Если кто-то увидит нас, то может неправильно истолковать…
– Ну что ж, попробуем…
– Нужна только сила? – спросила напоследок, хотя знала ответ, всё же мы вместе читали многие книги.
Мы должны быть…
«Крыльями одной бабочки…» – вспомнила я фразу на фларканском языке, который по своему обыкновению прятал суть за символизмом. Бабочка, насекомое, которое перерождается, полностью меняя свой внешний облик. Её ещё много веков назад считали символом души и вечности. Лишь благодаря Долорес, которая когда-то уже очень давно рассказывала мне об этом, я поняла истинный смысл написанного.
Быть крыльями одной бабочки. Бабочка означала душу. А значит… стать частью одной души? Но что именно это означает? Слишком многое означает одно лишь это слово.
– Да, только сила, – тем временем кивнул Моран. – Начинаем на счёт три, – прошептал див, будто не услышав. – Раз…
Что же значит одна душа. Я задумчиво засмотрелась на чужие светлые ресницы. Они были прекрасны.
– Дв… – едва сказал Люций, а у меня вырвалось:
– Ты мне нравишься.
Повисла гробовая тишина. Моран заткнулся, уставившись ошалело на меня, громко сглотнул, моргнул, а после неосознанно попятился, едва не упал. Рухнуть ему помешало лишь то, что, отпустив руку с совместной печати, я схватила его за талию.
– Я собиралась сказать… – Мысли запрыгали. Понимание, что я в чём-то ошиблась, свалилось на плечи. Я лишь вспомнила ту ночь около реки, когда выпила «Высвобождение света» и повторила сказанные тогда слова, пусть и немного иначе. – Не бери в голову, – отпуская его и прижимая руки к бёдрам, проговорила я. – Я имела в виду лишь то, что я рада той встрече много лет назад, когда мы были детьми.
На мгновение мышцы на лице Морана словно свело судорогой.
– Сара… – Люций накрыл лицо ладонью, мученически вздыхая. – Ты точно хочешь, чтобы я поседел.
– Ты и так беловолосый.
– Это вовсе не значит, что я не могу поседеть, – устало пробормотал он.
– Но почему вообще ты собрался поседеть? – совершенно не понимала логики его слов.
– Сара, я не собираюсь. – Его губ коснулась слабая улыбка. – Но ты, возможно, одна-единственная способна выбить у меня почву из-под ног всего лишь своей фразой. – Моран повернул лицо к статуе. – Давай завершим то, что начали.
Я покорно кивнула. Наши ладони вновь легли на печать, и пальцы встретились.
– Раз, два, – гораздо быстрее начал отсчёт Люций. – Три.
Моя сила теплом хлынула в магическую печать.
И Люций, и я обомлели в ожидании. Но всё оказалось тщетно – знак не отреагировал. Сила растворилась в пустоте, будто канув в бездну.
– Как считаешь, почему не удалось? – спросила я спустя несколько минут, когда мы уже сидели на полу у стены рядом со статуей. Опустившись прямо на камень, я подогнула под себя ноги. Последнее – неслыханное для меня дело, но я лишь неосознанно повторила за Люцием. А когда сделала, на попятную было идти поздно.
– Полагаю, мы что-то упустили, – отозвался Люций, растягивая слова. – Но ничего страшного. Так даже интереснее.
– Что именно? – повернула к нему голову. Мы потерпели неудачу, а голос Люция полнился энтузиазмом. В такие моменты я не знала, как толковать его поведение.
– Нам предстоит разгадать загадку, Сара. – Люций ослепительно улыбнулся, подтянув к себе ноги, он сложил обе руки на коленях и, прижав к ним голову, взирал на меня с такой искрящей хитринкой в серых глазах, что мне стало не по себе. – Это будет увлекательно.
Его голос эхом будто отразился от стен трофейной. Я же вспомнила занятие у тренировочной площадки.
– Почему именно со мной? – А следом пришёл в голову вопрос Натана: «Они хотят породниться?»
Сменившийся ответом Сильфы: «Ну такие слухи давно гуляют…»
– С тобой что? – повторил медленно Моран.
– Я не такой интересный друг. Даже наоборот. Вот та же Розали Ликорис…
Замолчала, заметив, как резко перекосило лицо Люция.
– При чём тут Розали? – прошептал негромко Моран, и следом его серьёзность сгладилась звонким смешком: – Знаешь, мы с Ликорис так дрались в детстве. Эта ненормальная, когда нам было по пять, укусила так сильно, что у меня до сих пор шрам, кажется, остался.
Было странно слушать о том, что Люций когда-то был настолько маленьким. Моё воспоминание, когда мы встретились на субботней ярмарке, было туманным и размытым. Оно запечатлелось яркими эмоциями, что я испытала в тот день. Но пятилетнего Морана я всё же представляла с трудом, а если получалось, то в голове представал образ, когда он напоминает скорее маленькую хрупкую девочку, дочку какой-нибудь благородной человеческой семьи, а не является ребёнком самого могущественного теневого ордена.
– Наверное, она для тебя как сестра, – смягчилась я, понимая, что всё сказанное Сильфой – бред. И почему оно только так меня взволновало?
Люций кивнул.
– Как и Фредерик для меня, – сглотнув, добавила я, тяжело втягивая воздух.
– Нет, не думаю.
