Вся подсобка была завалена бумагой и коробками, приготовленными на выброс. Я аккуратистом никогда не был, а Кэрин, владелица магазина, завела замысловатую систему ведения документации, разобраться в которой было под силу лишь ей самой. Когда Грейс впервые увидела бедлам в подсобке, она пришла в ужас. Коул же принялся задумчиво разглядывать канцелярский нож и стопку перехваченных резинкой закладок, пока я включал свет.
— Положи, где взял, — велел я.
Пока я готовился к открытию магазина, Коул повсюду таскался за мной по пятам, заложив руки за спину, как сорванец, которому строго-настрого приказали ничего не испортить. Он выглядел тут совершенно чужеродно, холеный дерзкий хищник, крадущийся между залитых солнцем стеллажей, которые рядом с ним выглядели грубой поделкой деревенского плотника. Интересно, он сознательно напускал на себя такой вид или это было побочное действие его самоощущения? А еще больше меня занимал вопрос, может ли человек подобного склада, пламенное солнце, жить в таком городке, как Мерси-Фоллз.
Я перехватил пристальный взгляд Коула и смутился. Потом открыл переднюю дверь, настроил кассу, включил музыку. Обстановка магазина едва ли была в его вкусе, но когда он стал оглядываться вокруг, меня охватила гордость. В это место было вложено немало моей души.
Внимание Коула привлекла застланная ковром лестница в дальней части магазина.
— Что там, наверху? — поинтересовался он.
— Поэзия и кое-какие специальные издания.
А также воспоминания о нас с Грейс, слишком пронзительные, чтобы переживать их заново в эту минуту.
Коул взял с полки какой-то женский романчик, рассеянно его пролистал и сунул обратно. Он пробыл здесь пять минут и уже маялся от скуки. Я взглянул на часы, узнать, сколько осталось до того момента, когда Кэрин придет меня сменить. Внезапно эти четыре часа показались очень долгими. Из каких филантропических побуждений я притащил сюда Коула?
И тут, отвернувшись к кассе, я краем глаза кое-что заметил. Это был один из тех мимолетных взглядов, когда впоследствии изумляешься: как много, оказывается, ты успел ухватить за единственный миг. Один из тех взглядов, когда вместо ожидаемой, ничего не значащей картинки получаешь моментальный снимок, намертво врезающийся в память. Это была Эми Брисбен, которая как раз в эту секунду проходила мимо нашей витрины к себе в студию. Одной рукой она придерживала ремешок сумочки, переброшенный через плечо, как будто опасалась, что та в любой миг может съехать. На ней был светлый газовый шарф, а на лице застыло отсутствующее выражение, какое принимают, когда хотят стать незаметной. По этому выражению я немедленно понял: она слышала про девушку, которую нашли в лесу, и теперь гадает, не Грейс ли это.
Я обязан был сказать ей, что это не ее дочь.
Вот только крови мне Брисбены попортили немало. Я прекрасно помнил, как Льюис Брисбен влепил мне оплеуху в больнице. Как меня посреди ночи вышвырнули из их дома. Как мне запретили видеться с Грейс, потому что им вдруг взбрело в голову изображать из себя заботливых родителей. Они лишили меня того немногого, что еще оставалось.
Но у Эми Брисбен было такое лицо… оно все еще стояло у меня перед глазами, хотя она уже прошла своей чеканной походкой мимо магазина.
Они пытались убедить Грейс, что я — мимолетное увлечение.
Я грохнул кулаком по ладони, потом еще и еще раз. Меня разрывало на части. Коул внимательно наблюдал за мной.
Это отсутствующее выражение… в последнее время у меня самого было точно такое же.
Они испортили ей последние дни, когда она еще оставалась человеком, еще была Грейс. А произошло это из-за меня.
Это было невыносимо. Я понимал, чего хочу, и осознавал, что в такой ситуации было бы правильным. Так вот, мои желания никак не могли быть отнесены к разряду правильных, и меня это мучило.
— Коул, — сказал я, — присмотри за магазином.
Коул обернулся, вскинув бровь.
Все во мне восставало против. В глубине души хотелось, чтобы Коул отказался и тем самым все решил за меня.
— Никто не придет. Я на секундочку. Честное слово.
Коул пожал плечами.
— Рви себе душу, пожалуйста.
Я поколебался еще секунду. Жаль, нельзя было сделать вид, что я заметил кого-то другого. В конце концов, она промелькнула за окном совсем быстро, и лицо у нее было полускрыто шарфом. Но Коул тоже узнал ее.
— Смотри, не устрой пожар!
Я выскочил на улицу и ослеп от неожиданно яркого солнца. В магазин оно почти не заглядывало, но улица просто купалась в сверкающих лучах. Я сощурился. Мать Грейс была уже почти в конце квартала.
И поспешил за ней, едва не сбив с ног сначала двух дам средних лет с кофейными стаканчиками и руках, щебечущих о чем-то, потом морщинистую старуху, курившую перед входом в комиссионный магазин, мотом вынужден был притормозить, уступая дорогу женщине, катившей перед собой широкую коляску с двойняшками. После этого мне пришлось припустить бегом; мысль о том, что Коул гам один в магазине, не давала мне покоя. Мать Грейс двинулась через дорогу, даже не приостановившись перед переходом. Запыхавшись, я притормозил на углу, чтобы пропустить грузовик, и нагнал ее уже в темной нише перед входом в студию. Вблизи она походила на попугая в период линьки: выбившиеся из-под ободка волосы вились мелким бесом, блузка была заправлена кое-как, шарф съехал на одну сторону так, что один конец оказался намного длиннее другого.
