— Ребенку нужно полноценное питание, красивые игрушки. А то вырастет мужланом, прямо как этот Миша.
— Антон вырастет человеком. Деньги забери.
— А ты все такая же красивая, — заявил Миша и улыбнулся.
— И сам уезжай.
— На ночь глядя?
Полина молча поставила на плиту сковороду, сначала нагрела и только затем плеснула растительного масла. Это не сковорода зашипела на Вадима, а обиженная женская душа. В этом возмущении не было ни кокетства, ни надежды. Яйца сердито зашкворчали. Они не хотели, чтобы их съел этот незваный гость.
— Неласковая ты, — невесело заметил Вадим.
— Поужинаешь, и спать, а завтра утром… — Полина махнула в сторону Москвы.
— А поговорить? Тебе я, может, и не нужен, а сыну как?
— Ты и сыну моему не нужен.
— Это не ты говоришь, а твоя обида за моего сына. Так нельзя. Вот вырастет Антошка, спросит, а где, мол, мой папка?
— Достал ты меня!
Полина переложила яичницу в тарелку, поставила перед Вадимом и хлеб ему в корзинке подала, а душу забрала с собой. Она постелила гостю и ушла к сыну, заперлась с ним в своей комнате. Не нужен Антошке такой отец. Полина сама поставит сына на ноги. А деньги Вадим пусть забирает, Антон и без них ни в чем не будет нуждаться.
Утром она проснулась от звонкого стука. Кто-то колол дрова у сарая. На часах половина шестого, даже она так рано не поднималась. Неужели Вадим перед отъездом решил доброе дело сделать?
Но Вадим как будто и не собирался никуда уезжать. Дрова он колол в одних брюках, с голым торсом, в тусклом свете фонаря под навесом между сараем и хлевом. Видно было, как перекатываются мышцы спины с каждым взмахом топора.
Сильный он мужчина, энергетика в нем завораживающая. Полина хотела бы жить с ним и вместе воспитывать сына. Но Вадим чужой и всегда будет таким. Не надо строить иллюзий, они потом дорого обходятся.
— А я вот решил с утра подзарядиться, — с гордостью за себя сказал Вадим.
— Антона разбудишь, — недовольно проговорила она.
— Ну да, не подумал. — Он воткнул топор в колоду, расправил грудь, распрямил плечи.
Не холодно ему на морозе.
— Пошли, я завтрак приготовлю, потом поедешь.
— Да я, в общем-то, не тороплюсь.
— Я тебя тороплю.
— Ну, чайку я бы, конечно, попил. И баньку можно погорячей. — Вадим наконец-то поежился и неторопливо побрел к дому.
— Дома баньку, с Варварой.
— Да не хочу я с ней!
Полина мотнула головой, поворачивая за ним. Все равно, какие у них там отношения. Не будет она больше яблоком раздора и Вадима себе не оставит.
Полина растопила печь, приготовила на плите завтрак, накормила Вадима и показала ему на дверь.
— А баньку? — подмигнув ей, спросил он.
— Я очень прошу тебя, уезжай, — тихо, но твердо сказала она.
— Между прочим, право имею. Пока Варвара мне жена.
Мама, конечно, поступила справедливо, завещав дом обеим дочерям, тем более что Варвара свою половину продавать на сторону не собиралась. Но подножку она подставить могла. Полина это понимала, поэтому и переживала.
— Варвара тебе жена, — сказала она. — Именно поэтому я сейчас и ухожу. А ты оставайся и имей свое право. Баню только не спали.
— И куда это ты? — осведомился Вадим.
— Да хоть бы к Мише. Он давно уже меня зовет.
— А ты?
— К тете Нелли пока пойду, у нее побуду.
— Не нужен тебе Миша, — в раздумье проговорил Вадим.
— Почему это?
— Я не хочу, чтобы он моего сына воспитывал.
— Я тоже много чего не хочу.
Полина покормила сына и принялась собираться в дорогу. Но Вадим права качать не стал, тепло попрощался с ней и с Антошкой, сел в машину и уехал.
А конверт с деньгами остался. Пересчитывать Полина не стала, но внутрь заглянула, а там сплошь пятитысячные купюры. По самым скромным подсчетам, тысяч сто. Для нее это целое состояние.
Деньги она Вадиму вернет. Когда-нибудь он приедет повидаться с сыном, тогда их и получит. А он никуда не денется, потому что признал Антошку и полюбил. Теперь его будет тянуть к сыну. Возможно, он даже оставит бесплодную Варвару и уйдет к Полине. Право на это у него есть.
А вот у Полины его не было. Она не могла надеяться на такой исход. Нельзя, подло желать родной сестре разлуки с мужем, даже если она и не заслужила счастья.
Полина вздрогнула. Она вдруг услышала шум за окнами, как будто машина к дому подъехала. Вдруг это Варвара за мужем прикатила? Попробуй доказать ей, что у Полины с Вадимом ничего не было! Она ведь накричать может, даже проклясть, в том числе и Антошку.
Но тревога оказалась напрасной. Машина действительно проехала, но где-то вдалеке. Не было Варвары, и Вадим не возвращался.
Полина успокоилась. Ее жизнь вернулась в прошлое утро. Сын, хозяйство, суета сует, такая же тихая, как морозный рассвет над озером.