– Что? – удивлённо оглянулась.
Тогда Люций повторил, медленно и вкрадчиво, специально говоря так, будто стараясь донести до меня каждое слово:
– Я не думаю, что мои взаимоотношения с Розали похожи на твои с Фредериком, Сара.
Я не нашлась, что ответить. Не хотелось и вовсе разговаривать о брате. Я знала, что прощу его и мы помиримся, но как раньше уже никогда не будет. В сердце поселилось сомнение, которое мало что способно заставить преодолеть.
Люций отвернулся, посмотрев в стену, и открыл бурдюк, делая большой глоток вина.
Смерив хмурым взглядом то, как Моран нарушает правила, я встала на ноги, безуспешно отряхивая светлую мантию от пыли. Пора было брать себя в руки.
– Почему ты сказал слово «кажется»? Когда упомянул про шрам? – спросила отвлечённо, прислушиваясь к своему дару и сразу предполагая: – Видимо, он находится в каком-то неудобном месте?
– А-а-а, да. На правой ягодице.
– Что? – Моя бровь подпрыгнула вверх.
– Ну да, она укусила меня за задницу. – Люций развёл руками, делая следом новый глоток из бурдюка. – Это стало практически нашей семейной байкой.
Я несколько раз моргнула, пытаясь осмыслить информацию. Люций же вновь улыбнулся, давая понять, что он только и ждал моего вопроса и теперь наслаждался замешательством. Может, Люций даже пошутил про укус. Но я не стала вновь идти у него на поводу.
Хмуро разглядывая теневого, проходясь взором по изящной линии шеи, смотря, как серебристые волосы ложатся ему на скулы, я предостерегла:
– Ты бы всё же перестал распивать вино в стенах Академии Снов. – Почти все сферы с соком глимы в трофейной светили слабо, за исключением той, которая находилась за моей спиной, отчего тень моей фигуры ложилась тёмным покрывалом на до сих пор сидящего на полу Люция.
– Сара Сорель, ты даже не представляешь, как я рад видеть, что ты переживаешь за меня.
– Я рада, что ты рад, – холодно парировала я, и в этот миг теневой див что-то заподозрил, замирая с поднесённым ко рту бурдюком, но было уже поздно. Одиночество больше не являлось нашей прерогативой. В помещение вошёл наставник, сжимая под мышкой книгу.
– Что здесь происходит? – совершенно безмятежным, но тем не менее таящим в себе власть голосом спросил Цецилий.
Сощурившись, не испытывая мук совести и сомнений, я произнесла абсолютную правду:
– Наставник, Люций распивает вино, нарушая правила.
Лицо Морана стало непередаваемым, отчего мне стало гораздо сложнее сохранить непредвзятый вид. Кажется, в этот миг я впервые отплатила Люцию его же монетой, и это было приятно и… даже забавно.
XIМорское путешествие
Он просит меня убить его, даже зная, что это не в моих силах. Я думаю, он просто в отчаянии.
Он выжил. Выжил, а теперь вновь находился на грани гибели во время плавания. По крайней мере, так заявил Самаэль, когда Айвен в последний раз с ним разговаривала. Но даже сейчас теневой див, похоже, продолжал бормотать себе под нос про то, что он готовится отправиться на тот свет. При этом див по-прежнему прижимал к себе заветный мешок с напитком, которого стало значительно меньше.
Айвен казалось, она сходит с ума, каждый раз видя Самаэля пьющим вино, а после – наклонившимся над фальшбортом и мучающимся от непрекращающейся морской болезни.
Это выглядело жалко. И в то же время казалось ненормальным упорство, с каким он возвращался на своё место и вновь хватался за вино. Если поначалу Айвен пыталась его остановить, то, встретив бурное сопротивление, сопровождающееся словами: «Иначе я точно выброшусь за борт», – дэва оставила всякие попытки вразумить своего попутчика. На второй день, сидя на смотанных на палубе канатах и подкрепляясь сэндвичем, она следила за происходящим с ничего не выражающим лицом.
Лишь порой, поднимая взгляд к облачному небу и смотря на море, покрытое поволокой тумана, она ненароком возносила молитву богам, прося их, чтобы это скорее закончилось. Но, ни на что не надеясь, она вскоре прекращала и прикрывала глаза, желая отгородиться от внешнего мира.
– Большей глупости в жизни не видел. – В какой-то момент подошёл к дэве человек. Он был помощником капитана, прихрамывал на правую ногу, а на щеке (весьма странное место по людским меркам) у него был запечатлён чернилами рисунок – крест с двумя перекладинами, символом Аркадиана. – Но в этот раз он хотя бы не приносит хлопот. Раньше мы его связывали, ведь однажды он упал за борт, еле вытащили.
Айвен глянула на него искоса. Она не слишком доверяла людям с Аркадиана. Они всегда преследовали свои цели. Никто бы не заговорил с ней ради праздной беседы.
Видимо, взгляд Айвен выдавал её мысли. И человек не стал ходить вокруг да около.
– Вы ведь страж? – спросил мужчина с особой интонацией. Даэвами звали всех из их народа, даже тех, кто никогда не тренировался, практически не имея врождённого дара, и, повзрослев, мало отличался от людей. Разве что прекрасной внешностью. Последнее послужило развитию определённой профессии на Аркадиане. Об этой стороне жизни Айвен старалась не размышлять.