— Темно было, — передразнил ее Хворостов. — А фамилия этого Германа?
— Не знаю.
— А Кирилла?
— Не спросила. Но я знаю фамилию Генки. Пономарь, Мулевич и Жарников.
— И где мне их по фамилиям искать?
— Ну, не знаю, может, в Твери. Жарникова убили, Мулевича машина сбила. Должны же быть какие-то сводки по происшествиям.
— Да уж, задала ты мне задачку!
Дядя Леша опустил руку на стол спокойно, но тяжело. Уцелевший орех попал под ладонь. Послышался треск, с которым он лопнул. Дядя Леша встрепенулся, удивленно глянул на расколотый орех, самодовольно улыбнулся. Хоть какая-то в жизни радость.
— Этот Герман мне угрожал. А у его водителя был пистолет.
— Он из него стрелял?
— Нет.
— Может, пневматический?
— Да нет, боевой.
— Не знаю, чем тебе помочь, — сказал дядя Леша и бросил в рот кусочек орехового ядрышка. — Справки-то мы, конечно, наведем, но если тебе охрана нужна, то с этим извини. Людей у меня нет.
— Да дело не в охране, — со вздохом проговорила Полина.
— А в чем?
— Если со мной что-то случится, будете знать, кого искать.
— Самой-то не смешно? Ничего с тобой не случится. В кино, это да, там такое бывает, а у нас нет. Заявление писать будешь?
— На кого?
— Вот и я думаю, что не надо. Но учти, я тебя не отговаривал! Напишешь — будем искать, нет — я все равно запрос сделаю. И знать будем. У тебя все?
— Нет, — неуверенно сказала Полина.
— Что такое?
— Я же говорю, Кирилл этот к озеру пошел по снегу, а Герман за ним. Вдруг он его догнал и убил? Сходить бы надо, посмотреть.
— Ружье у этого Кирилла было?
— Было.
— Ты слышала хоть один выстрел?
— Нет.
— Значит, ушел. В принципе, можно, конечно, сходить. — Хворостов пожал плечами. — Но ты же видишь, как валит. Следы все замело напрочь.
Полина согласно кивнула. Снег сыпал с утра. Как только Герман уехал, так и началось. В поселок она только к полудню смогла отправиться. Сама на лыжах, Антошку на саночки, так и добралась. Сынок сейчас у тети Нелли, вроде бы под присмотром, а душа болит.
— Да, я смотрела, плохо видно, — согласилась она.
Домой Полина вернулась в расстроенных чувствах, даже Дружка не приласкала, когда он подбежал. А ведь на него сейчас вся надежда. Зря только в участок ездила. Чем ей мог помочь дядя Леша? Охрану выставить? А где же он ее возьмет? Разве что чучело поставит.
Но охрана нашлась. Об этом Полина узнала вечером от Миши. Он прикатил к ней на своем тракторе и поставил его так, чтобы к воротам никто не мог подъехать.
— Принимай добровольную дружину! — сказал Миша.
Полина смотрела на него с удивлением и интересом. Заинтриговал ее Миша, не чувствовала она к нему обычной неприязни.
— Добровольный помощник участкового инспектора гвардии сержант запаса Кривопалов! — Он приложил правую ладонь под нижний срез шапки. — Буду тебя охранять!
— Ты серьезно?
— А когда я с тобой шутил? — Миша смотрел на нее в упор, сверху вниз, прямо в глаза.
Полина вдруг почувствовала себя льдиной, каким-то чудом оказавшейся над печной трубой. Не очень приятно было таять в тепле горького дыма, но и заледенеть не получалось.
— Ты ведь сказал, что больше сюда не придешь.
— Так не по своей же воле, а по распоряжению начальства. Ружье у тебя должно быть.
— Ну, хорошо.
Полина провела гостя в дом, встала к плите. Для себя она варила только кашу, а мужчине нужно мясо. Утиная тушенка у нее оставалась, хватало картошки и лука.
Она почистила картофель и заглянула в горницу. Миша стоял над манежем и показывал Антошке, как Баба-яга летает в своей ступе. Сынок улыбался беззубым ртом, глядел, как он машет руками, отталкивается воображаемой метлой.
Когда она зашла туда в следующий раз, Миша изображал гуся-лебедя, широко взмахивал руками-крыльями. Антошка зачарованно смотрел на него и даже тянул к нему руки, чтобы он взял его в полет. Ползунки были мокрые, но ребенок этого не замечал.
Пока Полина переодевала сына, Миша нажарил картошки. Ей осталось только слазить в погреб за огурчиками и капусткой. Наливочку она доставать не стала, но Миша этого как будто и не заметил.
— Могла бы сразу ко мне обратиться, — сказал он.
— Не могла.
— Почему?
— С тобой спокойней, когда ты по общественной линии. И при исполнении.
— Расскажи мне про этого Германа, — с важным видом изрек Миша и даже провел по щекам пальцами, как будто приглаживал бороду.
Ее у него уже давно не было. Выбрит он был до синевы и надушен одеколоном. Одежда чистая, опрятная. С Вадимом, конечно, не сравнить, но лучше что-то, чем ничего.
— А что рассказывать-то? Напугал он меня. Глаза холодные, неживые. Думала, душу выморозит.
— А мне можно холодные глаза? — спросил Миша.
Он сделал каменное лицо, посмотрел на Полину так тяжело, как только мог, но не напугал ее. Этот ухарь, конечно, мог сорваться с цепи, натворить бед, но не видела она в нем угрозы, во всяком случае сейчас.
