– Если я выступлю с таким заявлением, мне никто не поверит. Если мне вообще дадут выступить перед народом. У меня давно нет никакой власти. Понимаешь, Вера, я дурак. Пока я гнался за своей мечтой, я упустил все остальное из виду. Вечность не подарила мне время, а наоборот – украла его. Став бессмертным, я работал с еще большей одержимостью. Распустил врачей, ни о чем не беспокоился. И упустил момент, когда у Нади запустился процесс старения. Не знаю, куда я смотрел, но я успел лишь на ее похороны. Это было пятьдесят лет назад. Мой траур продолжался больше четверти века, и я с трудом вернулся к людям. Но к тому моменту Сентябрина воспользовалась шансом и прибрала к рукам всю власть. Я попытался открыть глаза на правду о сыворотке, но члены совета безопасности встали на сторону нового лидера. Они испугались, что, если общественность узнает про смертность Вечных, начнутся волнения. Тогда-то и возвели стену на границе. А когда я попытался открыть рот, мне его быстро заткнули. Сентябрина настояла на том, чтобы о смерти Нади никто не узнал. И вот я притворяюсь, что моя жена все еще жива.
– Так вот почему Надежда вдруг решила вести уединенный образ жизни? – спросила Вера.
Канцлер хмыкнул.
– Надя никогда не любила шумиху вокруг себя, так что врать было не так уж и сложно. Она трудилась не меньше меня, но делала это иначе. Она не гналась за высокими идеалами, а довольствовалась реальной помощью обычным людям.
– Как тот проект по термообработке биоотходов? – вспомнила Вера.
– Да. Надя ездила во второй округ и помогала людям. По ее проектам были построены четыре больницы, реформированы пятнадцать школ, она финансировала приюты и помогала Вечным усыновлять детей.
Вера метнула вопросительный взгляд к Аарону.
– Это Надя нашла меня и привезла в первый округ.
– Она стала твоей приемной мамой? – предположила Вера. Вот откуда его острая потребность защищать смертных.
– Нет, – мотнул он головой, и лицо его стало мрачным.
Вера удивилась, она была уверена в своей догадке. Родство с Канцлером и Надеждой многое бы объяснило в поведении Аарона.
– Но мы были близки. Она занимает особое место в моем сердце, – добавил он, вновь смягчившись.
Вера отпустила руки Аарона и села напротив Канцлера. На ее плечах лежал невидимый груз, который давил со страшной силой. И вдруг к сложной мозаике добавилась еще одна деталь. Жена Канцлера умерла пятьдесят лет назад. Тогда же основали Первый экспериментальный центр, акт доброй воли по отношению к зоне… Только детей привозили не для того, чтобы дать им шанс на лучшее будущее, а для того, чтобы Мирослава могла проводить над ними опыты. Она искала способ исправить ошибку в первой сыворотке. А Сати помогала ей. Пока не решила, что Вечность должна погибнуть. Аарон был с ней заодно, а раз они сейчас сидели с Канцлером, то и он разделял их мнение.
Вера подняла глаза на Канцлера.
– Вы тоже готовы умереть?
– Ты была во втором округе и знаешь, в каких условиях живут смертные, – сказал Канцлер. – И ты знаешь, что Вечные виноваты в этом. Я виноват в этом.
Вера закрыла лицо ладонями, сделала два глубоких вдоха, опустила руки и встала.
– Я сыта по горло этой ерундой про самопожертвование, – твердо сказала она. – Вечные не могут быть настолько плохими, как вы говорите. Взять хотя бы вас двоих и Надежду. До людей можно достучаться. Я верю в это. Аарон же смог! Но для этого нужно жить!
– Ты слишком хорошего мнения о людях, – грустно улыбнулся Канцлер.
– Ну извините, такая уж я выросла! – воскликнула Вера. – Я не могу согласиться с вашим планом ничего не делать и просто ждать, когда вымрут все Вечные!
Со второго этажа донеслось странное шипение. Или это был чей-то голос? Вера вскинула голову и посмотрела на лестницу. По спине пробежали мурашки.
– Кто там? – спросила она, ни к кому не обращаясь.
Аарон с Канцлером переглянулись. Канцлер пожал плечами. Не дожидаясь ответа, Вера пошла по лестнице. Она чертовски устала от всех этих гляделок и таинственности. Уже на середине лестницы она смогла разглядеть на втором этаже три двери. Одна из них была приоткрыта, именно из-за нее доносилось шипение. Подойдя к двери, Вера наконец смогла разобрать невнятный лепет.
– Вера, Вера, Вера, – повторял кто-то осипшим голосом.
Ей стал дурно. Пульс настолько замедлился, что, кажется, совсем остановился. Она дотронулась до двери, распахнула ее и отпрянула, не веря своим глазам. Дрожащими пальцами зажала рот, чтобы не закричать. Прямо перед ней, на большой кровати, накрытая одеялом из разноцветных лоскутов, лежала женщина. Она была хрупкой, сквозь кожу просвечивали вены и кости. Волосы практически выпали. Как и брови. Щеки ввалились. Открыв белесые глаза, Сати уставилась на Веру.
– Моя кызым.
