Без сомнения, я находилась во сне. Оставалось понять, как из него выбраться? И возможно ли это вообще сделать с моими силами?
Я отвлеклась, когда крики из сторожки неожиданно затихли, и даже небо стало ясным и голубым, а у ног прямо на глазах вырастала сочная зелень.
– Сорель! Вот ты где! – послышался воодушёвленный голос Морана.
– Люций?! – Я резко обернулась со вспыхнувшей надеждой, и остановилась как вкопанная, изменившись в лице. Внутри меня рос ужас, заставляющий ошарашенно пятиться от даэва с влажной, блестящей кожей и мокрыми волосами, лежащими на его плечах. Люций выглядел таким, каким я его запомнила во время купания в пруду. Только в этот раз часть тела не была скрыта ни водой, ни одеждой.
И он шагал мне навстречу, приветливо махая рукой.
– Сара, ты куда?
– Не подходи ко мне! – Я знала, что передо мной иллюзия, но всё равно, развернувшись, помчалась от неё прочь. Но она не отставала, бежала следом, зовя меня голосом Морана. Я же опасалась даже оглянуться, боясь, что могу лишиться рассудка от невообразимости происходящего.
– Сорель, подожди меня! Я соскучился! Разве ты нет?
Я лишь припустила быстрее, пытаясь по тени понять, насколько иллюзия находилась далеко от меня. И в следующее мгновение врезалась в кого-то. Раздался знакомый вскрик. А я поняла, что ещё одного «Люция Морана» не выдержу.
– Это ещё что такое?! – раздалось ошарашенное.
Я открыла глаза, запоздало поняв, что зажмурилась. На земле сидела Айвен, смотря мне за спину. Её лицо помрачнело. Иллюзия почти настигла нас, когда дэва подняла руку и взмахнула, заставляя мир вокруг тускнеть. Пейзаж изменился, обратившись той пещерой, где мы попали в ловушку. Здесь имелось всё, что я успела заметить в гроте, за одним-единственным исключением: Чёрное зеркало исчезло. Но Светлое осталось на своём месте, вызывая внутри те же чувства, что и прежде.
– Мы не выбрались. Это отражение, – проговорила Айвен, поднимаясь на ноги и отряхивая ладони.
– Это лучше, чем было.
– Да уж, – не стала спорить Ларак. – Я мечтаю забыть то, что увидела.
– Давай договоримся никому об этом не рассказывать. Прошу. – Меня с запозданием накрывал всепоглощающий стыд.
– Ладно, – согласилась Айвен, громко вздыхая. Казалось, что она хочет спросить ещё что-то, но передумала, решив промолчать.
– Значит, ты можешь управлять этим сном. – Приступила к делу, смотря на серебристое зеркало. Оно чарующе мерцало, словно подзывая к себе. И эта вещь явно отличалась от той, по вине которой мы оказались в плену.
– Не думаю. Я пытаюсь разобраться, но это тяжело. – Айвен приблизилась к сияющему изделию. – Но что я поняла однозначно – во всём виновато то зеркало. Я чувствую, что во сне заперты не только мы с тобой. Нас много. Больше пяти десятков.
– Третий год… – проговорила я.
– Да.
– Они живы?
Ларак помедлив, кивнула.
– Это зеркало погружает кошмары своих жертв. Думаю, страх его подпитывает.
Страх… Меня вновь кинуло в холодный пот из-за воспоминаний о недавнем.
Я посмотрела на Айвен. Её зрачки были расширены.
– Что увидела ты? Можешь не говорить, если не хочешь.
– Свою мать.
Слова повисли в тишине пещеры, пронзаемой светлыми лучами, льющимися откуда-то сверху. Я подняла голову, видя, что часть потолка покрыта белёсым туманом. Я не желала знать, что скрывается за его молочной дымкой – подозревала, что пустота.
– Это зеркало не такое, как то, большое, – проговорила Айвен, протягивая руку к его поверхности. – Чувство, будто оно помогает, придаёт направление.
– Ты можешь отыскать остальных так же, как меня?
– Полагаю, да. Но их слишком много. Хотя Фредерика… Мне кажется, я смогу его найти. – Пальцы Ларак все же коснулись светло-серебряного стекла, по которому пошли круги словно на озёрной глади.
В этом месте, в ловушке сна, я ощущала себя беспомощной, в отличие от Айвен. Сновидения – её стихия. За годы знакомства я так практически и не узнала истинных способностей подруги. Она не любила разговаривать о том, что происходило в лаборатории её матери в подвалах обители Сорель, куда она спускалась столько времени, сколько я её знала. Иногда она возвращалась из того места такой же, как всегда, но нередко была подавлена. И теперь между её бровей пролегала морщинка, выдающая напряжение, которое она испытывала в течение всего времени нашего нахождения в гроте.
Когда мои пальцы коснулись её руки, она вздрогнула, а поверхность зеркала вдруг ожила и покрылась изморозью – ледяными бутонами, расцветающими по её краю. Пещера в отражении изменилась: в недрах огромной печи, возле которой стоял мужчина, ярко пылал жаркий огонь. Перед незнакомцем расположился огромный стол с подносом и выровненным на нём светлым песком, слой которого он увеличивал, черпая из высокой бочки рядом.
