– Сначала пустить, а потом… – Хенрик хотел сказать «размазать», но решил не спешить. – А потом видно будет. Пусть войдёт.
– Прямо сюда? – удивился командор. Обычно лорд никого не пускал в верхние покои, кроме самого Геркуса и Греты, чтобы пыль протёрла. – С ним свита: полторы дюжины рыл и узкоглазая рабыня в придачу – наверное, дарить собрался.
– Красивая?
– Не видно – упаковали так, что глаза одни торчат.
– Пусть войдёт только посланник, – распорядился Хенрик. – И рабыню пусть прихватит. Остальных даже за ворота не пускать.
– Угу, – отреагировал Геркус и поспешно удалился. Путь вниз ему предстояло проделать пешком по узкой крутой лестнице, и посланнику вместе с рабыней придётся подниматься по ней же – лорд запретил опускать подъёмную клеть, если он сам находится наверху. Теперь даже самые приближённые из соратников и слуг, даже гости, которым не лишним было бы оказать хоть какие-то почести, вынуждены были карабкаться пешком на верхние этажи башни, где располагались и тронный зал, и трапезная, и личные покои лорда, которые хозяин почему-то в последнее время покидал всё реже и реже. Толстая Грета даже слегка похудела за последние несколько недель.
Итак, сосед прислал гонца… Причин для этого может быть несколько. Например, регент, опекун юного эрцога, приглашает к себе на пир в честь окончания смуты, которая охватила Горландию после того, как эрцог остался без войска, а страна – без эрцога, а также просит соседа оказать ему честь присутствовать на казни главарей бунтовщиков. Не исключено, что регент хочет чего-то потребовать – поскольку прежний род лордов Литта прекратился благодаря вторжению горландцев, он может захотеть подмять под себя восточные земли Литта, чтобы иметь выход к Серебряной долине – месту никому не доступному, а потому совершенно бесполезному. После того как Гиго Доргон истребил там последних альвов, его войска и он сам едва унесли оттуда ноги, и ни в одной летописи не упоминается о том, что же на самом деле там произошло… Наконец, что регент, видя, как стремительно восстанавливается замок Литт, сообразил, что Хенрик ди Остор не стеснён в средствах и желает либо попросить взаймы, либо потребовать платы за разрушение Литта, которое стоило и золота, и крови… В любом случае, ничего заслуживающего внимания визит посланника не сулил – вероятные претензии надлежало с негодованием отвергнуть, а возможные просьбы – мягко отклонить. Скоро, очень скоро ослабленная Горландия станет первой добычей Литта, вокруг которого начнёт разрастаться новая империя, единственная и вечная. Но и теперь не стоит слишком цацкаться с беспомощным соседом, возомнившим, что он может чего-то значить, кроме добычи для охотника, который пока лишь отращивает клыки.
– …и я ни за что не поверю, что ваш лорд точно так же сюда карабкается! – раздался за дверью визгливый голосок. – Вы, командор, просто хотите унизить меня, великую Горландию и моего эрцога в моём лице! Это вам даром не пройдёт!
– Пройдёт-пройдёт! – отозвался Геркус и, судя по звуку, от души хлопнул собеседника по плечу. – Тебе тут честь такая – в личные покои, а ты артачишься. Лучше девке скажи, пусть личико откроет, а то их милости не понравится – а я потом отвечай…
Судя по всему, Геркус понимал, что лорд его слышит, и от этой показной, но трогательной заботы о собственной персоне Хенрик испытал что-то вроде умиления.
– Уберите ваши немытые лапы! – воспротивился посланник, подойдя вплотную к двери. Похоже, он никак не мог отдышаться после подъёма по лестнице. – А то я доложу их милости, что вы пытались облапать то, что принадлежит их милости.
– Ну и ладно… – Раздался почтительный стук в дверь. – Ваша милость, тут некий Таур ди Шарп, утверждающий, что он посланник регента Горландии.
– Пусть зайдёт, – отозвался Хенрик, нахлобучивая на себя венец и принимая позу непоколебимого достоинства, что было трудновато сделать, сидя в мягком кресле с низкими подлокотниками и скошенной назад спинкой.
Дверь распахнулась, и на пороге показался толстый увалень в камзоле из синего бархата и с алой шёлковой лентой через плечо.
– А девка пусть тут подождёт, – раздался из-за его спины голос командора. – Я постерегу пока, чтоб не увели. – Геркус хихикнул и слегка подтолкнул посланника вперёд. Тому некогда было сопротивляться и протестовать – аудиенция уже началась, поскольку он попал в поле зрения лорда.
– Приветствую вас, о владыка цветущего Литта, который воспрянул от векового сна в сиянии вашего скипетра! – Речь, похоже, была заготовлена заранее, и посланник через каждые два слова делал шаг вперёд и кланялся. – Мой эрцог моими устами рад приветствовать своего доброго соседа, благородного брата и достойного союзника.
– Говори дело или убирайся, – охладил Хенрик его пыл, не меняя позы. – Мне некогда выслушивать всякие глупости.
Посланник несколько опешил, соображая, как реагировать на такую встречу. С одной стороны, оскорбление посланника означало оскорбление самого эрцога, но с другой, слова лорда можно было расценить как предложение обойтись без излишних церемоний.
– Язык проглотил? – поинтересовался лорд, глядя на вошедшего с полным безразличием.