— Миссис Брисбен, — выдохнул я, хватая ртом воздух. — Подождите.
Я не представлял себе, какое выражение лица у нее будет, когда она увидит, что это я, и готовился к отвращению или гневу. Но она просто посмотрела на меня, как… как на пустое место. Как на докучливую букашку.
— Сэм? — произнесла она, помолчав, как будто не сразу припомнила мое имя. — Мне некогда.
Она пыталась вставить ключ в замочную скважину; у нее ничего не выходило. Тогда она принялась рыться в сумочке в поисках другого ключа. Ее объемистая и цветастая лоскутная сумка была набита всевозможным барахлом; если бы я нуждался в доказательствах, что Грейс ей не дочь, хватило бы одной этой сумки. Миссис Брисбен продолжала копаться в своем бауле, не глядя в мою сторону. Ее полное пренебрежение — как будто я больше не заслуживал ни гнева, ни подозрения — заставило меня пожалеть о моем порыве побежать за ней.
Я отступил на шаг.
— Я просто подумал, вдруг вы не знаете. Это не Грейс.
Она так резко вскинула голову, что шарф съехал у нее с шеи окончательно.
— Мне Изабел сказала, — пояснил я. — Изабел Калперер. Это не Грейс. Та девушка, которую нашли в лесу.
Когда до меня дошло, что подозрительный ум в один момент не оставит от моей истории камня на камне, собственная затея показалась мне не такой уж и удачной.
— Сэм, — произнесла миссис Брисбен очень ровным тоном, как будто обращалась к сопливому мальчишке, склонному к выдумкам. Ее рука замерла над сумкой, неподвижные пальцы были растопырены, как у манекена. — Ты точно уверен, что это правда?
— Изабел скажет вам тоже самое, — заверил я. Она закрыла глаза. При виде ее боли я испытал мстительное удовлетворение и немедленно почувствовал себя последней скотиной. Это родителям Грейс всегда удавалось как нельзя лучше — заставлять меня стыдиться самого себя.
— Мне нужно возвращаться в магазин, — сказал я быстро, подняв ее шарф и протянув ей.
— Погоди, — остановила меня она. — Зайди на минутку. У тебя ведь есть немного времени?
Я заколебался.
— Ах да, ты же работаешь, — ответила она за меня. — Ну конечно же. Ты… ты специально меня догнал, чтобы сказать?
Я принялся разглядывать собственные ботинки.
— Мне показалось, что вы не знаете.
— Я и не знала. — Она замолчала; я поднял голову и посмотрел па нее. Глаза у нее были закрыты, краем шарфа она водила по подбородку. — Знаешь, Сэм, что самое ужасное? Мне рассказали о гибели чьей-то дочери, а я могу только радоваться этому.
— Я тоже, — вздохнув, произнес я. — В таком случае я ничем не лучше вас, потому что я тоже очень, очень рад.
Миссис Брисбен взглянула на меня — по-настоящему, опустив руки и смотря прямо мне в лицо.
— Наверное, ты считаешь меня плохой матерью.
Я ничего не ответил, потому что она была права. Чтобы смягчить впечатление, я пожал плечами. Ничего ближе ко лжи я изобразить просто не мог.
Она проводила взглядом проехавшую мимо машину.
— Ты, конечно, знаешь, что мы с Грейс сильно поругались, перед тем как она… перед тем как она заболела. Из-за тебя. — Она вопросительно взглянула на меня. Я ничего не ответил, и она восприняла это как знак согласия. — До замужества у меня была куча дурацких увлечений. Мне нравилось, когда вокруг увивались мальчишки. И не нравилось быть одной. Наверное, я судила о Грейс по себе, но она совсем на меня не похожа. Ведь у вас все было серьезно?
— Очень, миссис Брисбен, — сказал я тихо.
— Ты точно не хочешь зайти? Трудно предаваться самобичеванию у всех на глазах.
Я подумал о Коуле там, в магазине. Потом перебрал в памяти людей, на которых наткнулся по пути сюда. Две дамы с кофе. Морщинистая продавщица из комиссионки. Мамаша с двойняшками. Шансы на то, что Коул вляпается в какую-нибудь историю, казались минимальными.
— Только на минутку, — предупредил я.
19КОУЛ
Болтаться в одиночку в книжном магазине было не самым веселым занятием. Я немного побродил по залу, выискивая книги, в которых могло быть написано что-нибудь обо мне, потом пошаркал по ковру на лестнице против ворса, вытаптывая на нем свое имя, наконец принялся крутить радиоприемник в поисках чего-нибудь более-менее неомерзительного. Здесь все пахло Сэмом — впрочем, наверное, это он пах магазином. Чернилами, старым зданием и чем-то более забористым, чем кофе, но менее интересным, чем травка. Слишком уж вся эта обстановка была… высокоинтеллектуальная. Меня как будто окружали разговоры о чем-то совершенно мне неинтересном.
В конце концов я отыскал какую-то книженцию о том, как пережить все самое худшее в жизни, устроился на табуретке у кассы и, водрузив ноги на прилавок, принялся перелистывать ее. На тему «Как жить, если ты оборотень» ничего не обнаружилось. И выяснить «Как избавиться от одержимости» и «Как ужиться с самим собой» — тоже не удалось.