ичего. Но ему кажется, что он вот-вот проснётся.
Егор Неприглядный. «Без прикрас» (1981)
МУКИ ЛЮБВИ
Тётя заболела, и на речной пляж, где собирались дачники, она пришла одна. Растянувшись на полотенце, читала французский роман и скучала. Он накрыл её тенью, щурясь на солнце, предложил разделить компанию. Смуглый, худощавый, он ей сразу понравился. Повалив набок велосипед, достал из багажной сумки вино, поставил на полотенце бокалы. Она пила, лежа на животе, скрестив поднятые икры, и он, не отрываясь, смотрел на её загорелую спину. Много смеялись, он рассказывал забавные истории из местной жизни, незаметно кивая на окружающих.
— Кто бы мог подумать! — косилась она на грузную девицу с лошадиным лицом.
— Да уж, интереснее вашей книжки, — перевернул он французский роман.
Пуская брызги, купались в мелких волнах, и он учил её плавать, придерживая за талию, касаясь груди…
Всё вышло само собой. Неожиданно замолчав, он взял её за руку и повёл в лесной кустарник. Она не сопротивлялась, будто случился солнечный удар. Только и подумала: «Полотенце забыли…» Лето было в разгаре, в зарослях крапивы кружили комары, но, когда опустились на землю, стало не до них.
Вышли разомлевшие, отряхивая со спины прилипших муравьев и сухие листья. Через час, забыв представиться, он укатил. А её тело ещё неделю жгли поцелуи и вонзившиеся стрекала крапивы.
Прошли годы, она постарела, многочисленные любовники стёрлись в её памяти, но тот день остался. Рассказывая о нём, она загадочно улыбалась и непроизвольно почесывалась.
Ивонна Банина. «Экстравагантные романы» (1929)
НЕПРЕХОДЯЩИЕ НАСТАВЛЕНИЯ
Будучи в императорском дворце, учитель сказал:
«Опытный врач не вмешивается в течение болезни, предоставляя организму самому бороться с ней. Он лишь следит за процессом исцеления. В случае выздоровления он пожинает лавры, в случае смерти, забрав причитающуюся плату, торопливо покидает родственников, принося соболезнования.
Неопытный же врач пробует различные лекарства, порошки и чудодейственные мази. Он мучает больного постоянными притираниями, переворачивая в постели, пускает ему кровь.
И только вредит.
Так же и опытный правитель предоставляет подданных самим себе, оставляя за ними полную свободу. Он лишь наблюдает, поощряя едва наметившиеся движения, не вмешиваясь в устоявшийся ход вещей. Достижения он по праву ставит себе в заслугу, неудачи списывает на волю богов. В случае общественной катастрофы он благоразумно уходит в отставку, проедая вдали от родины накопленные средства.
Неопытный же правитель в своём стремлении улучшить мир принимает самые энергичные меры, лезет из кожи вон, пытаясь повернуть вспять глубинное течение истории.
И только всё ухудшает».
Чао Гунь. «Советы мудреца» (VIII в.)
УНИВЕРСИТЕТ С ПРОДОЛЖЕНИЕМ
Он с детства всё схватывал на лету и впитывал, как губка. «Поливай яблоню, — внушали ему, — и яблоко обязательно упадёт тебе в руки!» И он ухаживал за своим талантом с большим рвением, чем за ровесницами. Когда другие листали дни, как журналы, он загружал их пудовыми книгами, тяжесть которых к вечеру переходила в голову. Он отсекал соблазнявшую его руку, вырывал не в меру разболтавшийся язык и выкалывал глаза, если они прелюбодействовали. Ему прочили большое будущее, и он верил в свою звезду. Казалось, он уже превзошёл все науки и постиг все искусства, но шли годы, и те, кто не протирал штанов и не глотал библиотечной пыли, обскакали его на крутых поворотах. Они расхватали сверстниц, тёплые места и удачу. А ему оставили очки на носу. Он так и не встретил любви, о которой читал, и не получил признание, которое заслужил. Он стал лысеть, горбиться, и его обходили за версту. «Ты не научился жить», — читал он на лицах бывших знакомых и не понимал, как овладеть этим главным ремеслом. Он стал пить, запуская один глаз в стакан, а другой в собеседника, и толкаться среди людей, о существовании которых знал раньше только из книг. Он видел теперь изнанку премудрости и понял, что учёность ютится на задворках, раздувая от важности щёки, как дворник в своей сторожке. Его звезда закатилась, не взойдя, а старость опускалась безнадёжно, как ночь. «Всё, чему учили меня — ложь!» — воскликнул он однажды, перебрав больше обычного. Его душили слёзы, и он выложил на колени пистолет…
На этом кончается история прилежного ученика и начинается история серийного убийцы.
«Всё, чему учили меня — ложь…» — повторил он, кусая кулак. И стал мстить бывшим наставникам. «Их убивает собственный обман», — карауля по тёмным углам, дрожал он от ненависти. Искалеченный одиночеством, ущербный, как февраль, он был пасынком их лицемерия, которое теперь целилось в них из темноты. Некоторые узнавали его, но, точно заведённые куклы, продолжали изворачиваться. Он видел, что и они давно презрели своих учителей, но привычно долбили их ничтожные истины. А поэтому стрелял без сожаления. Пули разрывали порочный круг, где он должен был стать последним звеном. Но застёжка сломалась, и бусы рассыпались…
Его приучили к аккуратности, и он точно следовал графику: разбил лист на клетки и принялся жирным крестом вычеркивать фамилии. А когда его наставники отправились в ад, зарядил пистолет и прислонил к виску.
