— Лопаты зачем? — удивился Егор.
— Заодно жену вашу выроем, — бодро пояснил господин Шульц. — Неужели вам не интересно посмотреть, что от нее осталось?!
— Ну, интересно, конечно… — неуверенно пробормотал Егор.
…На кладбище и днем-то иной раз страх заберет, что ж тогда говорить о безлунной ночи. Тут еще и дождь напористый зарядил. Пока по деревне шли, вроде нормально было. Собаки во дворах брешут, окошки в домах светятся. А как за околицу вышли, где темень непроглядная началась, Егор совсем духом пал. Идет за энергичным господином Шульцем, ногой за ногу цепляет… Еще и филин, зараза, вдруг заухал! (У Егора аж внутри все оборвалось от этого уханья.) Вскоре прохладой повеяло от речки Кашинки, значит, и пути всего ничего осталось… Наконец пришли. Сразу и дождь перестал. И ветер стих. Ни одна веточка на деревьях не шелохнется. Тишина стоит. Жуткая.
Нашли они Варину могилу и за работу дружно взялись. И часу не прошло, лопаты стукнулись о крышку гроба. Вытащили они его кое-как из могилы; гроб хороший, дубовый, нисколько в земле не попортился, только что обивка матерчатая сгнила. Подцепил Егор крышку топором, она и отскочила. И перед ними предстала мертвая Варя. Глядит Егор на свою бывшую жену во все глаза, кажется, нисколько она за десять лет лежания в земле не переменилась. Даже как будто похорошела.
А господин Шульц прямо в мертвое лицо фонариком посветил.
— Ничего себе, — присвистнул удивленно. — Это же Луиза Дюваль, та самая француженка, которую Иван Сергеевич насмерть засек.
— Что-то вы, господин Шульц, путаете, — занервничал Егор. — Это моя первая супруга. Варя.
Господин Шульц, как обычно, надолго задумался, а потом и говорит:
— А-а, теперь мне все понятно. Ваша жена — фантом. На самом деле она умерла в прошлом веке. Поздравляю вас, Егор, вы жили с фантомом. А я еще думаю, чего это она так хорошо сохранилась… Ну-ка, подержите фонарик, — деловито приказал господин Шульц и, отдав вконец обалдевшему Егору фонарь, полез в свой саквояж.
Только теперь Егор заметил, что живот у Вари вздутый, как у беременной. Господин Шулыц достал из саквояжа блестящий скальпель и, воткнув его в Варин живот, разрезал вместе с саваном.
И тут… и тут… Егор даже не понял сразу, что же случилось. Какой-то противный визг ударил по ушам, а в нос пахнуло зловонием, и что-то склизкое, кровавое, мохнатое стремительно вырвалось из Вариного живота (Егору с испугу показалось, что это была обезьяна. Макака.) и понеслось прочь!
— Лови!.. Лови!.. — азартно закричал господин Шульц.
Да куда там! Уродец, что твой резвый жеребец, заскакал через могилы. Только его и видели.
Господин Шульц пришел в сильнейшее возбуждение.
— Так я и знал! — радостно потирал он руки. — Так я и знал!! Какое блестящее подтверждение моих исследований! Ну, теперь держитесь, господа антропологи! Это, пожалуй, Нобелевской пахнет!
Егор растерянно молчал.
— Как вы думаете, Егор, кто это такой? — весело глянул господин Шульц.
— Ну… не знаю… сынок, наверное, мой.
— Ха! сынок! Ничего себе — сынок!! Самый настоящий скунс!!
— Кто?.. кто?..
— Зверек такой, — уже несколько поспокойнее сказал господин Шульц. — Он водится в Северной Америке и по виду напоминает нашего хорька. Дело не в нем. Я взял примерное название, чтобы как-то обозначить явление. Кто же это на самом деле, практически неизвестно. Лично я предполагаю здесь внеземное происхождение. — Господин Шульц закурил. — Таинственные крошечные особи забираются в умерших молодых женщин и там развиваются до взрослого состояния. Женское чрево для них наиболее подходящая питательная среда. Внешне все напоминает беременность и длится тоже где-то около девяти месяцев. Когда созревание заканчивается, скунс прогрызает живот покойницы и вылезает наружу. Надо сказать, что они очень ловко научились приспосабливаться в человеческом обществе, и их практически невозможно выявить. Впрочем, все скунсы имеют маленький рост и обладают злобным характером…
Егор насторожился. Ему вдруг показалось, что из Вариной могилы донесся какой-то подозрительный шум. Он тотчас посветил туда фонариком и — глазам своим не поверил…
— Господин Шульц, — сдавленно шепчет. — Глядите…
А господин Шульц уже и сам видит.
— Да-а-а, — тянет с придыханием.
Дело в том, что в размер Вариной могилы — зияет дыра. А в этой дыре, далеко внизу, земля виднеется. Ощущение такое, будто с громадной высоты смотришь. Как с самолета. (Егор однажды летал к теще в Таганрог.) И по всей неведомой поверхности, насколько глаз хватает, яркие костры горят. Костры, костры… миллионы костров!.. Черный дым клочьями к небу поднимается (где Егор с господином Шульцем сидят). А вместе с дымом летят человеческие вопли, вскрики, всхлипы… Прямо один сплошной стон несется из могилы. И с такой болью… с такой болью… Сидят Егор с господином Шульцем, пошевелиться не могут. Оторопь взяла. А из-за ближайших крестов скунс снова появился. Уже в каком-то рванье и кирзовых сапогах. Подкрался тихонечко и господина Шульца в могилу сапогом спихнул. А затем и Егора.
