– А я так думаю, что они все, злыдни, заодно. А ещё говорят, будто он, лорд наш, упырей из могил выкапывает. Хочет их оживить и из них войско сделать.
Сумерки тем временем сгустились, и сквозь просветы в густых чёрных облаках то и дело мелькал серебристый зрачок полной луны. В упырей Ута не верила, но от таких разговоров при луне и завывании ветра ей стало не по себе. Снаружи её пробирал ночной холод, а изнутри донимал страх, которому нельзя было поддаваться хотя бы потому, что именно сегодня предстояло узнать, что за наследство оставил ей отец.
Если идти с востока на запад – седьмой вход справа. Потом нужно, проходя мимо двух поперечных штолен, поворачивать поочерёдно, сначала – налево, потом – направо, и так до тех пор… Ущелье Торнн-Баг, древние каменоломни, подземный лабиринт, пробитый людьми, когда они ещё были рабами альвов. И не важно, когда туда идти – днём или ночью… В подземелье нет ни дня, ни ночи… Даже смотреть страшно на этот чёрный провал в отвесной скале, напоминающий пасть окаменевшего чудовища, которое становится тем страшнее, чем сильнее сгущаются сумерки. Но идти всё равно придётся, причём идти одной – как ни веришь своим спутникам, а тайны древнего рода ди Литтов нельзя доверять каким-то там циркачам.
– Ты чего это всякие страсти рассказываешь на ночь глядя! – запоздало прикрикнул на позднего гостя Айлон, когда костёр наконец-то разгорелся и от пламени пошло настоящее тепло.
– Что знаю, то и говорю… – несколько испуганно отозвался землепашец. Он рассчитывал в компании циркачей покинуть пределы Литта и вовсе не хотел ссориться с лысым мужиком, который казался ему здесь главным. – Я как-то в замок дрова приносил на кухню и слышал, как одна кухарка с другой шепталась, дескать, в его, лорда нашего, комнаты два здоровенных гроба затащили, а потом доски от них на растопку пошли.
Ута встала и пошла к повозке, чтобы забрать заранее заготовленную вязанку факелов. Идти в каменоломни нужно было прямо сейчас, ничего никому не объясняя, ни на кого не оглядываясь… А если и дальше слушать эти разговоры про упырей, то ещё труднее будет переступить через страх, который уже вцепился в душу изнутри. А переступить надо… На что годна дочь лорда Робина ди Литта, если не может даже такой малости! Всего-то – пойти и посмотреть.
– Ты куда это? – поинтересовалась «мона Лаира», доставая из погребца пресные лепёшки, которыми расплатились с ними за последнее выступление жители крохотного селища, прижавшегося к речушке, вытекающей из ущелья Торнн-Баг. – Я сейчас еду подогрею. Ужинать будем.
– Помолчи, – решительно, но без излишней горячности пресекла Ута её любопытство. – Когда вернусь, ещё раз подогреешь.
– Смею спросить, – вмешался в разговор Айлон. – Не надо ли помочь, госпожа моя?
– Если к утру не вернусь, – сказала Ута, зажигая от пламени костра первый факел, – уезжайте отсюда. И не останавливайтесь, пока не доберётесь до Ан-Торнна.
– Смею заметить, – тут же отозвался Айлон, – что, если Ан-Торнн уже захватил ваш славный командор Франго, а я в этом нисколько не сомневаюсь, нам без вас там лучше не появляться, госпожа моя. За то, что мы вас не уберегли, он сбросит нас со скалы и правильно сделает.
– Как это правильно?! – немедленно взвился карлик Крук, который, как всегда, подслушивал. – Меня нельзя со скалы! Я лучше к местному лорду шутом устроюсь.
– Ну, тогда здесь оставайтесь, – безжалостно сказала Ута. – Или ищите другой перевал.
– Знаете что, Ваша Милость, – вполголоса обратился к Уте Айлон, – не знаю, что и где вам понадобилось, но, может быть, стоит подождать… Я думаю, Луц скоро вернётся с охоты, а потом проводит вас, куда вам заблагорассудится. Если у вас есть тайны, то он – самый нелюбопытный среди нас.
– Нет, мне никто не нужен. – Ута нащупала под воротником цепочку, на которой держался Купол, сняла с шеи своё сокровище и протянула его Айлону. – Возьми. Сохрани до моего возвращения.