– Мастер Зеркал, о котором говорила Сильфа… Должно быть, это он, – шёпотом молвила я. Айвен прижала палец к губам, призывая к тишине. Ларак вглядывалась в поверхность и шевелила беззвучно губами – складывалось впечатление, будто она что-то слышала.
В отражении появилась женщина, примерно одного возраста с Мастером. Они поцеловались, на губах обоих появились улыбки, а их глаза светились любовью друг к другу. Эту пару захлёстывало счастье, от которого бежали мурашки по коже.
Поэтому, когда картина резко сменилась, волосы на голове встали дыбом.
Печь всё так же ярко пылала, на столе по-прежнему находился длинный и широкий поднос, только теперь на нём лежала та женщина с прикрытыми веками и посеревшей кожей – она была мертва. И в следующую секунду мужчина, с видимым колебанием, слезами, катящимися по его щекам, и покрывшимся морщинами лицом – утрата превратила его в старика, – закатил противень в огонь.
Пламя жадно облизало тело, отпрянуло и потом вновь бросилось к нему. Мастер закрыл дверцу, скрывая за ней огненное жерло. Но за мгновение до этого я могла поклясться, что в ярко-оранжевых лепестках была видна тень с четким силуэтом.
Я обернулась, будто могла увидеть позади происходящее в зеркале. Но там меня ждала лишь пустота. Никакого большого Чёрного зеркала, чей мрачный образ привиделся мне в пламени.
Когда я вновь посмотрела в отражение, то картина успела смениться: снова печь, снова Мастер, стоящий над подносом, на котором лежал ныне пепел. Мужчина склонился к бочке, зачерпнув песка, высыпал его на пепел сверху. Он продолжал ссыпать песок некоторое время, пока не оказалось достаточно, и вскоре противень вновь оказался в пламени.
И когда видение сменилось, мы увидели то самое зеркало, в чью зеркальную поверхность смотрели теперь, – оно сверкало девственной чистотой, словно ничего невиннее в мире не существовало. Незнакомец завис над стеклом, а с его лица капали слёзы, и каждый раз, когда его скорбь попадала на изделие, то оно вспыхивало, а солёная влага исчезала, будто растворяясь в созданном им творении.
Мастер Зеркал изготовил зеркало из праха своей жены.
Лицо Айвен побелело, губы были плотно сжаты. Выдыхала она сквозь зубы, крепко сцепив челюсть.
– Зеркало получилось не таким, как ожидалось. Оно хотело другое, но… – севшим голосом проронила Айвен.
Теперь мы видели отражение чужого дома и постель с лежащим на ней Мастером, возле которой стояли двое подростков – уже почти взрослые, мальчик и девочка с чёрными как смоль волосами, одного возраста, являющимися будто отражением друг друга. По чертам лица становилось понятно: это дети той женщины и испускающего последний дух мужчины.
И уже в следующем видении эти дети закатывали поднос в печь.
Айвен крепче сжала пальцы, стискивая мою ладонь.
В этот раз зеркала не вышло, получилась лишь мутная, бугристая поверхность. Но на этом всё не закончилось – картинки замельтешили с безумной быстротой, накрывая волной омерзения и ужаса. Тела одно за другим отправлялись в печь: дети, мужчины, женщины и старики. Им не было конца и края – и всё это время противень закатывали та девочка и мальчик со стеклянными безжизненными глазами, будто следуя чьему-то приказу.
Но каждый раз что-то было не так. Зеркала получались гораздо лучше – ровные, мерцающие своим таинственным светом, но… совершенно обычные. Совсем не такие, какими их желали создать. И это были те самые творения, которые мы видели в реальности на стойке и часть которых лежала разбитыми на полу.
Айвен отшатнулась, попятилась стремительно назад, оттягивая за собой и меня. Она бы упала, если бы моя рука не сжимала её.
– Это… о Боги. – Она присела на корточки, накрывая ладонями лицо и беззвучно плача. – Все люди, все эти люди. Поэтому город пустой! Оно высосало их до капли!
– То зеркало… – отозвалась я, понимая, что язык еле ворочается. Я была уверена, что всё верно поняла: то Чёрное зеркало, заключившее нас в плен, управляло теми детьми… И следующая догадка заставила что-то разбиться внутри меня, пробить пустоту и отсутствие эмоций, которое я так старалась в себе поддерживать. Перед глазами, будто наяву, предстали те сотни тел, закатываемые в печь, с прикрытыми глазами, но совершенно не изменившимся цветом кожи – их сжигали заживо, пока они пребывали во сне.
Пещера зарябила, в неё ударила волна света, снова и снова. Этот свет пульсациями исходил от моего тела – необузданный гнев и горечь заставили дар выйти из-под контроля. Тело охватил жар, словно меня саму лизали языки пламени.
– Сара! Сара! – Я очнулась, когда Айвен стала трясти меня – на её лице царила паника. – Нечисть! Оно нас почувствовало! – оглядываясь, воскликнула она. Её взор бродил по каменным стенам, которые разрушались прямо на глазах, растрескивались, как разбитое стекло. Вдруг её внимание остановилось на серебристом зеркале, дэва будто увидела в нём что-то доступное лишь ей одной. – Идём! – бросила она, потянув с собой. Мы прыгнули в зеркало, исчезая в его недрах, за мгновение до того, как пространство окончательно рассыпалось на мелкие осколки.