А спустя неделю снова, как кость в горле, появился Миша. Опять с предложением руки и сердца. Полина могла бы проглотить эту кость и жить с ней если не в любви, то в согласии. Но не сумела она переступить через себя, отказала Мише. Раз уж решила жить без мужика, значит, так оно и будет. Миша страшно обиделся на нее, сказал, что больше уговаривать не станет и женится на своей Ларе. Полина благословила его и выставила за дверь.
Миша держался стойко, даже на Рождество не заглянул.
А на старый Новый год повалил снег, сыпало и мело всю ночь и утро. Только к обеду Полина смогла взяться за лопату. Откапывалась она до самого вечера, дорожку до бани расчистила уже по темноте. Можно было и раньше управиться, но Полина то и дело заглядывала в дом. Нельзя было оставлять Антошку надолго без присмотра.
Дверь в баню почему-то была открыта, замок куда-то подевался. Полина подумала о ружье, которое находилось дома, но любопытство оказалось сильнее осторожности. Она открыла дверь, миновала предбанник, зашла в парилку и там снова подумала о ружье. Но уже о другом. О том самом, стволы которого смотрели ей в глаза.
Ее держал на прицеле какой-то мужчина в зимнем охотничьем костюме. Глаза распахнуты от страха, ноздри расширены от горячечного дыхания, рот открыт. Среднего роста, худощавый. Даже теплая куртка с пуховой прокладкой не полнила его.
Разглядев Полину, он успокоился, опустил ружье. Страх исчез, а бледный вид остался. Да и трясти его не перестало. Холодно в бане, хотя и не морозно, как будто печь здесь утром топили.
Возможно, так оно и было. Пока сыпал снег, Полина не могла видеть дымок над баней. И Дружок в будке прятался, не чуял.
— Ты откуда такой взялся? — спросила она, разглядывая этого мужичка.
Страх его ушел, а глаза как были, так и оставались большими. Интересные глаза, глубокие, как серое ненастное небо. И ноздри от природы широкие, мясистые, а переносица тонкая, черты лица мелкие. Костюм добротный, хорошо утепленный, на ногах меховые унты. На верхнем полке лежал раскатанный спальный мешок, чуть пониже стоял рюкзак.
— Да вот заблудился, — ответил мужик, настороженно глядя на открытую дверь за спиной у Полины.
— Охотник ты, да?
— Думал, что охочусь, — сказал он.
— А не думал что?
— Не думал, что охотятся за мной.
— Кто охотится?
— Леший. Замело, закрутило. Смотрю, банька.
— Банька за оградой стояла. Замок где? Ты его прикладом сбил, да?
— Он где-то в снегу валяется. Ты уж извини, хозяйка.
— А в дом чего не постучал?
— Так не видно было дома. Да мне и здесь хорошо, — проговорил охотник.
— Хорошо-то хорошо. Домой чего не идешь?
— Да мне сейчас нельзя. Можно я тут у вас пару деньков перекантуюсь? Сухпай у меня есть. — Он шлепнул ладонью по рюкзаку, а затем кивком показал на печь. — Мне бы еще огоньку.
— Случилось что?
Полину тянуло домой, пора было глянуть на сына. Может, Антошка там уже слезы все выплакал, а она тут лясы точит непонятно с кем?
— Может, и случилось, но это чисто мои проблемы, — произнес мужчина и поморщился. — Зачем я буду впутывать вас в свои дела? Ты мне кров дай на пару дней. Я и заплатить могу!
Он полез в карман, но Полина его осадила. Это летом она могла послать любого бродягу куда подальше, а зимой обидеть путника — грех. Если он, конечно, не беглый каторжник. Этот тип на уголовника был похож меньше всего, запуганный, затравленный. И все же за ним неплохо было бы понаблюдать, прежде чем звать в дом.
— Платить не надо, а топить можно, — сказала Полина. — Где дрова, ты знаешь.
— Да, узнал уже.
Полина сходила в дом, переодела и накормила сына, вернула его в манеж и снова отправилась в баню. Из трубы уже вовсю валил дым, вкусно пахло сгорающей березой. Дружок с воинственным видом увязался за ней, но Полина за дверь его не впустила и с гостем знакомить не стала, чтобы этот охотник не чувствовал себя здесь как дома.
Мужчина сидел перед печкой на корточках, завороженно смотрел на огонь.
— Хорошая у вас банька, — сказал он, положив руку на холодные камни.
— Не жалуюсь.
— А меня Кирилл зовут.
Полина кивнула, назвалась, но брови так и не распрямила.
— Да ты не бойся, не обижу, — заявил он.
— Надеюсь.
— А если вдруг кто-то придет, будет меня спрашивать, не говори, что я здесь.
— Кто может спрашивать?
— Ну, люди… — Кирилл отвел глаза в сторону.
— Какие люди?
— Для тебя неопасные. Ты просто про меня ничего им не говори. Участковому можешь сказать. Хотя нет, не надо. Его можно купить.
— Наш участковый — честный человек.
Дядю Лешу она знала с детства. Как был он пятнадцать лет назад капитаном, так им и остался. Люди уважали его за справедливость, ценили за профессионализм.
— Значит, его можно купить за большие деньги. А у этих людей они есть.
— Ты меня пугаешь! — Полина разволновалась.
— Я же говорю, тебе бояться нечего. Если будешь держать язык за зубами.
Огонь в печи разгорался все сильней, камни нагревались, в бане становилось теплей.
— Я тебе покушать принесу, — сказала Полина.