– Никак нет… – отозвался посланник с дрожью в голосе. – Я прибыл засвидетельствовать… Я хотел сказать… Мой повелитель хотел… Я сообщить… – Чувствовалось, что оказанный приём произвёл на него неизгладимое впечатление, и одного взгляда холодных серых глаз хватило, чтобы вся привезённая из дому спесь немедленно улетучилась. – Нам угрожает опасность, сир… И вам угрожает. Я должен предупредить. Если понадобится, мы совместно… Мы могли бы противостоять. Да! Совместными усилиями. Любому врагу. Коварному…
– Давай сюда. – Хенрик указал глазами на свиток, который посланник держал в дрожащей руке. Там явно было письмо регента, суть которого должен был изложить толстяк в случае, если новый лорд Литта не пожелает или не сможет прочесть его самостоятельно. – И перестань дрожать, не трону я тебя. Наверное…
«Приветствую тебя, владыка цветущего Литта, который воспрянул от векового сна в сиянии твоего скипетра! Приветствую тебя, мой добрый сосед, возлюбленный брата и достойный союзник, благородный Хенрик ди Остор, лорд Литта…»
Первые строки послания оказались ничем не лучше речи, которую пытался произнести посланник.
«…но судьба сложилась так, что мои враги оказались и твоими врагами. Меня, как и всех горландцев, они ненавидят за то, что мы лишили власти их господина, от которого они получали свой хлеб и кров. Тебя, брат мой, они ненавидят за то, что ты стал владыкой того, что они считали своим.
Лорд Робин, да будет проклято богами его имя, совершил немало преступлений против империи, и главным из них была его благосклонность к мятежникам из Окраинных земель. Да, всякий, кто не желает склонить голову перед величественным блеском имперской короны, – мятежник и вор. Лорд Робин, да сгинет его имя из памяти людей и рабов, пополнял свою казну тем, что продавал торговцам из Окраинных земель грамоты, подтверждающие, что они – жители Литта, а значит, имеют право везти свои товары в имперские провинции. Вместо того чтобы держать варваров в страхе и нести дальше на юг, за Альды, славу империи, он вступил в сговор с дикарями. Такое нельзя было терпеть, и, повинуясь воле императора, эрцог Горландии Леон ди Кофр ввёл в Литт свои войска, чтобы покарать этого отступника и отщепенца. Но лорд Робин, да замёрзнет его чёрная душа в ледяной пустыне, к которой обращён тёмный лик божественной Гинны, оказался не просто бесчестным властителем, но ещё и коварным колдуном. Он своими гнусными чарами разрушил собственный замок, и вызванный им чёрный смерч уничтожил и тех, кто сражался на его стороне, и тех, кто нёс ему возмездие…»
Так и есть… Сейчас будет чего-то требовать или о чём-то просить. Не с его силами сейчас требовать! Кто-то ему угрожает, и он, этот полудохлый регент при младенце-идиоте, желает убедить лорда Литта, что у них общий враг. Придётся ему подтереться собственным посланием…
«…но не все его приспешники погибли тогда – командор Франго трусливо бежал с поля боя и скрылся с толпой простолюдинов в Окраинных землях. А теперь верные люди донесли мне, что он подло захватил замок Ан-Торнн – владение благороднейшего из горных баронов Ласса ди Трота – и подбивает варваров устроить нашествие на Литт и Горландию, суля им несметные богатства и славу сокрушителей империи. Его коварство не знает границ, захваченный им замок почти неприступен, да и сам он, по слухам, не брезгует колдовством.
Смею напомнить, что восточная сторона ущелья Торнн-Баг принадлежит Горландии, западная – Литту, а у бывшего командора Франго, да истлеют его кости, есть причины ненавидеть нас обоих. Уверен, что моя тревога найдёт у тебя понимание, брат, и мы найдём способ поставить на место проклятого выскочку. В знак нашей дружбы прими от меня в дар рабыню, прекрасную чужестранку, которую мои люди купили на невольничьем рынке в Таросе. Варвары, как известно, промышляют пиратством, и, по словам продавцов, эта рабыня – принцесса из неведомой страны Цай. Наверняка они бессовестно солгали, но в том, что она прекрасна и горда, как знатная дама, невозможно усомниться. Она говорит на каком-то птичьем языке, а по-нашему не понимает ни слова – или делает вид, что не понимает. Называй её Тайли – она иногда откликается.
Твой добрый сосед, преданный брат и союзник, Коон ди Лар, опекун достойнейшего Сакра ди Кофра, эрцога Горландии».
– Я… Мне… Мне приказано… Ответ передать, – промямлил посланник, заметив, что Хенрик закончил чтение.
– Геркус! – позвал лорд своего командора, не обращая внимание на дрожащее тучное существо, продолжающее стоять напротив на полусогнутых ногах. – Тащи сюда рабыню.
Сначала раздался звероподобный рык, а потом дверь распахнулась, и на пороге возник изящный женский силуэт, с головы до пят обмотанный лёгкими шёлками телесного цвета. Она не шла, она будто плыла, не касаясь пола…
– Я только подтолкнуть её хотел! – прокричал Геркус Бык, вваливаясь вслед за ней. Его правую щёку пересекали четыре алых борозды, и на кружевной воротник падали крупные капли крови. – Я ничего, ваша милость! А она, стерва, когтями, дрянь!