Вера не могла пошевелиться. Неужели эта маленькая фигурка, напоминавшая высохшую египетскую мумию, на самом деле принадлежала Сати? Это должна была быть она. Никто, кроме Сати, не называл ее кызым. Глаза и нос защипало. Вера быстро заморгала и потерла рукавом нос. Сати протянула к ней дрожащую руку, на которой была видна каждая косточка. Вера, чувствуя ужас и панику, прижала ладони к животу.
Сати была одной из первых Вечных. И она умирала. Злость, обида и разочарование из-за предательства останутся с Верой навсегда, а вот возможности последний раз поговорить с человеком, которого она любила и считала самым важным в жизни, больше не представится. Сжав кулаки, Вера нетвердой походкой приблизилась и села на край кровати.
– Как вы себя чувствуете? – спросила она.
– Я не думала, что умирать так мучительно больно, – ответила Сати.
Когда-то полные губы иссохли, открыв пожелтевшие и потрескавшиеся зубы. Вера отвела взгляд. Она не хотела, чтобы Сати осталась в ее памяти такой.
– Вера, я должна перед тобой извиниться, – продолжила Сати. Она протянула дрожащую ладонь, но до Веры так и не дотронулась и сложила руки поверх одеяла. – Я совершила непростительную ошибку. Я услышала, как ты кричала внизу.
– Я не понимаю, как вы могли скрывать это от меня. Как вы – вы! – вообще стали помогать Мирославе? Вы же так любите детей.
– Много лет назад я была лаборанткой у Мирославы. Мне нравилось работать в Геноме и заниматься наукой, но я постоянно чувствовала потребность разговаривать не с пробирками, а с реальными людьми. Когда я захотела уволиться, Мирослава предложила мне место в ПЭЦ. Я думала, это будет здорово, заниматься с детьми, да еще и ради того, чтобы спасти Вечность.
Сати сделала паузу, ее взгляд расфокусировался, а грудь на пару мгновений прекратила опускаться и подниматься. Вера схватила хрупкую руку и чуть не вскрикнула от ужаса. Кости под ее пальцами захрустели, но, кажется, не сломались. Сати вздрогнула и вновь заговорила:
– Только тогда я не сразу догадалась, что все обернется такой пыткой для детей. – Сати побледнела еще больше. – Мирослава хотела получить результат как можно скорее. Только выведет новую формулу – сразу требовала малыша. Вера, того, что я видела, я не пожелаю никому на свете. Я искала отговорки и оттягивала разные стадии испытаний. Но Сентябрина дала Мирославе карт-бланш. Я хотела отказаться от работы, но в конечном счете передумала. Кто знает, какого живодера вместо меня приставили бы к детям.
Вера содрогнулась, вспомнив кадр из видеозаписи. Если Сати считает это меньшим из двух зол, то лучше даже не представлять, на что еще была готова пойти Мирослава.
– Поэтому я продолжала ездить во второй округ и подбирать детей, обещая их родителям, что это их единственный шанс на светлое будущее. Придумывая это вранье, я создала новую концепцию ПЭЦ, которая могла бы стать благом. – Сати улыбнулась, только это больше походило на оскал. – Желая искупить свои грехи перед погибшими детьми, я обещала себе спасти в десятки раз больше. Когда очередной эксперимент не удался, я предложила Канцлеру изменить назначение ПЭЦ. И он согласился. Вместе мы уговорили Сентябрину прикрыть неудачный проект новым.
Сати на секунду закрыла глаза, и Вера испугалась, что она больше никогда их не откроет. Пересилив страх, она вновь осторожно взяла Сати за руку. Слабые пальцы дернулись, но глаза остались закрыты.
– А потом появилась ты… – прошептала Сати. – Мирослава была уверена, что именно с твоей кровью ей удастся исправить ошибки первой сыворотки. И именно тогда, насмотревшись на страдания других, я решила спрятать тебя.
Подбородок Сати затрясся.
– Вы должны были мне рассказать… – Боль разрывала Верино сердце на части.
Сати тяжело сглотнула.
– Воды, – прохрипела она и повернула голову в сторону прикроватного столика, на котором стояла пластмассовая кружка с питьевым носиком.
Вера помогла Сати сделать два глотка. Тонкий ручеек стек с уголка губ по подбородку на впалую грудь. Вере было страшно и больно смотреть на Сати в таком состоянии. Она хотела запомнить ее светящейся, непогрешимой и полной жизненной энергии.
– Я боялась, что тебе будет сложно сделать выбор, – призналась Сати.
– Кто вам дал право решать за меня?
– Я не хотела, чтобы на твоих плечах лежала такая ответственность. Я ведь люблю тебя.
Это признание ощущалось как пощечина. Оно жгло и щипало щеки.
– Любите? – взвилась Вера.
С ней совершали ужасные, непозволительные вещи, и прикрывать это словом «любовь» было просто кощунством. Вера вскочила с кровати и выбежала из комнаты. Ей требовалось время, чтобы все осознать и начать снова мыслить трезво. Какой смысл кричать на умирающего человека? Легче ей от этого не станет. Оказавшись в коридоре, она бросилась вниз по лестнице к входной двери.
– Вера! – воскликнул Аарон.
Она не отреагировала, промчалась мимо и захлопнула за собой входную дверь. Вдохнула как можно глубже и побежала через лес мимо винтокрыла, подальше от правды, которая грозилась раздавить ее. Пульс зашкаливал, кровь шумела в висках. Только оказавшись у обрыва, Вера наконец остановилась.