Всё. Тяжёлая вязанка факелов за спиной… Если зажигать один от другого, то до утра должно хватить… Впереди была тёмная бездонная пасть окаменевшего чудовища, а в спину смотрят несколько пар глаз, смотрят с затаённым ужасом и трепетом. Так и должно верным слугам смотреть на свою госпожу… Когда придёт время вернуться, будет ясно, насколько преданы эти слуги… Когда-нибудь, если удастся вернуть себе замок, Айлона можно назначить мажордомом, Крука – придворным шутом, как он мечтает, «мону Лаиру» – первой фрейлиной, если захочет, а из Луца Баяна получился бы неплохой начальник стражи… Но это – не последний случай проверить их преданность, путь, который предстоит пройти, чтобы выполнить последний наказ отца, едва ли будет короток и лёгок…
Подземный коридор оказался теснее, чем казалось снаружи. Страх слегка притих, когда отсветы огня заплясали на грубо отёсанных стенах и тяжёлом, иссечённом трещинами каменном своде. Сразу вспомнилось, как они с Хо покидали замок – тогда тоже было страшно, но совсем по-другому… Тогда она была не одна, и тогда она была совсем ещё ребёнком, а детям неведом настоящий страх… Первая поперечная штольня оказалась рядом, не прошла она и сотни шагов, как справа в стене обнаружился чёрный провал с ломаными краями. Но туда можно было не смотреть – нужно было идти вперёд и надеяться, что путь окажется не слишком долгим, а то, что лежит в сокровищнице, – достойно того, чтобы терпеть этот страх, который почему-то с каждым шагом становится всё сильнее и неотвязнее. Этот страх здесь у себя дома… Каменоломни ущелья Торнн-Баг издревле пользовались дурной славой, и даже в лучшие времена обозники, везущие товары через перевал из Окраинных земель и обратно, старались засветло преодолеть это место, а в одиночестве здесь мало кто рисковал появляться даже днём…
Ута едва не пропустила вторую поперечную штольню – вход в неё оказался наполовину заваленным обломками обвалившегося свода. Значит, теперь, как только откроется новый проход, надо свернуть налево… Подземелье молчит – слышен только звук собственных шагов и треск факела… Она остановилась, прислушиваясь, не доносятся ли откуда-нибудь посторонние звуки, и вдруг до неё донеслось что-то похожее на вздох. Замереть! Слиться со стеной?! Поспешить обратно? Нет! Идти вперёд – страшно, назад – стыдно, недостойно, глупо… Лучше было и не браться за то, что не в силах сделать. Но тогда, наверное, не стоило и спасаться из осаждённого замка… И немыслимо покориться иной судьбе, кроме той, что дарована правом рождения – для этого нужно было бы забыть, кто ты и откуда. Если слышать только шум собственных шагов и смотреть только на искры, летящие из пламени факела, то можно на время и забыть о страхе, гнездящемся в той непроглядной тьме, которая всё время впереди, которая отступает на шаг, стоит только шагнуть ей навстречу.
А вот и долгожданный поворот… Каменный коридор стал ещё уже, и любому, кто шире в плечах, пришлось бы здесь двигаться боком – но, к счастью, недолго – вправо уходит ещё одно ответвление, здесь могла бы и повозка проехать, и свет факела почти не достаёт до противоположной стены, а высокий потолок едва различим – заметны лишь редкие блики на соляных наростах. Странно, но пустое пространство пугает сильнее, чем теснота. Чем дальше стены, тем ближе подбирается тьма, тем больше неведомых опасностей может в ней таиться…
Теперь – налево… Это уже и совсем не похоже на штольню, пробитую когда-то людьми. Сверху, словно сосульки, свисают каменные наросты, а под ногами – лишь узкая тропа, по обе стороны от которой теснятся бесформенные нагромождения булыжников, покрытых разноцветной плесенью. Зато тропа – прямая, как стрела, выложенная мелкой серой плиткой, и кажется, что кто-то даже вытер с неё пыль. Значит, можно и не смотреть под ноги – главное, не пропустить правый поворот, и кто знает, сколько ещё их осталось…
Под ногами что-то звякнуло, и, уже теряя равновесие, Ута успела разглядеть короткий жезл – бронзовый, позеленевший от времени стержень, обвитый золотой сверкающей змеёй…
Мелкие камушки впились в бок, а выпавший из руки факел закатился за чёрный ребристый булыжник, выбросил вверх густой сноп искр и погас.
Теперь даже и думать не стоило о том, чтобы идти вперёд… Теперь даже не осталось надежды вернуться назад… Даже если нет здесь никаких упырей или иных чудовищ, блуждать в кромешной тьме по этому бездонному лабиринту можно целую вечность, всю оставшуюся жизнь, которая едва ли продлится слишком долго…
И было страшно даже шевельнуться – темнота охватила её чёрным холодным саваном, не оставляя никакой надежды когда-нибудь вырваться из этого каменного плена… «Солнце спряталось за тучу, туча спряталась в камыш. – Глупое детское заклинание было единственным, за что ещё можно было уцепиться. – Милый гномик, самый лучший, ты проснись и нас услышь…» Никогда прежде она так сильно не желала, чтобы «милый гномик» явился к ней… Но одного заклинания мало – надо ещё и верить всем сердцем, всей душой, всеми силами, что гномик не может не явиться. И ещё нужно быть ребёнком… А после того, как по её воле пролилась чья-то кровь, после того, как ей стал принадлежать Купол, она чувствовала себя взрослой. Однажды став взрослым, назад уже не вернёшься, а значит, никакой гномик никогда уже не придёт, как бы сильно этого ни желать… «От жаровни тянет стужей, тянет жаром с ледника. Милый гномик, ты нам нужен, без тебя у нас тоска…»
Вот и всё… Теперь уже точно никто не придёт на помощь, теперь уже точно чужак, явившийся с севера, будет владеть замком Литт, а последняя воля лорда Робина так и не будет исполнена, потому что некому будет её исполнить.
– В прятки или в догонялки? – Гномик, почёсывая кудлатую бороду, сидел на каменной сосульке, растущей вверх. Сегодня он был крохотным и мог бы уместиться на ладони, зато светился особенно ярко – почти как горящий факел, только прохладным серебряным светом.
– В прятки – нечестно, я тебя вижу, а ты меня нет, – отозвалась Ута, пытаясь подняться. Она ещё не верила в свою удачу – гномик мог оказаться и сном, и мороком, который наслали на неё злые духи подземелья…