– Много и не надо… Видел я это орудие, долго не протянет. Плохо это. Без техники прорываться нам будет трудно. Да и фронт не стоит на месте, пешим ходом мы долго будем… – Болдин махнул рукой. – Отличившимся бойцам вынесите благодарности, от меня лично. Что у нас по ночному бою?
– Основные потери приходятся, насколько я могу судить, именно на него. Нападение произошло внезапно. Противник проник в расположение лагеря через южные посты.
– Как же?
– Не знаю. – Верховцев чувствовал себя отвратительно. Он лично бегал по лагерю, смотрел раны, убитых. – Судя по всему, часовые подпустили противника вплотную. Удивительно то, что враг не пользовался огнестрельным оружием.
– В этом как раз ничего удивительного нет, – вздохнул генерал.
– Почему?
– Они знали расположение дивизии. И шли за конкретной целью. Потому любой выстрел был для них провалом, демаскировкой. Потому и действовали… Ножами?
Верховцев кашлянул.
– Что такое?
– По характеру ранений я могу сказать, что… ну, в общем, ножами такие раны нанести сложно.
– Как так?
– У многих бойцов вырваны кадыки. Множество рваных ран, будто клыками… Вы на охоте бывали?
– Не интересуюсь.
– А я бывал. И на медведя ходил. Хитрый зверь. Однажды охотника подстерег, порвал. Так вот раны очень похожи были. Рваные, глубокие. Словно клыками или когтями. Резаные, впрочем, тоже были.
Болдин сжал гудящую голову ладонями, потер онемевшие щеки.
– Потери противника?
Верховцев тяжело выдохнул, но промолчал.
– Владимир Филиппович, у меня была трудная ночь, у вас, впрочем, тоже, так что давайте будем говорить все как есть. Когда мы с вами загремим под трибунал, вот там нужно будет взвешивать каждое слово.
– Так точно… – Верховцев снова вздохнул. – Я сумел насчитать десяток тел.
– Сколько?! – Генерал встал, китель упал на землю. – Сколько?!
– Десяток, – по лицу Верховцева бегали желваки. – Может быть, были и другие, но поступил сигнал «Воздух», и… Я не успел проверить и подсчитать все досконально… Понимаете…
– Но уровень потерь!..
– Да. Именно такой, как я сказал.
– Десяток немцев положил почти две сотни моих бойцов?!
– Да.
– Кто это был? Форма, знаки, что угодно!
– Понять трудно. Трупы были сильно изуродованы. У некоторых такой вид, будто и не люди вовсе. К тому же… – Верховцев сглотнул. – Умирали они не сразу. Как тот… ну…
Болдин посмотрел на майора, вздохнул.
– Вот как?
– А потом бомбардировка… Молотили так, будто не нас искали, а поле перепахивали.
– Это как раз объяснимо. – Генерал снова сел, поднял китель Верховцева, вернул ему. – Спасибо, Владимир Филиппович. Простите мне мою горячность… Я до последнего надеялся, что мы нарвались на какую-нибудь фашистскую разведгруппу. Десант, в конце концов. Но, видимо…
Он замолчал.
– Иван Васильевич… – Верховцев подсел рядом. – Мы с вами давно по окопам…
– Да уж, – Болдин усмехнулся. – Чего б хорошего, а окопной пыли мы с вами наглотались. Если бы не тот случай, быть бы вам полковником, а то и генералом…
– Я помню, – Верховцев махнул рукой. – Еще успею, если опять глупостей не наделаю. Я не про то хотел поговорить. Мы с вами давно вместе воюем…
– И что интересно, все время с немцем, – пробормотал генерал.
Верховцев сбился.
– Говорите-говорите, Владимир Филиппович, – кивнул Болдин.
– Я не понимаю, с чем мы имеем дело. Что это? Откуда? Спецвойска абвера?
– Да, – просто ответил генерал. – Именно так. Спецвойска. Хотя я и сам до конца не понимаю. Особенно тот случай, ну, вы понимаете… с полицаем этим.
Верховцев поежился.
– Конечно, этому есть объяснение. Правда, лежит оно в области совершенно несерьезной. Увы. Так что давайте будем считать, что мы имеем дело с новым оружием, вооружением, подготовкой. И солдатам надо донести то же самое. Новые, скрытые средства защиты… Ну, какие-нибудь бронекителя. Или бронежилеты. Не знаю. Меня не это тревожит… Понимаете, Владимир Филиппович, когда перед вами противник, вы, так или иначе, имеете возможность с ним справиться. Может быть, большими жертвами, может быть, потребуется новое оружие, может быть, в конце концов, гранатами закидать! Но в этом и есть главная трудность… Противника надо увидеть! А судя по тому, как близко их подпустили караульные, это и есть основа боевой мощи нашего врага. Кто первым открыл огонь? Каким образом их обнаружили?
– Тревога поднялась от лазарета. Часовой…
– Жив?
Верховцев покачал головой.
– Погиб. Я его видел. В горло одному из этих… вцепился. Да так и умер…
– Герой.
Они замолчали.
– А где, говорите, он стоял? – встрепенулся Болдин.
– У лазарета.
– А зашли они с юга?
– Так точно.
Болдин встал, прошелся. Помахал руками, стряхивая с себя остатки сна, усталости.
– Эх, чайку бы!
– Я думаю это можно организовать.
– Бросьте. Сначала накормить солдат! И через полтора часа собирайте ко мне офицеров.
