Вечность мига: роман двухсот авторов — страница 14 из 33

А ещё раньше, в гимназии, маленький Илюша терпеливо сносил оскорбления более сильных и дерзких, получая подзатыльники, улыбался, делая вид, что не обижается, будто всё происходящее не имеет к нему ни малейшего отношения.

И теперь во сне Илья Кузьмич вёл себя совершенно как в жизни. «Какая там смерть, — отмахнулся он, когда появился палач. — Всё это происходит не со мной» Даже под маской Илья Кузьмич узнал в палаче одного из своих гимназических мучителей. Тот тронул его шею сальными пальцами, точно что-то вымеряя, и Илья Кузьмич хотел, было, отстраниться, но, подумав, что нарушит этим какой-то таинственный, скрытый от него ход вещей, преодолел себя. Он стоял, будто скованный, и когда палач одним махом накинул ему верёвку, и когда стал душить, наматывая свободный конец на руку. У Ильи Кузьмича выступили слёзы. Он почувствовал, что умирает, что свет для него сейчас померкнет, и он исчезнет раз и навсегда. Палач покраснел — верёвка оставляла на руке багровые рубцы. И тут, будто вспышка, перед Ильей Кузьмичом промелькнула вся его прежняя жизнь, показавшаяся теперь пустой и бесцельной, и эту бездарно проведённую жизнь венчала такая же бездарная смерть. «Вот и весь сказ», — меланхолично подвёл черту внутренний голос. Кровь бросилась в лицо Ильи Кузьмича, он вдруг осознал всю чудовищную несправедливость, уже давно творившуюся с ним, несправедливость, в которой был виноват он сам, и исправить которую было под силу только ему. Страшная злость овладела им, от нестерпимой досады на себя в нём проснулось бешенство. Он резко оттолкнул палача и, сорвав удавку, как безумный, бросился на него. Палач упал, а Илья Кузьмич сел на него верхом и стал отчаянно молотить кулаками. «Хватит, довольно!» — тяжело задышал палач. И тут Илья Кузьмич с изумлением обнаружил, что окровавленные губы палача кривит улыбка, а судьи, скинув капюшоны, стоят вокруг с радостными лицами. Теперь он узнал в них своих умерших родителей, рано покинувших его друзей. «Ну, наконец-то! — поздравляли они, хлопая по плечу. — Теперь ты воскрес!»

Проснувшись, Илья Кузьмич долго лежал с открытыми глазами. «На службу опоздаешь», — толкнула его в бок жена. Илья Кузьмич повернулся и вдруг увидел рядом чужую ему женщину, будто и не прожил с ней столько лет. Не сказав ни слова, он медленно оделся и вышел.

А на другой день уехал в Сибирь — мыть золото.


Глеб Николаевич Босой. «Правда жизни» (1927)

БЕСКОНЕЧНЫЙ ТРЕУГОЛЬНИК

За столом с чашей — молодой мужчина, мужчина постарше и женщина.

Мужчина постарше: Как давно мы не виделись!

Женщина: Тысячу лет!

Молодой мужчина: Но, кажется, совсем не изменились!

Мужчина постарше: А помните, как мы играли королей?

Женщина: И королев!

Мужчина постарше: Я реплику тогда бросал (преображается в короля) — «Какой жестокий мир!»

Женщина: А я к ней добавляла (преображается в королеву) — «Но есть любовь на свете, милый!» (смотрит на молодого мужчину)

Молодой мужчина: А я потупил взор, придворному как подобает… (преображается в придворного)

Король: Да, тебе одной я верю, душа моя!

Королева (в сторону придворного): Тебе я верю, душа моя…

Придворный: В знак верности, мой господин, примите этот кубок!

На чаше написано «яд». Король пьёт и ставит чашу на стол. После паузы.

Король: Недавно книгу я читал про пастухов, так в ней один, немолодой уже, и говорит — «Чертовски мир жесток!» (забрасывая ноги на стол, превращается в ковбоя)

Королева: Она мне тоже попадалась, и помню я жены его ответ (превращается в жену ковбоя) — «Но есть любовь на свете, милый!» (смотрит на молодого мужчину)

Придворный: Занятная книжонка. Напарник старика глаза всё отводил… (превращается в помощника ковбоя)

Ковбой-муж: Тебе одной я верю, детка!

Жена (в сторону молодого): Тебе я верю…

Ковбой-любовник: Вот виски с содовой для компаньона! Угощайся, старина! (подает яд)

Муж пьёт и ставит чашу на стол. После паузы.

Ковбой-муж: Намедни театрик в город заезжал, паршивенькая труппа, но всё ж забавно. Один актёришка со сцены говорил — «Как давно мы не виделись!» (становится актёром)

Жена (становится актрисой): Тысячу лет!

Молодой ковбой (становится героем-любовником): Но, кажется, совсем не изменились!

Свет медленно гаснет, стихая, голоса продолжают разговор.


Люсьен Галь. «Пьесы для чтения» (1961)

ЧЬЯ ВЛАСТЬ, ТОГО И РЕЛИГИЯ

— Если у власти военные, то главной задачей объявляется охрана границ. «А если придут враги?», — пугают вас, накладывая лапу на бюджет.

Если у власти юристы, то на первый план выходит защита гражданских прав. «А если посягнут на вашу собственность? — присваивают адвокаты львиную долю ваших доходов. — Без нас, как без рук!» И устраивают всё так, что без них, и правда, шагу не ступить.

Если у власти повара, то главное место в государстве занимает кулинария. «Питайтесь в ресторанах, и не отравитесь!» — заботятся они о вашем здоровье. И принимают закон, запрещающий есть дома.