Он ненавидел себя, и его смерть должна была замкнуть цепочку их смертей.
Прежде чем умереть, он успел дважды спустить курок.
Роман Овидин. «Современные метаморфозы» (1963)
ГЛУХАРИ
— А, черт-с! Встреча!
— Ого, вижу живого!
— А дядя, яд яда?
— Он в аду давно.
— Ровно он вор?
— Ага.
— Да, он… Но — ад!
— Мир аж мираж — жарим, жарим…
— А город — дорога.
— Дóрог город?
— Угу.
— Да тут ад!
— Утречко летело к черту…
— А город Ялта? А тля дорога?
— И Тарту дóрог, как город утрат. И…
— Ужас в сажу…
— Ого, всажу ужас в… Ого!
— …окно в онко…
— Тут как тут!
— …там мат!
— Ещё как! А как ещё?
— О, во как! Каково?
— Ежу хуже.
— Уже и ежу?
— Ужу!
— Иди, иди…
— На в лоб, болван!
Чарли Илрач. «“Лечи”, чел!» (2002)
В ОДНУ ВОДУ ДВАЖДЫ
После спектакля в гримёрную Клода Петиньи, начинающего актёра, вошёл представительный мужчина. Не снимая шляпы, он отрекомендовался режиссёром, постановки которого переносят театр в жизнь, и предложил Петиньи роль. «Вашего героя будут звать Себастьян Вержа, а героиню, которую сыграет моя дочь, Флоранс. Это любовная история. Действие разворачивается на городских подмостках, ассистировать вам будут посетители кафе и уличные прохожие». Петиньи был на мели и, спросив о гонораре, согласился. Гость протянул листок с ролью и, назначив премьеру на завтра, откланялся.
Едва успев выучить текст, Петиньи в дорогом костюме, доставленном ему утром, ждал за столиком героиню. Она оказалась прехорошенькой, с выразительными глазами и тонкими аристократичными чертами, так что даже бледность не портила её. Увидев Петиньи, она вздрогнула, и это было единственное, чего не предусматривала роль. Молодые люди разыграли случайное знакомство, повторяя заученные фразы, оживлённо беседовали и смеялись, когда, изображая неловкость, Петиньи опрокинул бокал. Флоранс оказалась превосходной актрисой, так что, провожая её, Петиньи был совершенно очарован. Когда она скрылась за воротами богатого особняка, из-за них появился её отец, протягивая конверт с деньгами и дальнейшими инструкциями.
После третьей встречи Петиньи страстно влюбился. «Вошёл в образ», — повторял он, и ему хотелось петь о своей возлюбленной. Но даже её настоящее имя оставалось тайной. Сгорая от любопытства, он задержал у ворот её отца. «Никаких вопросов, — отрезал тот. — Вам платят, чтобы вы не отступали от роли». И Петиньи подчинился. Между тем близилась развязка. В последнее свидание Себастьян Вержа должен был признаться в своих чувствах. И получить отказ. В отчаянии он будет настаивать и узнает, что Флоранс любит другого. Петиньи не спал ночь, боясь, что Флоранс отождествит его с Вержа. А перед встречей купил цветов, как предписывала роль, и золотое кольцо, которого она не требовала.
Разыграв бурное объяснение, они довели сцену до конца. Флоранс должна была подняться и уйти. Но она не двигалась. И Петиньи решился. «Вержа умер, а я люблю вас, Флоранс! — достал он из кармана кольцо. — Могу я просить у отца вашей руки?» «Дорогóй, — надела кольцо девушка, — просите, только он мне не отец».
«Флоранс, действительно, сирота, — подтвердил представительный мужчина, когда они вдвоём с Петиньи курили в гостиной особняка. — Я был другом её отца, став после его смерти опекуном. По профессии же я — психиатр. Теперь, когда всё так обернулось, мой долг объясниться. Дело в том, что год назад Флоранс перенесла тяжёлую психологическую травму — у неё был роман с одним проходимцем, который её обманул. Она даже пыталась покончить с собой, так что я был вынужден поселиться в этом доме. Как врач, я наблюдал у Флоранс сильный невроз — оскорблённая в своих чувствах, она не могла смириться с произошедшим, её терзала гордость брошенной женщины. Вот мне и пришло в голову лечить её методом психоанализа. Я уговорил её заново пройти все этапы неудачного романа, в точности их повторив. Но изменить финал. Теперь Флоранс должна была отвергнуть Себастьяна Вержа, на которого вы, кстати, очень похожи. Теперь вам понятна её дрожь в первое мгновенье встречи?»
Петиньи кивнул.
А после женитьбы долго размышлял: кого же любит Флоранс — его или Себастьяна Вержа в нём?
Себастьян Петиньи. «Любовь и психоанализ» (1925)
КАПРИЗЫ ИСТОРИИ
Установив могильный крест, каменотёс высек эпитафию: «Барон или граф, чужеземцы, где-то верно служившие своим господам, принимали смерть от меча славного рыцаря Конрада фон Шварцгофа, покоящегося здесь, если, придя в эту землю, что-то противное Богу и императору задумали».