно длинного дня. Он пришел сам, прихрамывая и опираясь на немецкую винтовку. Голова забинтована косо, явно сам мотал или помог кто-то из красноармейцев. Боец присел в сторонке и, когда Лиза направилась к нему, махнул рукой:
– Подожду… Подожду…
Лизе казалось, что она видела его где-то. Что, впрочем, неудивительно, в медчасть приходили рано или поздно все, но этот человек вызывал какое-то смутное беспокойство. К тому же под конец дня куда-то исчез Колька.
Лиза в последний раз обошла раненых. Поручила какие-то мелкие дела двум помогающим ей красноармейцам. И наконец присела.
В этот момент к ней и подошел этот странный боец.
Одет в гражданское, хотя и подогнано все плотно. Видно, не в первый раз по лесам шастать.
– Сестричка… – Голос у мужика был хриплый, будто надсаженный. – Там… Там боец один… Ему бы тебя видеть надо.
– Раненый? – Лиза забеспокоилась. – Чего сразу не подошел?! Я тебе солдатиков дам, с носилками… – Она хотела уже позвать санитаров, но мужичок ухватил ее за локоть.
– Не торопись! Погоди… Ему только тебя видеть надо. Чего ему солдатики?.. Понимаешь?
– Дима? Что с ним?..
Мужичок пожал плечами и сказал тихо:
– Пойдем, я провожу…
– Я только сумку возьму. – Лиза метнулась к палатке.
– Возьми, возьми… – прошептал Жора. – Дело полезное.
Вскоре они исчезли за деревьями.
Из-за блиндажа выбрался Колька и нырнул в заросли следом.
Жора молча вел медсестру, петляя меж деревьев, мороча и путая. Несколько раз сделал круг, чутко прислушиваясь, не идет ли кто следом. Он торопился. Надо было увести Лизу как можно дальше от лагеря. Партизанских секретов Жора не боялся, поскольку успел изучить их местоположение.
Но Лиза забеспокоилась раньше срока.
– Куда мы идем? Почему так далеко?
– Ну… – Жора остановился. – Так уж… вышло. Пошли быстрее. Обернемся за пару минут. Скоро уже.
Лиза прошла еще десяток метров, но вскоре снова остановилась.
– Где он?
Жора сделал пару шагов в сторону, потом махнул рукой вперед:
– Там. Там, на поляне.
Лиза очень осторожно, сторонясь его, отодвинула ветви и исчезла в зарослях. Жора покрутил головой, поухватистей взял винтовку и двинулся следом.
Лиза стояла посреди небольшой поляны.
– Что вам нужно?
Жора пожал плечами.
– Да вот… Нужно, понимаешь… – Жора почувствовал, что во рту стало сухо, язык, большой и шершавый, еле ворочается. И он выпалил, неожиданно зло: – Тебя спасаю, дура! Партизанам со дня на день конец придет! Повяжут всех да по деревьям развесят! И черт с ними! А тебя не отдам! С собой уведу, улажу как-нибудь, бумаги получим! Все по закону. Ты не дури только! Люблю тебя, понимаешь, дура, люблю!
Он подходил все ближе и ближе. Лиза стояла, как оглушенная.
– Ты только пойми, что я… – Бывший полицай бормотал что-то, глаза у него были совершенно ненормальные. – Я хороший… Я ведь баб не обижаю… За мной как за стеной… Как у Христа за пазухой… Люблю… люблю… С первого дня, как увидел… А ты, а ты все с сопляком этим, так ведь мужика тебе надо нормального…
Он подошел совсем близко. Винтовка опустилась в траву. Жора протянул к девушке руки, боясь коснуться, словно она могла растаять, как видение…
– Сейчас пойдем… Пойдем… Вот только… – Он ухватился руками за ремень, потянул, выдергивая зубчики из отверстий. – Вот сейчас… Только…
В траву с шумом упала медицинская сумка. Жора посмотрел Лизе в лицо.
И как плетью стегануло!
Девочка смотрела ясно и яростно. Красивые зеленоватые глаза ее светились. Зрачки опасно сузились. Взгляд был звериный и невыразимо злой.
– Гнида! – Медсестра шипела змеей. – Гнида! Ублюдок!
Жора даже отступил на шаг, растерянно глядя в эти прежде теплые, нежные и надежные глаза.
– Ты не дури… Не дури… Не дури! – Он кинулся на девку, обхватил, прижал руки к телу, толкнул в густую траву.
Лиза рычала, пихалась ногами. Умудрилась ударить его в нос. Потекла кровь.
Оседлав строптивую медсестру, Жора утер лицо, увидел красные разводы на ладони и озверел. Он наотмашь въехал девке по лицу. Потом еще раз! Еще!