Верховцев поднялся, но Болдин его остановил:
– Что по нашему немцу?
Майор досадливо крякнул.
– Молчит, курва… Не могу я, Иван Васильевич, не по моим зубам орешек. Угроблю его только. И так видно, что душа едва держится.
– Ладно, форсированные допросы прекратить. Идите…
Болдин остался один. Невдалеке маячили фигуры охраны. Усталые, небритые бойцы зло зыркали по сторонам.
– Чертов полковник, – пробормотал Болдин. – Чертов полковник. – А потом добавил: – Нет ничего случайного.
88
Это было в гостях. У кого, Болдин уже и не помнил. Звучала музыка, звенела посуда, голоса сливались в один сплошной гул. Огромная квартира была наполнена людьми. Многие были в форме. Скрипели сапоги. Щебетали женщины. Болдин стоял посреди всего этого, чувствуя себя совершенно не в своей тарелке. Ему было душно. Он обратил внимание на молодого офицера. Тот стоял в сторонке, особнячком, мешал ложечкой чай и растерянно улыбался.
«Тоже не знает, куда себя девать, – с симпатией подумал Болдин. – Видно, что боевой…»
Подошел Мехлис.
– А! Иван Васильевич! Удивительный вечер, не правда ли?
– Так точно, товарищ нарком!
– Вот какие вы, профессиональные военные, все-таки формалисты. Ни шагу вправо, ни шагу влево.
– Нам иначе никак нельзя. Слишком большая ответственность, – Болдин позволил себе немного улыбнуться. С начальством он никогда не заискивал, но и до панибратства не доходил. И то и другое ничем хорошим не кончалось.
– Тут вы правы, конечно, но все же тут я просто Лев Захарович. Я даже не хозяин этой удивительной квартиры. Один из гостей, такой же как и вы. – Он повернулся к женщине, которая подошла вместе с ним: – Вот, Леночка, познакомься. Иван Васильевич Болдин. Замечательный человек и прекрасный генерал.
Болдин протянул женщине руку.
– Ваш муж меня слишком высоко ценит…
Он знал, что ласковые слова Мехлиса стоят немного. Лев Захарович обладал истинно иудиным даром. Его поцелуй часто заканчивался казнью.
– Нет-нет, – у нее был приятный бархатный голос. – Левушка всегда говорит то, что думает. Очень хорошо, что вы здесь оказались.
– Ну, я-то тут случайно…
– Нет ничего случайного, – повторил, со значением подняв палец вверх, свою любимую присказку Мехлис. – Все подчинено закономерности развития межчеловеческих отношений.
– Ох, боже мой! – Елена Андреевна всплеснула руками. – Левушка! Ты снова об этом!
– Ну, – нарком развел руками, – ты же знаешь, дорогая, такое у меня хобби.
– Тогда я лучше пойду. Там Инесса будет рассказывать, – она шутливо понизила голос, – о новых платьях!
Елена Андреевна улыбнулась генералу и исчезла.
– Вот так, – Мехлис усмехнулся. – Вопрос одежды для женщин священней интересов мужа.
Иван Васильевич не нашелся что ответить.
– Я хотел с вами поговорить… – Нарком отвел Болдина в сторону.
– О чем же?
– О закономерностях, – непонятно ответил Лев Захарович. – Ну, вы в бога верите?
Болдин подумал, что Мехлис задает этот вопрос при каждой их встрече, словно от ответа зависело что-то для него, Болдина, важное.
– Нет, Лев Захарович. Я коммунист.
– Вот и я коммунист, – странно ответил Мехлис. – А люди, жившие до нашей материалистической эпохи, верили в бога. – Он помолчал и еще более странно добавил: – Все.
– И сейчас многие верят, – осторожно сказал Болдин.
Мехлис отмахнулся:
– Во что они там верят? Ерунда. Вот раньше люди верили! А знаете, что такое бог?
– Н-нет… – Болдин не любил такие разговоры. Они выглядели нелепо, словно два муравья обсуждают бегущие по небу облака, сравнивая их с большими сытными гусеницами.
– А бог и есть вот это самое. Закономерность развития межчеловеческих отношений. Огромная и сложная математическая модель, которую когда-нибудь просчитают ученые. И тогда наука познает все на свете! Представляете?
– Если честно, с трудом.
Мехлис засмеялся и махнул рукой.
– А я так и вообще не представляю.
– Лев Захарович, вы меня ставите в тупик, – честно сказал Болдин.
Нарком радостно засмеялся.
– Мне очень нравится ваша прямолинейность, генерал. Это хорошее качество для военного. Помните наши с вами беседы?
«Беседы» Болдин помнил очень хорошо. Прежде всего потому, что слово «беседы» подходили этим встречам как корове седло. Более всего визиты генерала в кабинет наркома напоминали странные ритуалы, а иногда учебные игры, где надо было угадать туза из четырех перевернутых карт или еще какую-нибудь подобную ерунду. Долгое время на этих занятиях присутствовал Тухачевский. И когда Болдин терпел неудачу, маршал, облизнув неприятные алые вурдалачьи губы, с легким презрением выполнял задачу. С неизменно положительным результатом. И карты угадывал, все до единой. И спичку гасил чуть ли не взглядом. Хотя Болдин предполагал тут какое-то мошенничество, благо с шулерами за одним столом сиживал еще в Первую мировую.