Очнулся Егор в подземелье. Тусклые лампочки по стенам светят, вода в отдалении капает: кап-кап, кап-кап… гулко так звук разносится. Радом господин Шульц сидит. Живой и невредимый.
— Господин Шульц, — спрашивает Егор, — это где же мы с вами теперь находимся? В Аду, что ли?!.
— Не думаю, — отвечает господин Шульц. — Видите, рельсы по шпалам проложены.
Глянул Егор себе под ноги, точно, рельсы…
— Может, это тогда метро? — предполагает.
— Для метро тоннель слишком узкий, — говорит господин Шульц. — Вагоны не пройдут.
— Как же мы тут очутились, — чешет затылок Егор.
— Черт его знает, — чешет свою подпалину господин Шульц. — Но надо, по-моему, выбираться отсюда поскорее.
С этими словами он, быстро вскочив на ноги, пошел по тоннелю. Егор, конечно, за ним.
— И чего это с нами приключилось, — продолжает недоумевать Егор по дороге. — А, господин Шульц?!
— Понятия не имею.
— Может, и вправду Ад видали?..
— Вряд ли, — с сомнением качает головой господин Шульц. — Мне вообще кажется, что это обыкновенная галлюцинация, вызванная психоэнергетикой, исходящей от вашей мертвой жены. Вернее, от фантома. Я слыхал о таких штучках.
— Да, но тогда… — начал было Егор и тут же поперхнулся. Рельсы внезапно котились, тоннель раздвинулся, и они очутились в огромном сводчатом помещении, пол которого был буквально завален… трупами.
— Скорей назад! — закричал господин Шульц и первым бросился бежать, перескакивая через две шпалы на третью. — Это тот самый тайник, — на ходу объяснил он Егору. — Помните, я вам рассказывал… Куда чекисты убитых прятали…
Вдруг из-за поворота показались какие-то люди.
— Стоять! — грозно приказали они. — А то счас постреляем, как цыплят!
И сразу же начали стрелять: бах! бах! бах!.. Пули мимо Егорова уха: фьють! фьють! фьють!.. Ну, естественно, замерли Егор с господином Шульцем на месте. А куда деваться?.. Вперед — убьют! Назад — тупик с мертвецами… Неизвестные с профессиональной ловкостью вывернули им карманы, забрали у господина Шульца так ему и не понадобившийся «кольт 45» и, больно скрутив пленникам руки, а заодно плотно завязав глаза, быстро повели. Сначала в гору, потом под гору, потом поехали (скорее всего, на дрезине), потом приехали; лестницы крутые пошли, разговоры, запах махорки, хлопанье многочисленных дверей… Наконец повязки с глаз сняли (руки связанными оставили); смотрит Егор: большая комната со столом. А на столе сидит хмурый карлик с лицом, как кусок вареного мяса. В углу рта папироса дымится.
— Да это же наш скунс, — шепчет Егору господин Шульц. Пригляделся Егор, действительно, вроде он.
Тут дверь в комнату отворилась, и на пороге появился здоровенный детина в папахе и с винтовкой.
— Товарищ Драченко, — докладывает, — кулаков из райцентра привезли. Куда их девать? Подвалы все забиты.
— Чем забиты? — спрашивает скунс.
— Монахинями.
— К стенке их!
— Кого — их? — не понял детина.
— Монахинь.
— А кулаков в подвалы?
— Нет, — сказал скунс, — тоже к стенке.
— А в подвалы кого? — снова не понял детина.
— Никого. Всех к стенке!.. А в подвалы — реквизированный картофель.
— И этих двоих тоже к стенке? — показал детина винтовкой в сторону Егора и господина Шульца.
— Двоих? — слегка удивился скунс. — Ну-ка, дай я на них погляжу.
Поглядел. Пристально так. Сначала на Егора, потом на господина Шульца.
— Да, — кивает, — этих тоже.
И Егора с господином Шульцем провели недлинным коридором во внутренний дворик, поставили у кирпичной стены. И — расстреляли.
Снова очнулся Егор. На сей раз в стеклянном гробу. «Неужели чекисты по-христиански схоронили», — поразился он и огляделся. Вокруг была небольшая комнатка, сплошь увешанная красивыми коврами. Даже на потолке был ковер. Вылез Егор из своего гроба и сразу же увидел… Варю. Живую. Она стояла с распущенными волосами и в длинном полупрозрачном платье. Егор так и ахнул от удивления. И Варя тоже ахнула. Егор по лицу ладонью провел. И Варя провела. Егор насторожился. И Варя насторожилась. Егор ногой топнул! И Варя топнула! Вот тут-то до Егора и дошло, что он и есть Варя! И что перед ним обыкновенное зеркало. Прошелся Егор по комнате туда-сюда. Странное состояние. Груди вперед тянут, зад назад. Чудно, одним словом! Не успел он как следует свыкнуться со своим новым положением, как раздался осторожный стук в маленькую дверь. И послышался голос, очень знакомый.
— Мадемуазель Дюваль, — промурлыкал голос, что твой кот, — позвольте войти. Это я, Иван Сергеевич.
— Ну входи, — говорит Егор, а сам своему бабьему голосу дивится.
Дверца тотчас отворилась, и в комнату вошел… господин Шульц в старинных одеждах. А может, его фантом (Егор уже основательно во всем запутался). Подойдя к Егору, вернее, к Варе, а еще вернее, к мадемуазель Дюваль, Иван Сергеевич галантно поцеловал у нее ручку.