Если правят актёры, то мир становится театром. Привлекательность человека определяется количеством его масок, а главным достоинством — умение себя подать, исполняя роль служащего. На развитие актёрских талантов выделяются огромные средства.

Если у власти проститутки, то всё будет продаваться, и феминизм перерастёт в матриархат…

— А если воры?

— Тогда мы имеем всё сразу.


С Интернет-форума «Четверги по пятницам». (2011)

ТАЙНА МИРА

Я сплю в психиатрической больнице, и мне снится, что я сплю в психиатрической больнице, и мне снится, что я сплю в психиатрической больнице…

Быть может, на дне этого колодца лежит истина?


Курт Зейдль. «Я и остальные» (1886)

СЛЕД

«Нам не дано предугадать, как наше слово отзовётся…» А поступок? Это было в сорок четвёртом. Я ехал в командировку, как это бывает в дороге, разговорился с пожилым попутчиком и под стук колёс слушал его жизнь. Вскоре у меня стали слипаться глаза, я повесил в угол куртку и растянулся на полке. А ночью меня растолкал проводник — за окном была моя станция. Схватив чемодан, я выскочил на перрон. Поезд тронулся. И тут я вспомнил про куртку! В ней документы, деньги… Я похолодел. Время-то военное, за это грозил трибунал. Вдруг в проплывающем окне мелькнуло лицо старика, и на перрон полетела моя куртка. С тех пор, когда людское равнодушие донимает меня настолько, что я начинаю ненавидеть окружающих, вспоминаю этот случай. Но старик-то об этом не знает!


Константин Бобарыкин. «Отпечатки в чужой памяти» (1959)

ЧЕЛОВЕК БЕЗ ТИТУЛА

Тосиро Ватанабэ, столичного чиновника, богатого и знатного, отличало высокомерие. Раз он засиделся дома с приятелем, распивая сакэ, так что, когда гость засобирался, уже стояла глухая ночь. Ватанабэ не стал будить слуг, а, разгорячённый водкой, вышел проводить гостя в одном халате. На дороге он ещё долго слушал стихающий цокот копыт и любовался луной, а, вернувшись, обнаружил, что железные ворота захлопнулись. Это его позабавило. Он стал стучаться, но ему не открывали. Ставни были опущены, сторожа крепко спали. Тогда Ватанабэ бросился к соседям. Вначале ему было неудобно за свой вид, но мороз вскоре победил стыд. Он кричал, швырял камни, но ему отвечал лишь собачий лай. Хмель у Ватанабэ окончательно испарился, ему стало страшно. Он плотнее запахивался в халат, но от холода стучали зубы. Чтобы согреться, он побежал, не разбирая дороги, продолжая вопить, и под утро оказался у императорского дворца. Там, основательно промёрзшего, его подобрал сменявшийся караул.


Ямамото Хякудзё. «Поучительные нелепости» (1576)

ТАЙНА ИМЕНИ

Во сне я умирал от одиночества. «Хочешь познакомиться с красивой девушкой?» — повернулся ко мне человек, как две капли похожий на меня. Я кивнул. Мы ехали мужской компанией в просторной машине. Человек, похожий на меня, много шутил. И все, кроме меня, смеялись. Машина неожиданно затормозила, на переднее сиденье впорхнула стройная, длинноногая девушка. Увидев её в водительском зеркальце, я мгновенно влюбился. «Ималата Гула», — не поворачиваясь, представилась она. Или это было приветствие? Или эти слова ничего не значили? Но я понял, что за ними кроется что-то важное. «Ты прав, — согласилась моя копия, — кто их разгадает, тому она будет принадлежать». И тогда я стал думать! Из кожи вон лез, до боли в висках! Но в голову ничего не приходило. Крутилась какая-то чепуха, бессвязные сочетания: «Гулам, малуг, тумагли…» Остальные мужчины тоже делали попытки. Но девушка только смеялась. Я вспотел и, стараясь сосредоточиться, тёр лоб. Напрасно! «Ну, хорошо, хорошо, — похлопал меня по плечу двойник, — усилия должны вознаграждаться». И стал, как немой, шевелить губами. Впившись взглядом, я пытался по ним читать. Тщетно! От отчаяния я готов был расплакаться! Мне казалось, меня дразнят, а вся ситуация подстроена, чтобы выставить меня дураком. И тут я проснулся. Одинокий, как и во сне. Я кусал подушку, а в уме ещё перебирал слоги странного имени. И вдруг мне пришла мысль, что раз сон снился мне, то, стало быть, человек, похожий на меня, как и девушка, и вся компания, был частью моего сознания. Значит, я знал разгадку! Значит, ключ к ней сокрыт во мне!

О, Ималата Гула, я никогда не узнаю твоей тайны, ты, как судьба, которую в глубине все ощущают, но благосклонности которой не в силах добиться!


Самсон Трепетов. «Маленькие ночные эссе» (1964)

КАК СОЙТИ С УМА НЕЗАМЕТНО И ТИХО

Москвич в Петербурге сливается с толпой, петербуржец в Москве остаётся белой вороной. У каждого городского помешательства свой аромат. Один, к примеру, оказался во сне петербуржцем в Москве, хотя наяву был москвичом в Петербурге. Другой во сне побывал москвичом в Петербурге, а наяву оказался петербуржцем в Москве. Дело происходило в поезде «Москва-Петербург». Или «Петербург-Москва». Проснувшись, первый долго думал, то ли он во сне видел себя петербуржцем в Москве, то ли сейчас петербуржец в Москве видит его во сне москвичом в Петербурге? А другой, продрав глаза, соображал, то ли он во сне наблюдал за москвичом в Петербурге, то ли теперь москвич в Петербурге наблюдает за ним, петербуржцем в Москве.