— Не страшно, — сказала она и благодушно улыбнулась.
— Так я и убить не могу.
Полина поежилась, вспомнив, как смотрел на нее утренний гость.
— А Герман, значит, может?
— Ну, если он уже кого-то убил.
— Одного сам убил, другого машина сбила. И Кирилла ищут. Он по снегу ушел к озеру. Может, уже и убили его.
— А это уже не наши проблемы, — заявил Миша. — У меня за тебя голова болит. Ой как не нравится мне вся эта история.
— Мне тоже.
— Ружье где?
Полина принесла ружье. Миша взял его, преломил стволы, вынул и осмотрел патроны, удовлетворенно кивнул и решительно заявил:
— Сунется — убью!
Полина с благодарностью посмотрела на него. Сейчас она как никогда раньше нуждалась в крепком мужском плече.
— Выпьешь? — спросила Полина.
— Ну, если только чуть-чуть.
— А я много и не налью.
Миша с важным видом поднялся, вышел в сени, набросил тулуп, обулся, с ружьем наперевес вышел во двор, дошагал до бани, потом и до ворот. Он перекурил, вернулся, принял на грудь немного для сугрева, чуть погодя выпил еще. Взгляд его не осоловел, но замаслился. Полине пришлось убирать наливочку. Миша не возражал.
— Ты мне в горнице постели, у телевизора, — сказал он.
Полина кивнула, озадаченно глянула на него. Не мог он охранять ее, находясь у себя дома. Придется оставлять его до утра. Как бы он ночью комнатами не ошибся. Навалится будто ненароком, подомнет под себя, а ей такое счастье ни к чему.
— Что-то не так? — спросил Миша и внимательно глянул на нее.
— Да нет, просто подумала. Лара, наверное, изводится?
Ларка — баба вздорная, нахамить может и даже ударить. Полину она пока не трогала, но все к этому шло.
— Лара… — Миша хмыкнул. — Не любит она меня. Как и я ее.
— А живете вместе тогда чего?
— Да как живем? Через раз. С Бобылевым она таскается.
— Да когда это было!
Иван Викторович Бобылев — мужик немолодой, но видный. Вот Лара в него и влюбилась, чуть от жены не увела. Скандал был, весь поселок об этом судачил, а Ларке хоть бы хны. Потом она переключилась на совсем еще юного Ваську Шаликова, крутила с ним, пока он в армию не ушел. Уже после этого Ларка за Мишу взялась, причем основательно. Васька из армии вернулся, так она, говорят, и знать его не хочет.
— И было, и есть. Да мне от нее уже ничего не нужно. Так что если она вдруг придет, то гони ты ее в шею!
— Может, ты лучше сам с ней разберешься?
— Я с ней разбираться не буду. Я ее просто выгоню. Если ты примешь.
— Ее? — отшутилась Полина.
— Меня. — Миша смотрел на нее в упор, не разрешал увиливать от ответа.
— Так мы же с тобой говорили об этом. — Полина поморщилась от досады.
Спасибо, конечно, Мише за участие, но ничего не изменилось. Ей лучше без него, чем с ним.
— Но сейчас-то я тебе нужен?
— Я тебя не заставляю. Ты сам сюда пришел, добровольно.
— Тогда плесни еще чуть-чуть. — Миша на пальцах показал, сколько ему нужно наливочки.
При этом он, как показалось Полине, заставлял себя улыбнуться.
Она противиться не стала, отдала ему бутылку, постелила в горнице, а сама закрылась в своей комнате. Там Полина и уснула, рукой вцепившись в детскую кроватку. Она и хотела бы обнять самого Антошку, но опасалась задушить его во сне.
Ночью Антошка описался. Полина сменила пеленки, покормила его.
Миша спал в горнице. Не надо было прикладывать ухо к двери, чтобы услышать его храп.
Полину разбудил скрип снега за окном. Кто-то шел в сторону ворот. Она поднялась, открыла дверь. Миши в комнате не было.
Зато со двора донесся его голос.
— А ну стоять! — крикнул он, и тут же громыхнул выстрел. — Стой, сука!
Снова выстрелило ружье.
Полина схватила ребенка, прижала его к груди, встала спиной к окну. Если вдруг сюда прилетит пуля, то попадет она не в Антошку, а в нее.
Но стрелял только Миша, и оба раза в сторону бани. Потом он направился к срубу, шагал осторожно, с ружьем на изготовку. Антошка плакал, напуганный шумом. К тому времени как мать его успокоила, Миша добрался до бани.
Полина уложила ребенка и вышла к нему. Он стоял возле бани, у которой заканчивалась дорожка, расчищенная от снега, и светил фонариком на забор.
— На лыжах пришли, — сказал Миша, кивком показав в сторону озера.
На снегу действительно просматривалась лыжная колея, тянущаяся от забора до бани. Судя по этим следам, лыжник вышел сюда, но дальше пройти не смог, развернулся и убрался восвояси. Миша его вспугнул двумя выстрелами. Крови вроде бы не было. Значит, он не попал.
— А если это Кирилл был?
— Тогда почему он стрелял?
— А он стрелял?
— А это что? — Миша подвел Полину к амбару, посветил на стену. — Здесь где-то стукнуло, я слышал. Ну да. Вот!
Пуля вошла в бревно под углом, выбила из него щепку. Царапина была совсем свежая.
— С глушителем у него пистолет был, — сказал Миша.